Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)
– Что писать? – не поняла Лора.
– Как что? Заявление. И подробное описание случившегося. Подробное и достоверное.
*
Это тогда… тогда электричка задержалась из-за ремонтных работ на путях. Тогда. А сегодня, наверное, ремонтных работ не было, и электричка приехала в срок. Так же. Такая же. Та же… Зелёный, членистый, плоскорылый змей неспешно подкрался к платформе и расхлестнул все свои прорехи дверей. С десяток человек выпрыснулось из змеева чрева и направилось вдоль платформы, каждый в свою дальнейшую жизнь.
Она ехала тогда… в предпоследнем вагоне? Да, предпоследний.
Вот он, предпоследний. Тот же самый? А в нём… там, рядом с выходом, она сидела. А малыш лежал на скамейке – накормленный, согретый, и сладко посапывал. А может… а вдруг…
Лора, потеряв контроль над своим здравым смыслом, быстро шагнула в тамбур, через стекло внутренней двери заглянула в вагон. Народу было больше, чем тогда. На том, на бывшем их месте сидели два грузных, кожаных мужика и играли в карты. Напротив них, спиной к выходу – парень: вихрастая голова, схваченная наушниками, слегка покачивалась в лад своей музыке.
Лора едва успела выскочить мимо сходящихся дверей назад, на платформу. Коварный змей торжественно взвыл и рванул вперёд, словно за кем в погоню.
Лора продолжала бесцельно стоять на пупырчатом асфальте, слушая стук удаляющихся колес. Вдоль путей погуливал не резкий, но настуженный ветерок.
Дежурная по станции в синей форменной куртке, вышедшая отмахнуть жезлом стартующей электричке кругло-белое «добро», заметила Лору и направилась к ней. Дежурная была дородна, розоволица и пышноброва, с родинкой на щеке и тёмными необильными волосками над верхней губой. Её звали Аглая. Они пять дней уже, как сознакомлены были Лориной печалью.
– Прыгать в вагоны, выскакивать на ходу не надо; зачем? Что? Никаких результатов?
Лора покачала головой.
– Присядем на минутку, – кивнула Аглая на пустую, скамейку, – Успокойся. Приди в себя. Расскажи, где была, что ли. Для успокойства.
– В Еламенске, где же… – сквозь жёсткий комок в горле сказала Лора, – Снова в милициях: в вокзальной, городской… В горбольнице опять была. Людей на вокзале спрашивала. Потом назад поехала. В Лёдном выходила… в Светанке…
– С утра до ночи так и мотаешься? Который день уже?
– Шестой.
– Да, деваха! – вздохнула всей своей обширной грудью Аглая, – Не позавидуешь тебе. Ты в зеркало-то себя видела? На кого стала похожа.
– Мне всё равно… на кого я похожа. Мне только…
– Слушай сюда. Зацепила ты меня своим лихом. Жалко мне тебя. Хотя, по правде, жалеть тебя, вроде как, не за что. Я тебе злые, может, слова скажу. Но честные. И от души. Хочешь?
– Мне всё равно.
– Нормальному человеку не может быть всё равно.
– Значит, я уже…
– Не дури. Любую беду нужно уметь переживать.
– А зачем… её переживать?
– Ты из головы выбрось этот вздор. И не сбивай меня. Что скажу… Раз не объявился твой пацан за шесть дней, похоже, что уже не объявится.
– Как это!? – задохнулась Лора, – Куда же он?..
– Надо полагать, тот, кто нашёл его – себе оставил.
– Не понимаю. Разве можно… такое?
– В наше время всё можно. Ну например, проездом ехала какая-то женщина. Пересела в Еламенске на другую электричку или автобус и – ищи-свищи. Кто знает, где она живёт? Ребёнок только что из роддома. В каком-нибудь роддоме, в какой-нибудь больнице достала новую справку о рождении на своё имя. Может, знакомство есть, может, заплатила кому надо сколько надо. И всё. Её ребёнок. Вполне допустимо. Что ещё? Говорят, есть специальные наёмники, которые похищают детей для продажи за границу.
– Как, за границу?! – в ужасе встрепенулась Лора.
– Угомонись. Откуда в нашем захолустье взяться этим наёмникам? Никак невозможно. Так что, принимаем первый вариант. И я тебе прямо говорю. Если женщина решается присвоить найдённого ничейного ребёнка – значит, он ей очень нужен. Значит, вероятно, она не в состоянии иметь собственных детей; значит, она хочет и, главное, может заботиться о нём и стать ему хорошей матерью.
– А я? – изумилась Лора, – Я – его мать!
– Не обижайся, деваха; ты, к сожалению, хочешь, но не можешь. Ни жилья у тебя приличного, ни времени с ним заниматься, ни помощи, ни от кого. Ты же сама рассказывала. Зачем тебе мыкаться и его мыкать? Ты ещё не успела привязаться к нему. Всё забудется, отгорит. Будет у тебя другая жизнь, будет муж, будут дети…
– До свиданья, – Лора поднялась со скамейки.
Подбородок у неё опять начал дрожать так, что стали постукивать зубы, – Вы говорите… страшные вещи. Я не могу без него. А вдруг… всё не так? А вдруг ему… плохо? А вдруг он у злых людей? Я… как мне… Я не могу без него…
– Ладно, бедолага, – вздохнула дежурная, – Иди уже домой. Тебе выспаться надо. Иди. Тебе далеко добираться.
Они пошли в разные стороны по платформе. Спускаясь по бетонным корявым ступенькам, Лора услыхала в рельсах гул и колесный постук приближающегося поезда. Остановилась. Во внезапном зачарованьи уставилась на серебристые рельсы… красивые, звонкие, живые рельсы… два бесконечных, упругих, блестящих, восхитительных существа… совсем рядом, в двух шагах… такие загадочные… заманчивые…
– Эй, чего встала?! – расколдовал её сердитый зычный голос дежурной. Аглая издалека погрозила ей пальцем, – А ну-ка, без глупостей! Давай домой топай, сейчас твой автобус подойдёт. Домой, деваха. Поспать тебе… Утро вечера мудренее.
– Домой… Где же у меня дом, интересно? – шепотом удивилась Лора.
7. Лита Дванова
– Правильно сделала, что рассказала. Не сомневайся. Тебе сколько лет?
– Двадцать два.
– А мне двадцать девять. Не такая большая разница. Чтобы понять друг друга. Я тоже женщина.
– Вы замужем?
– Была. Недолго.
– А дети у вас есть?
– Нет… ещё.
– Надо же, – смутно усмехнулась Лора, – Совпаденье. Только у вас – ещё. А у меня – уже… Смешно, да?
– Тебе помощь нужна. Я могу тебе помочь. Ты для этого пришла в клинику.
– Зачем я пришла? Знакомая одна насоветовала. Ей делать ни черта на своей станции, она газеты читает. И вычитала объявление про вашу клинику. Знаете… я пришла, чтобы вы мне что-нибудь сделали. Укол какой-нибудь… А? Чтобы забыть. Насовсем. Забыть… Ведь наверное, имеются какие-нибудь такие уколы? А? Или методы какие-то. Гипноз. Чтобы стереть память. Часть памяти. Я серьёзно. Я заплачу. Сколько скажете. У меня есть…
– Забывательные уколы мы не делаем. А гипноз наш не стирает память. Он её лечит. Медленно.
– Медленно не хочу. Значит, зря пришла.
– Послушай меня, Лора. Я могу тебе помочь. И как женщина. И как психотерапевт. Ты не потеряешь память. Но уменьшится твоя боль.
– Моя боль не уменьшится. Она или есть вся, до отказа… вся… вот уже второй месяц… меньше невозможно, а больше некуда. Или нет её вовсе. Я уже не могу… не выдерживаю. Или ваш укол… Или… чтобы вообще… ничего. Раз – навсегда. Просто и надёжно. Мне… одно из двух. Чтобы выбрать, пришла к вам. Вижу, что зря. Нечего выбирать.
Лита всматривалась в сидящую перед ней молодую, тёмноволосую, бледную женщину: глаза, увеличенные, усветлённые отстоявшимся страданьем; подвинутые к переносице, уже в привычке долгого напряженья, дуги бровей; сизоватые тени на щеках и под обветренными губами… Явные и эфемерные следы проступившей изглубока жестокой тоски. Плохой тоски, которая может и впрямь одолеть человека. И слова её, похоже, всерьёз. От боли, от саднящих ожогов этой тоской. Одинокая женская беда. Среди общего безразличия. В лучшем случае, мимоходного сочувствия.
У Литы вдруг защемило, заныло в груди, колючий комок подкатил к горлу, под веки поднялась вскипающая влажная соль…
Она вышла из-за своего врачебного стола, перенесла стул, села рядом с Лорой. Положила руку на вздрогнувшее Лорино плечо.
Нужно было срочно сказать что-то очень сильное, очень достоверное, очень уютно-покойное. Нужно было применить психологический приём потоньше, поделикатней, поэффективней для скорой помощи обожжённому тоской человеку. Не искала она слов и не вспоминала приёмов. Потому что единственное было необходимо: просто молча сидеть рядом, с мокрыми глазами и некрасиво покривленными губами, молча сидеть и чувствовать внутри себя маленькую часть усмиряемой боли, перешедшую к тебе от болящего человека; а значит, болящему человеку рядом с тобой сделалось чуть-чуть легче. Они долго сидели так. Потом Лора поднялась. Шмыгнула носом, смущённо улыбнулась.
– Я тебя отвлекаю, наверное? Тебе работать надо. Я пойду, а?
– Завтра приходи. Пожалуйста, – у Литы невольно вышел такой же «шмыг» и улыбка, – Подольше поговорим. Я тебе расскажу кое о чём. Тебе поможет…
*
