Джеймс Блиш - Звездный путь (сборник). Том 4
Комин снова подумал о том, что сказал Викри: источник всего сущего, начало всего. Кто-то хмуро сказал:
— Я знаю одно: никто не заставит меня вернуться туда.
Питер Кохран проговорил:
— Успокойся. Никто не вернется на Барнард-2.
Но оставшись наедине с Питером, Комин сказал:
— Вы ошибаетесь. В конце концов я вернусь.
Питер покачал головой.
— Вам так кажется. Вы еще находитесь под их воздействием. Но оно будет слабеть.
— Нет.
Но так и случилось. Оно слабело. Когда прошли вневременные часы, оно ослабло… пока он ел, спал и совершал все действия, свойственные человеческому существу. Воспоминания остались прежними. Но свирепая, скорбящая тяга к жизни вне жизни не может держать человека все время, пока он бреется, переобувается, пьет.
Потом пришел конец безвременью и ожиданию. Они снова вытерпели жуткое вращение и качку, когда выключился двигатель и они перешли в нормальное пространство. Теперь Луна сияла, как серебряный щит, в передних иллюминаторах. Большой Прыжок был завершен.
После долгого заключения на корабле обилие новых голосов и незнакомых лиц привело всех в замешательство. Сады и огромный дом в блеске лунного дня не изменились за миллионы лет, которые, казалось, отсутствовал Комин. Он прошел через сады, как чужой, и все было прежним, кроме него самого.
Он не единственный чувствовал это. Это было безрадостное дело. Они привезли с собой от чужого солнца ту же самую тень, что накрывала Баллантайна. Клавдия громко оплакивала смерть Стенли. Ей сказали, что он погиб, и в некотором смысле это была совершенная правда. Они не покорили звезду. Звезда покорила их.
Комин шарил взглядом по незнакомым лицам, и кто-то сказал ему:
— Она не осталась здесь после отбытия корабля. Она сказала, что ненавидит это место и не может остаться. Она вернулась в Нью-Йорк.
Комин сказал:
— Я точно знаю, что она имела в виду.
В залах огромного дома была прохлада и полумрак, и Комин остался бы в них один, но Питер сказал:
— Вы можете понадобиться мне, Комин. Вы были ближе к этому, чем любой из нас, а Джона нелегко убедить.
Комин неохотно стоял в заполненной старомодной комнате с видом на Море Дождей. Джон выглядел так же, как и прежде: древний старик, сгорбившийся в кресле, утомленный, морщинистый, скользящий к своему концу. Но он еще хватался когтистыми руками за жизнь, в нем еще горело честолюбие.
— Ты нашел их, а? — сказал он Питеру, приподнявшись костистым телом в кресле. — “Трансурановые рудники Кохранов”! Звучит хорошо, не так ли? Сколько там, Питер? Скажи мне, сколько!
Питер медленно произнес:
— Мы не получим их, дедушка. Этот мир… заражен. Экипаж Баллантайна и трое наших людей. — Он помолчал, затем пробормотал фатальные слова: — Не будет никаких “Трансурановых рудников Кохранов” отныне и навечно.
Долгую секунду Джон был совершенно неподвижен, кровь прилила к его лицу, угрожая прорвать старческую кожу. Комин почувствовал слабый укол жалости к нему. Он был так стар и так хотел завладеть звездой, прежде чем умрет.
— Можете быть свободны, — сказал наконец Джон и выругался. — Прекрасно, я найду человека, который не испугается. Я пошлю другой корабль…
— Нет, — сказал Питер. — Я поговорю с людьми из правительства. Будут другие путешествия к другим звездам, но звезду Барнарда нужно оставить в покое. Там радиоактивное заражение особого вида, с которым никто не может бороться.
Джон беззвучно пошевелил губами, тело его дернулось в пароксизме ярости. Питер устало сказал:
— Прости, но это так.
— Простить? — прошипел Джон. — Если бы я снова мог стать молодым, если бы только мог, я бы нашел способ…
— Не нашли бы, — резко сказал Комин. Внезапный гнев вспыхнул в нем. Он многое вспомнил, наклонился над Джоном и сказал: — Есть вещи, с которыми не могут справиться даже Кохраны. Вы не поймете, если я попытаюсь вам объяснить, но этот мир защищен на все времена от кого угодно. Питер прав.
Он повернулся и вышел из комнаты. Питер последовал за ним. Комин сделал жест отвращения и бросил:
— Пойдемте.
Когда они прилетели в Нью-Йорк и толпа встречающих у космопорта рассосалась, Комин сказал Питеру:
— Вы поедете к своим правительственным чиновникам. У меня есть другие дела.
— Но если они захотят встретиться также и с вами…
— Я буду в баре “Ракетного Зала”.
Позже, сидя в баре, Комин держался спиной к видео, но не мог не слышать задыхающийся голос, выпаливающий новости открывшим рты, взволнованным слушателям:
— …и это великолепное второе путешествие, исследование зараженного радиацией мира, который нельзя эксплуатировать или посещать, станет еще одной, великой тропой к звездам. Вскоре полетят другие корабли и другие люди…
Комин подумал, что люди наверняка полетят со своими маленькими планами. Но они не найдут там подобия их планеток. Они обнаружат, что вступили в высшую лигу и что там играют не в человеческие игры.
Он не сразу повернулся, когда хрипловатый голос прервал его мысли:
— Закажешь мне выпить, Комин?
Когда он наконец обернулся, он увидел Сидну. Она выглядела, как прежде. Она носила белое платье, открывавшее загорелые плечи, у нее были те же волосы цвета льна, а на губах та же холодная ленивая улыбка.
— Я закажу тебе выпить, — сказал он. — Конечно. Садись.
Она закурила сигарету и посмотрела на него сквозь плывущий дым.
— Ты выглядишь неважнецки, Комин.
— Да?
— Питер сказал, что ты нашел там что-то очень плохое.
— Да. Настолько плохое, что мы не осмелились там остаться. Настолько плохое, что мы сразу же улетели на Землю.
— Но ты нашел Пауля Роджерса?
— Нашел.
— И привез его?
— Нет.
Она подняла свой бокал.
— Ладно. За тебя… — Через секунду она добавила: — Я тоже кое-что обнаружила, Комин. Ты безобразный грубиян…
— Я думал, ты это знаешь.
— Знаю. Но я обнаружила, что, несмотря на это, я упустила тебя.
— Ну, и?
— А, черт, я не могу продолжать быть застенчивой, — сказала она. — Я пришла к мысли выйти замуж. Я думала над этим. Так будет гораздо удобнее.
— А у тебя достаточно денег, чтобы я мог не работать? — спросил он.
— Достаточно, Комин.
— Ну, это уже кое-что, — сказал он. — Хотя я, вероятно, устал бездельничать и снова вернусь к работе. Есть только одно…
— Да?
— Ты должна кое-что понять, Сидна. Я не тот парень, который познакомился с тобой. Я немного изменился внутренне.
— Кажется, немного.
— Но это так. Ты не любишь жить в своем лунном замке, потому что ненавидишь его. А захочется тебе жить с ненавистным человеком?
— Я не буду ненавидеть тебя, Комин.
— А сможешь?
— Я попытаюсь. Давай попробуем.
Он отвернулся и махнул официанту, затем опять повернулся к ней, и странная боль вновь перехватила его горло, боль от потери, изгнания, угасающего стремления.
Я качусь назад, назад к Арчу Комину, и не хочу этого. Я забываю, как это было, как это могло бы быть, и всю свою жизнь я буду думать об этом и желать вернуться, и бояться…
Пусть это проходит, подумал он. Это, наверное, второсортно — быть только человеком, но это удобно, это удобно…
Он поглядел через стол на Сидну.
— Выпьем за это?
Она кивнула и протянула свободную руку. И когда он взял ее, рука задрожала в его ладони. Она сказала:
— Все так внезапно, что мне не хочется пить. Мне хочется плакать.
И она заплакала.
Конец
1
Medulla oblongata — продолговатый мозг, верхняя часть спинного мозга, образующая нижнее формирование головного мозга.
2
Точнее, канун Дня Всех Святых, празднуют в Америке 31 октября.
