Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!
«Поздновато Чешир спохватился — тревожиться по этому поводу», — подумал я, но промолчал.
— Летательницы прекрасны, — продолжал Чешир, — но дело не в красоте. Красота и притягательность напрямую не связаны. В мире столько красивого, но не возбуждающего.
Я кашлянул.
— И поэтому вы решили совратить Пери? Будет вам, Питер, я ни секунды не верю, что вы пленились ее красотой. Вас заводило ощущение собственного могушества.
Чешир полоснул меня гневным взглядом, свел брови.
— Что вы несете, Фоулер! Вы понятия не имеете о настоящем могуществе и власти. И представить себе не сможете.
— Ничего, не беспокойтесь, как-нибудь представлю, у меня от природы весьма живое воображение, — парировал я. — Сейчас расскажу, что вас так возбуждало. Вы превращали каждое свидание в смертельно опасную игру. Играли с Пери, как кот с мышкой. Пристрастились — и потому все другое вам уже было слишком пресно. На такие забавы подсаживаются покрепче, чем на наркотики. — Я говорил, а сам вспоминал беседу с Руоконен. У летателей недаром сложности с деторождением. Мне запали в память ее слова: «Стать летателем — значит измениться как личность. Изменить свои приоритеты». — И вы наконец-то решились и открыли все Авис, да? — спросил я. — Сказали, что Пери — родная мать Хьюго? А с Пери — просто не рассчитали? Привыкли к тому, что Авис от вас все никак не забеременеет, и забыли об осторожности, не подумали, что другая вполне способна? Потом вы получили результаты анализов, и тогда все и завертелось. Вы знали, что Авис рано или поздно догадается — она даже не генетическая мать Хьюго, а ведь Авис ждала иного — что Пери будет всего лишь суррогатной. План не сработал, интрига рассыпалась, и вам пришлось сказать Авис правду. Бедняжка, сколько на нее всего сразу обрушилось. И ребенок оказался чужим — правда, похоже, она всегда нутром это чуяла… наверно, и холод ваш тоже чуяла. Всегда. Не диво, что она так маялась.
Чешир не поднимал глаз от инфокарты, которую так и не выпускал из рук.
— Я с самого начала подозревал, что вы меня обманываете, но и помыслить не мог, насколько. Это же надо — отбирать у Пери ее ребенка! Да вы, летательская братия, просто чудовища. Выродки. — Я больше не в силах был сдерживать гнев. — Вам что, сердце вырезают, когда пришивают крылья?
Чешир наконец-то соизволил поднять голову и неприязненно посмотрел на меня.
— Что за наивность, Фоулер, — ответил он. — Пери все равно бы пришлось отдать нам ребенка. Я не сказал ей правду — пощадил, из жалости.
— Да Пери пришла в ужас, когда поняла, что вы вот-вот сбагрите Хьюго неведомо куда и кому! У нее сердце разрывалось, она же видела — вы им пренебрегаете, и все только потому, что из него не получается слеток, что малыш не в вашу породу пошел, другим уродился. — Мне уже казалось, я вот-вот зарычу и зафыркаю, как разъяренный Плюш. — Задела она вас за живое, а? Еще бы Авис не бесилась! Спятишь тут. Впрочем, Авис ничуть не лучше вас, вы два сапога пара. Очень в духе богачки — спихнуть беременность и роды на чужие плечи и сберечь свою драгоценную фигуру! Можно подумать, Хьюго — тючок с бельем, которое вашей мадам было некогда выгладить. Полагаю, она не очень-то и жалела, что не сама вынашивала и рожала, а? Ей главное было, чтобы генетически Хьюго был ей сыном, а на остальное плевать она хотела.
Тут уж Чешир вскипел. Он отбросил инфокарту и резко сел, скривившись от боли.
— Фоулер, с каких пор вы заделались проповедником? Вы ни черта не знаете про беременность и роды, а туда же — суетесь со своими рассуждениями. Что вы в этом понимаете? Не вам же рожать. Скажите на милость, что такого прекрасного и благородного в беременности и родах? Растяжки? Порванная промежность? Может, хирургические разрезы? Сплошное варварство и уродство. Каменный век. Может, вы сами ткете себе одежду или печете хлеб? Ах, нет? Так надо же немножко соображать, где грань разумного. Вы просто приукрасили беременность и роды романтическим флером — от безвыходности, потому что вашей семье не по карману другие варианты. — Страстный выпад утомил его, и Чешир откинулся обратно на подушки. Помолчал, собрался с силами и заговорил снова, еще горячее: — Я скажу вам кое-что еще. Скандал, который вашими стараниями разгорелся вокруг «Ангелочков» и церкви, принесет больше вреда, чем пользы. Вы, конечно, вообразили себя рыцарем на белом коне, спасителем бедных беззащитных девушек? Ни черта подобного! Знаете почему? Потому что бедные девушки никакого спасибо вам не скажут, наоборот — еще и проклянут. Вы им только все испортили. У них за душой ни гроша, вот и торгуют тем единственным, что имеют, лишь бы в люди выбиться. И кто вы такой, чтобы их судить и решать их участь? Думаете, Пери предпочла бы гнить на Окраинах и остаться без крыльев? А вы ее спрашивали? Так спросите, черт вас подери!
Я выслушал эту тираду молча, глядя на него так же враждебно, как он на меня. Потом отвел глаза. Заметил инфокарту, которую Чешир сгоряча швырнул на столик у кровати. На экране, сменяясь, мелькали какие-то картинки — изображения дома, не чертежи даже, а вроде как макет готовой постройки, объемный и яркий.
— Лучше скажите по-хорошему, где Хьюго. — В голосе Чешира прозвучала неприкрытая угроза. Он проследил мой взгляд — я никак не мог оторваться от картинок, очень уж они оказались необычными.
— Скажу. Как только назначите встречу с Пери и адвокатами. Адвокат Пери сам с вами свяжется. А сейчас, как я понимаю, вам к Хьюго и приставить некого, — невозмутимо ответил я.
— Найду кого, — бросил Питер.
— Что, свеженькую няню наймете? В прошлый раз очень удачно получилось, — съязвил я.
Чешир высокомерно прикинулся, будто не услышал, и показал мне на экран инфокарты.
— Это будущий дом Хьюго. Такой дом не строят — его выращивают, все цвета и материалы созданы из настоящих лепестков, листьев, стеблей. У каждой комнаты — свой аромат: чабреца, сена, апельсинов, ванили. И ко всему прочему дом умеет более-менее самостоятельно регенерироваться.
— Фантастика. — Я не сумел скрыть восхищения. Черт возьми! Чешир, конечно, самодовольный и безжалостный сукин сын, но какой талантище! Работа — несомненно, его единственная страсть. И подумать только — показывает мне свои разработки так спокойно, будто все, что случилось раньше, осталось в далеком былом или вообще не происходило. Вот это умение двигаться дальше! Казалось, Чешир оставил все в прошлом: и жену, и дом на верхушке скалы, и Плюша. Ну да, Чешир ни разу не упомянул маленького льва, не поинтересовался, как тот поживает, цел ли, здоров ли. Почему Питер такой? Винить перекроенные гены и медикаментозные процедуры — слишком удобный и простенький ответ. О нет, реакции у Чешира вполне человеческие. Так обойтись с матерью своего сына, с самим сыном! Уж я-то знаю, люди еще и на худшее способны. А ведь Чешир не понимает главного: больше всего страдает от этого Хьюго.
Я все не мог оторвать глаз от растительного дома на экране инфокарты. Стены у него были сотканы из луговых трав и пестрых цветов, зеленый дворик скрывал обитателя от посторонних взоров. От такого жилья я бы и сам не отказался. Питер вложил в этот дом душу, я видел, — он хочет обеспечить Хьюго всем самым лучшим, но меня так и подмывало сказать Чеширу: пойми, лучшего все равно недостаточно! Ребенку нужно отдавать всего себя целиком. А дом, конечно, прелесть, архитектурный шедевр. Судя по картинкам, он будет подниматься над землей, словно вьющийся бобовый стебель, только алого цвета. На самом верху расположатся покои Питера. Да, очень по-летательски. Как там говорил Чешир? «У нас клаустрофобия, у них головокружение».
Чешир устало смежил веки и величественным жестом указал мне на дверь. На прощание он нанес последний удар:
— Помните, официально Хьюго — наш с Авис сын. Так записано в его свидетельстве о рождении.
Я навещал Пери как можно чаще, едва выдавалась свободная минутка, сразу мчался в больницу, но Пери до сих пор не пришла в себя. Звонил Хенрик, справлялся о ее состоянии, я мрачно ответил, что инфекция не унимается и лекарствам не поддается. «Не иначе, один из этих новых сверхвирусов», — предположил Хенрик. Пока Чешира не выписали из больницы, мы с Хенриком и Вивьен по очереди присматривали за Хьюго. Отдать его обратно в «детское стойло» — об этом и речи быть не могло. Хьюго охотно играл с близнецами Хенрика и радовался обществу Плюша. Маленький лев, правда, заметно сдал — уже не резвился и не скакал, как прежде, а к Хьюго относился как терпеливый снисходительный дедушка к бойкому внучку. Порой он даже позволял малышу залезть к нему на спину и прокатиться несколько шагов, но потом мягко стряхивал Хьюго на пол — под счастливый визг последнего.
— Страшно подумать, что бы сказали в Управлении, пронюхай они, как мы тут пасем Хьюго безо всякого на то дозволения, — заметил Хенрик как-то вечером, когда я приехал к ним в «Дзэн» на ужин. Сегодня Хьюго ночевал у Хенрика с Вивьен. — Но, правда, в Управлении и обратиться-то не к кому, вся контора закрыта и опечатана.
