Влада Воронова - Пути предназначения
— А ты? — тревожно спросил Дронгер. — Что думаешь ты?
— Что статус Открывателя слишком слабая защита. Что в Гарде Авдей совсем один. Вряд ли Гард чем-то лучше Алмазного Города. Тем более, что рядом нет никого из нас — ни воина, ни целителя, ни хранительницы. Никого. На Авдея столько свалилось, папа. И везде он был один. Почему?
— Потому что он отверг все предначертания судьбы, а собственных так и не создал. Вот его и швыряет как щепку по волнам от одного берега к другому.
— По крайней мере, ты сказал «щепка», а не… — обиженный Винсент не договорил.
— Авдей трижды спас тебя и Рийю. Я пыль у ног его. Но это не меняет того факта, что собственного предназначения Авдей так себе и не создал. А значит, его так и будет метать вихрями чужих судеб. Быть может, звучит это всё высокопарно и потому кажется нелепым, однако всё это факт. Задача, которую надо решить или погибнуть. И ни ты, и ни я, и ни кто-то другой Авдею не поможет. Всё сделать должен только он сам.
— Как-то всё… несуразно. Отказываются только от подарков. А судьба никогда и ничего не дарила Авдею. Об этом даже говорить бессмысленно. Судьба всегда была к нему неоправданно сурова. Нет, это даже не суровость! Это тупая, бессмысленная, садистская жестокость! Так несправедливо… Неправильно!
Адвиаг вздохнул. Объяснить будет нелегко.
— Авдей… И его отец… Да и дед тоже, хотя наверняка будет отрицать, если о нём так скажут… Все они отвергли подарки судьбы ещё до того, как они были предложены. Даже не поинтересовавшись, что там может быть, в этих дарах. И саму судьбу отвергли. Они никогда не нуждались в её поддержке, а потому могли не бояться её кары. Михаила и Григория никогда не касались ни предопределения, ни предназначения судьбы потому, что они сами создавали себе предназначения, и сами решали, что будет определителем, а что — определяемым. Не исключено, что они в чём-то совпадали с первоначальным рисунком их жизни, но это не более чем случайное совпадение фрагмента. Всю линию жизни от начала и до конца Михаил и Григорий рисуют себе сами. Поэтому и жизнь их принадлежит только им самим. Чужим предначертаниям они не подвластны.
— Но при чём тут Авдей? — не понимал Винсент.
— При том, что Авдей остановился на полдороге. Предначертания судьбы он уничтожил, но собственных не нарисовал. Отказался от дарованных предопределений, а собственных определителей и определяемых не выбрал. Отверг данное ему предназначение, однако собственного так и не создал.
Винсент ответил с возмущением:
— Предназначение — оскорбительное слово! Как будто ты вещь. Это для унитаза есть чёткое и совершенно определённое предназначение.
Адвиаг усмехнулся.
— Унитаз изначально лишён способности выбирать. Как лишены её бриллиантовые запонки или хрустальная люстра. Это вещи. Цель их существования предопределена изначально ещё до их создания. Но люди могут создавать себя сами. А значит и сами могут решать, кем и чем они станут в мире. В мире всё и все существуют не просто так, а с определённой целью. От этого никуда не денешься, это закон бытия мироздания. Бесцельных составляющих оно не терпит. Так что у нас у всех есть выбор — либо принять то предназначение, которое даёт воля судьбы, либо создать собственное, либо быть уничтоженным.
— Главное при этом, — сказала Ринайя, — не перепутать желаемое с желательным. Это я о тех смазливых куколках, которые из кожи вон лезут, чтобы выйти замуж непременно за прекрасного принца в белом звездолёте, а потом замазывают тональным кремом синяки от супружеских побоев и говорят, что им выпала злая судьба. Или о тех толстых неуклюжих мальчишках, которые мечтают непременно стать супермускулистым суперкапитаном суперкорабля и губят невостребованностью другие свои таланты. Очень важно уметь отличить желание от облика, в котором его желательно воплотить.
— Тем более, что образ желания нередко полностью заслоняет от желающего его суть, — подытожила Малнира. — Всё это правильно, только зачем мы устроили философский диспут? Как будто больше поговорить не о чем. Особенно перед долгим расставанием.
— Вот именно что перед долгим расставанием, — ответил Дронгер. — Прежняя жизнь уходит безвозвратно, и надо решать, какой будет новая.
— В Бенолии не бывает нового, — сказала Малнира. — Великая и Вечная Бенолийская империя неизменна.
— И всё же многое изменилась, — возразил Винсент. — Очень многое. — Он посмотрел на отца. — Пожалуйста, напиши Авдею всё, что говорил мне о судьбе, о её предопределении и предназначении. Ты даже не представляешь, как для него сейчас это важно.
— Я? — испугался Адвиаг. — Авдею? Нет. Ему я писать не могу. Проще императору… Нет-нет. Я даже не знаю, как к нему обратиться.
— Как ко всем обращаются, по имени.
— Нет, — сказал Дронгер. — Невозможно. К Открывателю — и по имени? Нет.
— Открывательство — это пустая формальность. Авдей — мой друг, а значит и твой друг тоже.
— Нет! — жёстко отрезал Дронгер.
«Я никогда не смогу заговорить с тем, кого я предал. С тем, кто трижды возвращал мне из небытия детей. Целовать пыль у его ног — да. Но заговорить… Невозможно. Я не смогу».
— Ты… — Винсент запнулся. — Ты по-прежнему считаешь, что для наследника дээрнского рода недостойно разговаривать с простокровкой? Пресвятой Лаоран… Авдей дважды спасал мне жизнь. Один раз я ему… Но это всё неважно. Для друзей такими делами считаться нельзя. Главное, что он мой друг. Ты мой отец. Я не хочу, не могу отказываться ни от кого из вас! Я люблю вас обоих. Пресвятой Лаоран, какую из двух рук мне надо отрубить, чтобы вы помирились?
— Винс!
— Что «Винс»? Авдей хотя бы молчит, когда речь о твоей работе и титуле. Родителей не выбирают… А друзей тоже не выбирают! Это как дар судьбы… Или счастливый случай. Увидеть в толпе, разглядеть в случайных встречах того, кто станет твоим другом. Кому станешь другом ты. Не пропустить, не пройти мимо. Мне повезло, я увидел. Я смог. Пока это лучшее, что я в своей жизни сделал. Ринайя и Авдей. Две встречи, которые я не пропустил. Люди, в которых моя жизнь. — Винсент неотрывно смотрел на отца. — И ты хочешь, чтобы я от них отказался? Предал? Только кого я предам на самом деле — Авдея или себя? И нужен ли я буду после этого тебе?
— Винс… — тихо сказал Адвиаг. — Винсент…
«Пресвятой Лаоран, как же всё объяснить? Как признаться в том, что приказал убить спасителя собственных детей? Ведь если бы Авдей сказал на допросе, где прячутся Винс и Рийя, коллегианцы обезглавили бы их ещё до того, как я успел подойти к цирку. А после? Если бы Альберт забрал Авдея из коллегии… Если бы орденские боевики не успели отобрать его у конвоя… И если бы Винс не позвонил тому братку… Тогда Авдей был бы мёртв, а Винс и Рийя превратились бы в горстку пепла. Пресвятой Лаоран, что мне теперь делать?»
— В письме не обязательно ставить обращение, — сказала Ринайя. — Нужно всего лишь облечь всё, что здесь говорилось о предназначении, в письменную форму. А с обращениями разберёшься после, когда всё успокоится.
«Она всё знает, — понял Дронгер. — Догадалась. С логическим мышлением у Рийи намного лучше, чем у Винса. Мальчик — интуитивщик, больше доверяет эмоциям. Он верно оценил моё отношения к Авдею до Открывания… Но бессилен представить, что творится теперь. Потому что слишком чист для того, чтобы его могли коснуться грязные помыслы. А логика одинаково равнодушна и к чистоте, и грязи. Ей нужна только истина. Поэтому я смогу рассказать Ринайе всё. Она поймёт. И выслушает, не перебивая».
— Ты напишешь Авдею? — спросил отца Винсент.
— Да. Конечно, напишу. Только ты скажи ему, что сам прочёл это в книге без обложки и названия. Не говори обо мне. Пока не говори.
Винсент смотрел на него испытующе:
— Так ты не считаешь Авдея плохим? Или грязным? Низменным?
— Я пыль у ног его.
Винсент отрицательно качнул головой.
— Ты путаешь Авдея с Максимилианом. Или с Филиппом. Авдей другой, папа. Совсем другой.
— Я знаю. Но не знаю других слов благодарности. Мне ещё не приходилось благодарить людей. До сих пор я видел лишь придворных.
Винсент обнял его, прижался лбом к плечу.
— Всё пройдёт, папа. Любые раны заживают. Нас не сломали. Мы есть. И это главное.
Винсент разжал объятия, улыбнулся.
— Мы есть. И будем.
* * *В Большом Кольце невозможно найти того, кто не желает быть найденным. За исключением тех случаев, когда за поиски берётся космостража.
Собственно, даже искать не пришлось. Цалерис просто зашёл в паспортный стол, поболтал с операторшами, угостил девушек светлым дамским пивом и сушёными кальмарами, любимым их лакомством, сделал парочку фривольных, но очень лестных комплиментов. В итоге справку о жилищной регистрации бенолийского переселенца Малугира Шанверига ему пообещали сделать через два часа. И запрос фиксировать не стали. Затем Цалерис заглянул в отделение финнадзора, со вниманием выслушал длинную вереницу жалоб на тупость налогоплательщиков, которым хронически не хватает мозгов правильно заполнить декларацию. Посочувствовал неисчислимым обидам, которые причиняли финнадзорникам уклонисты от налогов.
