Во сне и наяву. Титан - Борис Вячеславович Конофальский
Его тон девочке совсем перестал нравиться, и она, насторожившись, уточнила на всякий случай:
— Договориться? Это как?
Света смотрела на него с подозрением и, видя это, Петя решил её успокоить:
— Ты, это… не волнуйся, — он сделал паузу. — Короче, ты разрешишь мне сделать … сфоткать…, — тут Александр замолчал.
— Что сфоткать? — всё ещё настороженно спросила девочка.
— Твои трусики, — заговорщицки, почти прошептал Петя.
— Что? — Света с трудом поняла, что он сказал: трусы? Он хочет сфотографировать мои трусы? Одни трусы? Отдельно от меня? Или… На неё накатила волна непонятной лёгкой обиды, ей показалось, что она сильно покраснела. И она спросила как-то глупо: — Как трусы?
— Ну, ты юбочку приподнимешь, — тихо-тихо объяснял ей Петя, а я сделаю пару снимков, чтобы чулки и трусики было видно одновременно, — он тут же добавил: — Это только для меня, не для интернета. Ну или ты присядешь, так чтобы было видно трусики…
Тут уже девочка всё поняла, кажется, покраснела ещё больше и перебила его строго:
— Петя! Ты дурак?
— А чё, это же только трусики, говорю же, это только для меня, никто больше этого не увидит. А тебе зато ничего не придётся платить, за пару фоток я для тебя всё сделаю, — объяснял Александр, и делал это весьма убедительно. — Пара фоток — и я берусь отслеживать этот твой номер круглосуточно.
Но Свете такая сделка совсем не нравилась.
— Петя, — всё так же строго продолжала девочка. — Я встречаюсь с Пахомом, он мой парень. И своих трусов я никому показывать не буду.
— Так вы с Пахомом мутите? — Петя как-то сразу насупился и, как показалось Светлане, потерял к делу интерес. А потом произнёс с безразличием: — Ну ладно, тогда с тебя десять тысяч.
— Десять тысяч? — Света удивилась такой сумме. — Саш, ты что? Это ж много.
— Я ж тебе сразу сказал, что это будет недёшево, — невесело ответил Петя. — Прогу надо купить, время потратить, туда-сюда…
Светлана молча полезла в рюкзак за деньгами, она была согласна отдать деньги. Позволять фотографировать свои трусы она точно не собиралась. Девочка просила Александра звонить сразу, как только хоть что-то будет ясно, и он обещал ей, хотя и без энтузиазма.
⠀⠀ ⠀⠀
* * *⠀⠀ ⠀⠀
Отец Серафим ей не звонил, не торопил её, но всё равно она почти бежала от метро к дому. Торопилась, всё ещё находясь под впечатлением от разговора с Петей. Только теперь она стала отчётливо понимать, что интересует мальчиков. Раньше ей казалось, что Мурат Сабаев как-то по-особенному к ней относится, ну, мало ли… Конечно, он всё время предлагал провести время вместе, куда-то сходить, сам и без причины заводил с нею разговоры. Света что-то чувствовала, но не придавала этому значения. Потом это неожиданное и радостное сближение с хулиганом Пахомовым; сближение было неожиданным и бурным, она теперь так им дорожила. И вот это предложение Пети, от воспоминания о котором она краснела, пока ехала в метро. С одной стороны, это его предложение было неприятным. А с другой стороны, ей хотелось знать, другие девочки получают подобные предложения? Она подозревала, что получают. Так, многие девочки из её класса стали носить красивое бельё из дорогих магазинов.
Ей так хотелось поговорить про всё это хоть с кем-нибудь. Но ей было не с кем. Анна-Луиза, конечно, всё бы ей объяснила, но её давно съели Женя и Сильвия. Можно было, конечно, поговорить с Сильвией, но та казалась Светлане взрослой женщиной. Да и относилась она к ней насторожённо. Сильвия была очень опасной.
А больше девочке и поговорить было не с кем. У неё не было подруг.
— О, вы очки стали носить? — удивилась она, когда отец Серафим вышел её встретить в коридор.
— Да, душа моя, признаться, я не молодею, — усмехался священник, снимая очки и рассматривая их. — После сорока глаза начали сдавать, я ещё как-то пыжился, думал, подожду, попробую обойтись без них, но не вышло. Через час чтения начинаешь напрягать глаза.
— Вы много читаете, — заметила девочка; она уже разделась и пошла в ванную мыть руки.
— Согласен, согласен, не без этого, — говорил отец Серафим.
— Как мама?
— Без изменений, — заверил он.
Светлана была ему очень благодарна; по сути, этот поп был единственным человеком, кого вот так вот просто можно было пригласить посидеть с мамой, если появлялась необходимость отлучиться. И денег он за это никогда не просил. Может, поэтому, зная, как священнику нравятся умные разговоры, девочка, поставив на кухне чайник на плиту, произнесла без всякой задней мысли, а лишь для поддержания беседы:
— Отче, а тут мне недавно… один человек сказал, что Бог — это свобода. Это правильно?
Света даже удивилась тому, как на этот вопрос отреагировал священник: он остановился в проходе кухни, держа книгу в руке, внимательно посмотрел на Свету поверх очков и спросил:
— И кто же это тебе такое сказал?
— Ну, там… Ну, один человек, — Света не стала уточнять. В самом деле, не рассказывать же ему про Лю Циня из её снов.
— Нехороший это человек, — вдруг произнёс отец Серафим серьёзно.
Так серьёзно, что Светлана даже удивилась.
— Нехороший? Это почему же? — она жестом предложила ему сесть и сама уселась за стол.
— Это либо очень злой человек, либо очень глупый.
Девочка не понимала его мысли, ведь Любопытный не казался ей ни злым, ни, тем более, глупым, и она повторила:
— Это почему?
— Потому что свобода есть осознанное зло.
— Да нет же, все и всегда стремятся к свободе.
— Истинно, истинно, — неожиданно согласился священник. — Все всегда стремятся к свободе, если не стремятся к Богу. Ведь свобода — это разложение, разложение и тела, и души. Все хотят праздности, чтобы разлагаться, ведь для разложения не нужно прилагать усилий. Подгнивай потихонечку в праздности, в пьянках, в разврате и безделии. Это всё легко и, главное, приятно. А вот любовь, порядок есть созидание и требуют усилий. Порою тяжкого труда. А кому охота тяжко работать?
