Антон Орлов - Сказки Долгой Земли
Его тень вела себя странно: то появлялась, то бледнела и исчезала, пульсируя в спотыкающемся ритме, хотя окружающие тени лежали на серебрящемся снегу неподвижно, ни одна не шелохнется.
– Вот это воткнуло так воткнуло!.. – бормотал он, озираясь. – Это называется, крыше дали пинка, и она поехала… Не понимаю, я где или здесь? Я в реанимухе или где?
– Йонас! – окликнула Эстелла.
Голос прозвучал придушенно, словно увяз в морозном воздухе, но парень услышал и повернулся.
– Кто здесь? Ау, люди!.. Человеки-и-и!..
– Это я! Сейчас, подожди…
К арке ему не подойти, с той стороны топорщится из сугробов кустарник с запутавшимися в ветвях нитями блескучей мишуры. Эстелла побежала вдоль ограды. Вот и ворота, на темной вывеске написано не пойми что, одна из створок приоткрыта.
Времени прошло всего ничего, однако Йонас уже куда-то исчез. При условии, что он был тут на самом деле… Скорее всего, такая же иллюзия, как Нутвер, которого уволокли с собой кесу.
Подобрав кусок фанеры, Эстелла вскарабкалась на горку, съехала вниз. Здорово… Хотя чего-то не хватает. Ощущений, вот чего! Без зимней холодины вполне можно обойтись, тем более что на ней кружевное платье и бальные туфельки, а всего остального жалко. Чтобы что-то почувствовать, приходится прикладывать усилия: если, например, вспомнить, какой бывает на ощупь занозистая древесина при температуре минус пять-десять градусов по Цельсию, и потрогать боковину горки, прикосновение ощущается, а если на этом не сосредотачиваться, никакого тактильного эффекта.
Зато никто ее отсюда не выгонит. Раз есть ограда и ворота, посетителей, скорее всего, пускают по билетам, а она зашла просто так, без спросу, и никакой сторож не спешит ее выпроводить или задержать.
Вот эту мысль додумывать до конца не стоило. Получилось, как с прикосновением: иллюзия уловила импульс и немедленно отреагировала.
Дверь ближайшего павильона, разрисованного чашками, ватрушками и улыбающимися круглыми рожицами, распахнулась. Изнутри вылезло, корячась вприсядку, что-то несусветное, с вытянутой черной мордой и тремя парами клешней, в одежке наподобие мундира, криво натянутого на шипастое туловище.
– Предъявите билетик! – просипел этот ужас, подбираясь к остолбеневшей Эстелле.
Она сначала попятилась, потом развернулась и бросилась бежать. Сторож едва не настиг ее возле ворот, щелкнул клешней, вырвав клок из юбки и оцарапав ногу. На улицу за ней не выскочил, но остановиться она смогла, лишь оставив позади три-четыре квартала. Дыхание сбилось, на юбке прореха, вдобавок больно, словно полоснули ножом. Подойдя к фонарю, осмотрела икру: содрана кожа, сочится кровь.
«Ну, спасибочки… Какой же травой эти маги перед представлением обкурились, если решили такой квест нам устроить? Им же за это влетит – не позавидуешь, потому что вряд ли такая шизятина приключилась только со мной. Покаталась, называется, с горки!»
Кстати, боль она чувствует еще как, совершенно того не желая… Тоже неправильно. Оторвав болтающийся кружевной лоскут, Эстелла перевязала ногу прямо поверх расползшегося чулка и пошла дальше. Беспечное предвкушение чудес сменилось настороженностью: похоже, на этих сверкающих ночных улицах может произойти все, что угодно. Не обязательно хорошее. Вот как выскочит из темноты еще что-нибудь вроде того «билетера»… Прохожие – одна видимость, зато другие здешние обитатели, которые до поры, до времени прячутся, достаточно настоящие, чтобы цапнуть до крови.
Они тут повсюду. Из зевов водосточных труб зыркают чьи-то глаза, отражая лунный свет. Во мраке подворотен шевелят паучьими лапками кошмары, слишком стыдливые, чтобы выползти на всеобщее обозрение. Горгульи уже в открытую переглядываются – по счастью, они у себя на крышах до того закоченели, что не смогут сейчас взлететь, стряхивая снег с перепончатых каменных крыльев, им остается только завистливо наблюдать за выплывшими на охоту медузниками.
Ну, знаете, это уже подлость! Эстелла всхлипнула, сердито шмыгнув носом. Пусть медузникам не писаны законы аэродинамики, у них свой жизненный цикл, которого природа покамест не отменяла. Появляются они ближе к последней трети весны, когда отступают заморозки и впервые зацветают плодовые деревья, живут и размножаются в течение всего лета, а в середине осени дружно вымирают. Зиму переживают лишь те особи, которые к этому времени вылупились из яиц, миновали личиночную стадию и закуклились. Снег и медузники – это несовместимо, невозможно… Ага, наяву невозможно, а обкурившиеся до бреда собачьего творцы иллюзий еще не то тебе налепят!
Если присмотреться, необыкновенно большие медузники, парившие над улицей, выглядели дохлыми – измочаленные щупальца, обвисшие сморчками громадные шляпки, – но вели себя как живые. Зомби. Эстелла кинулась наутек. От Нутвера она убежала, от сторожа с клешнями убежала, а от этой летающей дохлятины ей не уйти. Во дворах и подворотнях притаилось такое, что лучше туда не соваться. Когда она распахнула дверь под красно-синей неоновой вывеской – вроде бы кафетерий, – обнаружила, что столики, стулья, посуда, котлеты и ложки плавают в воздухе в небольшом ярко освещенном зале, словно рыбы в аквариуме, а пол усыпан щепками, фарфоровыми черепками и обглоданными костями, вовсе не куриными. Побоялась туда зайти: еще неизвестно, что с тобой в таком заведении случится. Рванула дальше, огибая «сколзанки», как называют их дети – накатанные ледяные дорожки посреди выбеленных снегом тротуаров.
Вспомнилась рекомендация из «Памятки Туриста»: если тебя атакуют на открытом пространстве медузники, бегай от них зигзагами, они не способны быстро маневрировать. Мертвые гады в этом отношении не отличались от живых и не успевали ее схватить, но в то же время не отставали. При полете по прямой они развивают порядочную скорость, за счет чего – ученые обоих измерений до сих пор головы ломают.
Навстречу с тарахтением полз снегоуборочный трактор, огромный, облезлый, страшный, с пустой кабиной. Вильнула в сторону – он тоже вильнул, угрожающе покачнув скребком в две трети человеческого роста. Взвизгнув, Эстелла шарахнулась в боковой закоулок и угодила в ловушку. Все разрыто, комья глины вперемешку с рыхлым снегом, это месиво зыбилось, предательски расступалось, хватало за подол мерзлыми челюстями. Туфельки с золотыми пряжками Эстелла потеряла, пока добиралась через взбесившуюся глинисто-снежную кашу до дома в конце тупика. Там она забилась под высокое деревянное крыльцо. Теперь ее медузники не достанут. Вон их сколько, десятка два-три, и протухшим мясом несет – хоть нос зажимай. Таких ощущений она не заказывала… Но иллюзия бесповоротно вышла из-под контроля – или же у колдунов, плетущих наваждения для собравшейся в Эоловых Чертогах публики, окончательно зашел ум за разум.
– Выпустите меня отсюда! – потребовала она дрожащим голосом, прижавшись спиной к холодной кладке фундамента и подтянув колени к подбородку. – Надоела мне ваша «Колдовская феерия», все какое-то шизовое… Если я прямо сейчас не проснусь, завтра пойду в наше консульство жаловаться! Слышит меня кто-нибудь или нет?!
Кто-то ее определенно услышал, потому что скелет зубастого зверя, до поры до времени изображавший складной стул в витрине соседнего магазинчика, с хрустом распрямился и прямо сквозь витрину выпрыгнул наружу. Стекло, пропустив его, вновь сомкнулось, будто темная маслянистая вода.
Ой-ой-ой, вот это уже совсем плохо… Нашарила ком глины, ничего больше под руку не попалось, а костяная тварь вертела белесым черепом, словно принюхиваясь, того и гляди нападет.
В это самое время трактор, перегородивший выход из тупика, взревел, попятился, исчез из поля зрения, и на фоне уличного сияния возник стройный человеческий силуэт.
Вампир! Наконец-то! Надо было сразу консульством пригрозить… Точно вампир, самый настоящий, кто же еще это может быть?!
По зыбучке он шагал, как по мраморному полу, жадная каша, чуть не проглотившая Эстеллу, для него услужливо застывала в ровную поверхность. И выглядел потрясающе: бледное лицо словно мерцает в лунном свете, длинные темные волосы переливаются бликами. Единственный минус – одет не изысканно, всего-навсего джинсы и неприличный для охотника за кровью серый джемпер. Жаль, что за спиной не развевается черный плащ, похожий на крылья нетопыря.
Костяной зверь повернул морду в его сторону, замер, а потом прыгнул обратно в витрину и вновь умело притворился складным стульчиком. Струсил, не захотел связываться с хозяином ночи!
Медузники попытались вампира атаковать. Тот не стал уворачиваться, даже не посмотрел на них. На мгновение его окутало серебристое с чернью сверкание, и ошметки самых наглых упырей разлетелись в стороны, а уцелевшие всплыли вверх, как сорвавшиеся с привязи воздушные шары, и исчезли за крышами.
