Евгений Гаркушев - Русская фантастика 2012
— Капитан Соколов, — представляюсь я и усаживаюсь на табурет. — Здравствуйте. У меня к вам ряд вопросов. Ответить на них в ваших же интересах.
Эти фразы стандартные, произносить их при знакомстве я обязан. Дальнейшее — импровизация и зависит от того, как сложится разговор.
— Как тебя зовут? — перехожу я на «ты». — Фамилию пока можешь не называть.
Парень молчит. Что ж, он в своем праве, допрашивать его я не могу, никакого преступления он не совершил, если, конечно, не считать преступлением злостное пренебрежение собственной жизнью.
— Мне нужна твоя помощь, — делаю я вторую попытку. — Наш разговор останется между нами. Я обещаю не читать тебе морали и не давить на психику. Если ты поможешь мне, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы помочь тебе.
Чумовой криво ухмыляется и молчит. Не нравится мне эта ухмылка, я уже понимаю, что разговор не состоится. Передо мной не новичок, и эта реабилитация у него наверняка не первая. До нее явно были другие, а значит, душещипательные и душеспасительные беседы для него не в новинку. Я уже собираюсь распрощаться, но неожиданно парень подает голос.
— Пошел ты на хрен, мусор, — говорит он. — Греб я тебя вместе с твоей помощью, козел.
Были дни, когда в ответ на подобное пожелание я с трудом удерживался, чтобы не засветить клиенту по морде. Были сразу после того, как умерла Вера и я подал рапорт о переводе в «Антивирт». Только эти дни давно уже позади, за пять лет работы я научился не обращать внимания на оскорбления и грязь. Правда, оставлять инвективу без ответа не позволяет чувство собственного достоинства. А может быть, честь мундира, хотя я давно уже перестал различать эти два понятия.
— Как знаешь, — говорю я спокойно и улыбаюсь ему. — Можешь послать меня еще пару раз, мне не привыкать. И совершенно безразлично то, что говорит покойник.
Я встаю и двигаюсь на выход.
— Я не подохну! — орет он мне в спину. — Слышишь, ты, мент, мать твою так и эдак! Не подохну! Тебе назло не подохну, ты, гад!..
Я открываю дверь и, обернувшись к нему с порога, напутствую:
— Непременно подохнешь. Я таких, как ты, чумовых, во всех видах видал. Полгода тебе осталось, не больше, если не соскочишь. А соскочить ты уже не сможешь — кишка тонка. Так что и хрен с тобой.
Это действует на него почище свинга в морду. Парень на секунду застывает на койке, потом его начинает трясти. Он, жалко дергая кадыком, силится что-то сказать, но вместо слов издает лишь невнятное мычание.
— Если передумаешь, я буду здесь еще с полчаса, — говорю я и захлопываю входную дверь.
В коридоре встречаю Андрюхина. Это, кстати, не кличка, точнее, не вполне кличка, такая у моего друга фамилия. И зовут подходяще — Андрей Андреевич, так что необходимости в кличке попросту нет, фамилия ее вполне заменяет.
— Старуха в отказе, — говорит Андрюхин. — Ну, я на нее особо и не рассчитывал.
Я киваю и двигаюсь дальше. То, что пожилые люди не идут на сотрудничество, в порядке вещей. Фактически им это сотрудничество ни к чему, и, возможно, для них Чума, в отличие от прочих, во благо. Особенно для одиноких. Что-что, а легкую и быструю смерть Чума желающим дарит. Так что…
Я мысленно усмехаюсь. Когда-то подобные мысли я считал кощунством и мучился угрызениями совести, когда они приходили на ум. Те времена, однако, безвозвратно прошли.
— Капитан Соколов. Здравствуйте, Анастасия. У меня к вам ряд вопросов. Ответить на них в ваших же интересах.
Видимо, до тех пор, пока не подсела на Чуму, девушка была достаточно миловидной, а то и красивой. А скорее всего, просто красивой, без всяких «достаточно». Сейчас, однако, ни красивой, ни миловидной ее не назовешь. Спутанные, неровно и невесть когда последний раз стриженные каштановые волосы. Потухшие, неживые глаза, бледная, словно выгоревшая кожа на лице, тощие, чуть ли не прозрачные руки, обкусанные ногти с остатками древнего маникюра.
— Как вы себя чувствуете? — мягко спрашиваю я.
— Сколько меня здесь продержат? — вместо ответа задает вопрос девушка. У меня достаточно опыта, чтобы уловить в ее голосе с трудом сдерживаемое отчаяние.
— Не знаю, это определит лечащий врач. Но чем дольше вы здесь пробудете, тем лучше для вас.
— Лучше… Для меня. Как вы можете это говорить, капитан? Вы ведь наверняка знаете многих. Таких… Таких, как… Как я.
— Чумовых, — уточняю я. — Да, через меня прошли многие. Именно поэтому я знаю, о чем говорю.
— Что будет с моим аккаунтом?
Я мысленно собираюсь, сосредоточиваюсь. Обычно к этому вопросу будущего крестника приходится подводить. Девица же задает его сама — это, несомненно, удача.
— Ты знаешь это лучше меня, Настя, — я перехожу на «ты» и стараюсь, чтобы голос звучал доверительно. — Все зависит от того, какой он у тебя, этот аккаунт.
Девушка опускает голову и молчит. Святая святых Чумы — тайна аккаунта, фактически тайна личности.
— У меня продвинутый акк, — говорит наконец девушка очень тихо, мне приходится напрягаться, чтобы расслышать. — К нему необходим ежедневный доступ. Иначе…
Она замолкает. Я заставляю себя мобилизоваться. Продвинутый аккаунт, завязанный на сотни, а может, и на тысячи чумовых, с доступом к тайнам и дипломатии высших ступеней — девица даже не представляет себе, насколько то, что она сказала, для меня важно. Думает лишь о том, что будет, если акк не поддерживать.
Сейчас все зависит от моего профессионализма, от того, насколько я сумею быть с ней тактичен и деликатен. Ошибка может стоить жизни десяткам, а то и сотням чумовых. Девица готова к сотрудничеству. Если удастся ее вербануть…
— Настя, — говорю я и беру ее за руку, — насколько продвинут твой аккаунт? Нет-нет, я не спрашиваю тебя об идентификации. Никаких тайных сведений, ничего такого. Просто скажи мне: насколько? От этого зависит многое, очень многое. Для тебя в первую очередь. Доверься мне. Пожалуйста. Я здесь для того, чтобы оказывать помощь таким, как ты. Я не причиню тебе вреда, клянусь, даю слово чести офицера.
Я замолкаю. Она не отнимает руки, но голова по-прежнему опущена, потом на щеках появляются слезы. Их становится все больше, через полминуты она уже плачет навзрыд. Черт возьми, иногда я ненавижу свою работу.
— Как вас зовут? — она наконец поднимает глаза. Слезы еще текут, но уже не так обильно. Я по-прежнему держу ее за руку. Ловлю себя на том, что мне ее жалко. Не хватало только расчувствоваться, профессионал хренов.
— Валентин. Можно Валя. А можно так, как называют друзья и близкие люди, — прием испытанный, я как бы невзначай включаю ее в список близких. — Они зовут меня Валенком.
— Валенком, — девушка улыбается, едва заметно, уголками губ, в глазах появляется интерес. — Надо же, — тихо говорит она. — Такое уютное, домашнее прозвище.
Верно. Уютное и домашнее. А еще располагающее к тому, кто его носит, — неплохой козырь в игре на доверие. Второй козырь — внешность. Шеф говорит, что с моей простецкой мордой не в «Антивирте» работать, а позировать для сельских пасторалей или иллюстраций к сказкам про Иванушку-дурачка.
— Ты хотела мне кое-что сказать, Настя, — развиваю успех я. — Про свой аккаунт. Насколько он продвинут?
Интерес исчезает из глаз, девушка смежает веки. Настырный неуклюжий болван, кляну я себя, неужели я все испортил?.. Внезапно она вновь поднимает взгляд. Теперь в нем решительность.
— Очень продвинутый. Третья ступень. Клан Россия. Статус Герцогиня. Вы ведь это хотели знать, капитан Валенок?
Я не обращаю внимания на сарказм и едва сдерживаю готовый вырваться возглас изумления. Третья ступень — невероятно, такого я не мог предположить даже в самых смелых ожиданиях. Сколько же их, чумовых третьей ступени… Десяток. От силы полтора. Выше их лишь три мерзавца-советника и эта гадина, император. Впрочем, возможно, она попросту врет.
— Я не вру, — устало говорит девушка, словно просканировав мои мысли. — Герцогиня де Шале — это я. Пароли не дам. Впрочем, вам они не помогут, у меня стоит дактилоскоп, без отпечатков пальцев войти невозможно.
— Сколько же ты в игре, девочка? — говорю я сочувственно. И удивленно ловлю себя на том, что сочувствие — искреннее.
— Девять лет. В последние годы — ежедневно, едва не ежечасно. Вы должны это понимать, такой аккаунт. В него вложено все. Все, что у меня есть. И было.
Я понимаю. Не в деталях, конечно, как она, но понимаю. Чудовищная, сумасшедшая власть. Над тысячами несчастных. Да какое там, над десятками тысяч. Постоянное напряжение. Интриги, комплоты, предательства, войны. Виртуальные. Миллионам людей заменившие реал.
— Вы поможете мне?
— Да, — говорю я твердо, — помогу. Я должен сейчас уехать. Через три часа вернусь, максимум через четыре. На своей машине, сейчас я на служебной. Готовься, я заберу тебя. Ты можешь мне доверять.
