Крестики и нолики - Мэлори Блэкмен
Все двинулись за дверь, а я уныло потащился вслед за ними.
Эндрю обернулся ко мне:
– Если приедет полиция или еще кто-то подозрительный, сначала пристрели девчонку, а уже потом задавай вопросы. Ясно?
– Ясно.
– Хорошо.
Джуд оказался у двери первым, однако вышел последним.
– Не подведи нас, братишка, ладно? – шепнул он мне.
– Не подведу, – ответил я.
– Я в тебе уверен. – Он хлопнул меня по спине, и они ушли.
Я закрыл за ними дверь и постоял в коридоре. Я не хотел здесь оставаться. Не хотел даже приближаться к тому месту, где могу услышать голос Сеффи или увидеть ее лицо.
Дайте мне уйти отсюда, пока я не забыл, зачем я здесь.
Отпустите меня, пока я не сломался и не сошел с ума от всего того, что творил с тех пор, как мы расстались. Мне даже не надо закрывать глаза, чтобы увидеть, как уезжала от меня машина Сеффи в тот день. Если бы я вовремя прочитал ее письмо, если бы догнал ее машину, не дал ей умчаться от меня, моя жизнь могла бы быть совсем другой. И сейчас я мог бы быть живехонек, а не выморожен изнутри.
По крайней мере, я так думал, пока снова не увидел Сеффи.
Отпустите меня, пока я не сделал то, о чем потом пожалею.
Глава 101
× Сеффи
Я лежала на спине, сосредоточившись на том, чтобы ровно дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Резкая боль внизу живота поутихла, но не прошла. Глаза у меня закрылись, и я, продолжая следить, чтобы дыхание было медленным и ровным, гладила живот ниже пупка по кругу.
– Что случилось?
Моя рука замедлилась, но не остановилась. Я отвернулась, легла на бок, лицом к стене, и глаза у меня теперь были открыты: я была настороже.
– Сеффи, что с тобой?
Каллум шагнул в комнату, остановился у моей койки.
– Ничего. Уйди.
Я лежала спиной к нему. Даже если бы мне приказали, даже если бы меня побили, я все равно не смогла бы посмотреть на Каллума. Посмотреть на него значило плакать, кричать и умолять. А я ничего такого делать не собиралась. Ни за что. Этой радости он от меня не дождется. Теперь он один из них. Мой Каллум умер.
Матрас прогнулся: Каллум сел. Мы оба молчали. Я по-прежнему гладила живот. Медленными круговыми движениями. Вот бы эта резь прошла, хотя бы на секунду. Брату Каллума этот удар, наверное, доставил массу удовольствия. Судя по моей непрекращающейся боли, он вложил в него и сердце, и душу. И палец болит так, что искры из глаз. Стоит случайно распрямить – и порез снова расходится. Молодцы братья Макгрегоры, отделали меня что надо.
И тут ни с того ни с сего мою руку убрали с живота, и на ее место легла ладонь Каллума. Я повернулась к Каллуму, потрясенно округлив глаза. Попыталась оттолкнуть его. Каллум снова мягко, но уверенно отвел мою руку в сторону и продолжил гладить мне живот. Я не могла дышать. Только смотрела на своего тюремщика, и сердце у меня отчаянно колотилось.
– Что ты делаешь? – прошептала я.
– Тебе больно.
– А тебе не наплевать?
Сначала я решила, что Каллум не собирается отвечать.
– Не наплевать, – сказал он наконец.
– Тогда отпусти меня. Пожалуйста.
– Не могу.
Мне стало стыдно, что я просила его, и я попыталась отвернуться, но Каллум не дал, приложив ладонь к моей щеке. Другой рукой он все так же массировал мне живот. Мы глядели друг на друга в молчании, которое окружало нас, словно сфера из колючей проволоки. Снаружи не было ничего: не на что было смотреть и нечего слушать. Весь мир сжался до одной нашей комнаты. Время сконденсировалось в те секунды, когда мы были здесь вдвоем.
– Я тебя люблю, – тихо произнес Каллум.
– Тогда отпусти меня. Пожалуйста!..
Каллум прижал палец к моим губам, не дав словам сорваться.
– Я тебя люблю, – повторил он. – Я тебе уже говорил один раз, когда ты спала и не слышала меня. Я боялся, что ты услышишь. Но больше не боюсь.
Каллум любит меня…
Сердце опять больно заколотилось. Еще вчера от этих слов я была бы на седьмом небе от счастья. Но то было вчера.
– Нет, не любишь. Ты
