Павел Молитвин - Возвращение Ктулху
Старое дерево рассохшейся рамы затрещало, с него посыпались чешуйки облупившейся коричневой краски, и окно открылось. Парни полезли в дом.
Лучи карманных фонариков замельтешили по комнате. Перекосившаяся кровать с выцветшим покрывалом, потрепанные дорожки на горбатом полу поверх потрескавшегося затертого линолеума, пустой стол, пара стульев да скособоченный шкаф — вот и все убранство комнаты. С потолка свисают грязная лампа и пара липких лент, облепленных черными точками мух. Совсем не похоже, что где-то в этом доме могут храниться антикварные вещи.
— Не густо, — буркнул Коряга.
— Колька говорил, где-то здесь есть подвал.
— Звездел Рябой, — уверенно заявил Коряга. — Если и есть, максимум, что мы там найдем, — закатки да мышиное говно.
— Ну давай хоть поищем, раз уж залезли.
Вход в подвал они нашли в соседней комнате. Под изъеденным молью ковром оказалась крышка люка, скрывающая лестницу.
Спустившись в подвал, они застыли. Здесь обстановка была другая.
Стеллажи вдоль стен уставлены книгами, шкатулками, ящичками, колбами, ретортами. На одной полке расставлены бутылки самой различной формы, внутри которых к крышке крепятся на нитке свинцовые шарики.
— Ни хрена себе закатки, — пробормотал Коряга, разглядывая банку с плавающим в ней зародышем то ли кота, то ли другой зверушки. — А дед-то реально псих.
Малёк тем временем рассматривал корешки книг. Большинство названий звучало довольно странно: «Пнакотикские манускрипты», «Текст Р'льех», «Книга Эйбона», «Песни Дола», «Семь сокровенных книг», «Записки Челено», «Книга Дзиан». Встречались книга на иностранных языках: «De Vermis Mysteriis», «Una-ussprechlichen Kulten», «Cultes des Goules».
Непонятно отчего по его спине пробежали мурашки.
Он наугад взял одну из книг и раскрыл. Рисунок, попавшийся ему на развороте, изображал покрытую щупальцами тварь, отрывающую человеку голову.
— Гигер отдыхает, — раздалось над плечом Малька.
От неожиданности тот подпрыгнул и захлопнул книгу.
— Кто отдыхает?
— Тип, который Чужого нарисовал, — ответил Коряга. — Дай погляжу.
Малёк передал книгу Коряге и непроизвольно вытер руки о штаны.
— Ты еще и в художниках разбираешься? — спросил он насмешливо.
— Не всем же, как ты, только в бабах из «Плейбоя» разбираться.
Малёк показал Коряге средний палец, но тот, целиком поглощенный картинками, не обратил внимания.
После увиденного рисунка Мальку хотелось как можно скорее убраться отсюда. Хоть тут и действительно много старых вещей, но вряд ли кто заинтересуется такой мерзостью.
Малёк подошел к захламленному столу и посветил на него фонариком. Снова книги, между ними — колбы, пробирки и реторты, листы бумаги, исписанные каракулями на каком-то иностранном языке, и…
— Коряга! — позвал Малёк, не веря своим глазам.
— Чего тебе? — недовольно спросил Коряга, оторвавшись от книги.
— Гляди!
Коряга подошел к столу и захохотал.
— А дед-то у нас продвинутый! Ты гляди, чем балуется!
На столе между здоровым талмудом и металлической конструкцией непонятного назначения лежало зеркальце размером в ладонь, на котором явно виднелись следы какого-то серебристого, с зеленоватым отливом, порошка. И полдорожки. Рядом с зеркалом — трубочка для нюханья. Коряга потянулся к ней.
— Ты чего? — Малёк схватил его за руку. — Он стремный какой-то!
— Не гони. Если его дед нюхачить может, то ничего со мной не станет.
— У тебя не отшибло, чего мы сюда приперлись? Время-то идет!
Коряга недовольно поглядел на Малька, потом кивнул:
— Ладно, давай сумку.
Малёк матюгнулся.
— Я ее наверху оставил, когда подвал открывали.
— А яйца ты свои там не оставил? Давай за сумкой, а я присмотрюсь, чего тут хватать.
Малёк поднялся наверх. Посветил фонариком, нашел сумку. Интересно, сколько прошло времени?
Он полез в карман за мобильником и чертыхнулся, когда нащупал мокрый и липкий корпус. Он достал телефон двумя пальцами. Нижнюю часть корпуса покрывала прозрачная пленка. Похоже, потек аккумулятор. Этого еще не хватало!
— Малёк! — раздался из подвала голос Коряги. — Так дед, по ходу, барыга! Тут в столе несколько пакетов порошка!
— Коряга, глянь, сколько времени! — спросил Малёк.
— А что, на «Спокойной ночи, малыши» опаздываешь?
— Глянь, говорю. У меня мобильник сдох.
Внизу послышались возня, а потом поток матов.
— …Какого… мобила… накрылась… аккумулятор… — выделил Малёк из двухминутного словесного потока то, что имело смысл.
Малёк выругался. Как же так, чтобы у них обоих одновременно накрылись телефоны! Даже если Катафот звонил, то не смог их предупредить!
Вдали послышался приближающийся лай собак.
Малёк бросился к люку.
— Коряга! Шухер!
Через миг парень взлетел по ступенькам с округлившимися глазами. Похоже, ему тоже совсем не хотелось задерживаться, чтобы повстречать сумасшедшего старика-барыгу.
Под одной рукой у Коряги были книги, в другой несколько пакетов серебристого порошка. Книги он бросил в сумку, пакеты распихал по карманам и кинулся вслед за Мальком, который уже вылезал в окно.
Коряга перебросил сумку через подоконник, Малёк подхватил ее и бросился через сад к забору.
Собаки лаяли уже совсем близко.
Забросив сумку на плечо, Малёк подпрыгнул, ухватился за верхушку забора и подтянулся. И вдруг его что-то отдернуло назад. Он испуганно оглянулся и увидел, что сумка зацепилась ручкой за ветку. Малёк уселся на забор и принялся дергать сумку. Та застряла намертво. Словно дерево не позволяло унести краденое.
— Ты чего там возишься? — прошипел снизу уже выбравшийся со двора Коряга.
— Сумка! Зацепилась!
— Твою мать! Придурок! Бросай ее!
Малёк дернул еще пару раз, бесполезно. Краем глаза он увидел, как начинает открываться калитка с другой стороны двора, и, отпустив ручку сумки, свалился с забора.
Коряга помог ему подняться, и они побежали со всех ног подальше от дома старика.
Они втроем сидели дома у Коряги. Сигарета плясала в дрожащих пальцах Малька, роняя пепел на многодневную гору окурков, давно уже скрывших под собой пепельницу.
Коряга с упоением рассказывал Катафоту о подвале в доме старика, а Малёк молча курил. Не сказал ничего, даже когда Коряга заявил, что Малёк чуть не обделался со страху.
Спустя полчаса и пять сигарет он немного успокоился. Коряге тем временем надоело бахвалиться, а Катафоту наскучили россказни о находках в подвале. Тем более он, похоже, не поверил ни одному услышанному слову.
Сейчас они молча смотрели на четыре разложенных на столе небольших пакетика с серебристым порошком.
— Ну че? — спросил Коряга. — Снимем пробу?
— Я первый! — тут же вызвался Катафот, которому было совершенно по фиг что курить, глотать, нюхать или колоть, лишь бы штырило.
Он скрутил купюру в трубочку, карточкой пополнения счета быстренько разбил горку порошка на три дорожки и втянул одну ноздрей.
Откинув голову и закрыв глаза, он передал трубочку Коряге. Тот оприходовал свою дорожку и сунул свернутую банкноту Мальку.
Недолго думая, Малёк пожал плечами и последовал примеру друзей.
По ноздре прокатился леденящий холодок, онемение расползлось к вискам. Ощущение было такое, словно внутри черепа, прямо в мозгу, кто-то включил морозильную установку.
В глазах сразу же поплыло, комната с ободранными обоями и растрескавшейся штукатуркой на потолке вдруг куда-то исчезла, и Малёк увидел совершенно незнакомый пейзаж.
Он оказался на лужайке, заросшей густой изумрудной травой, а вокруг простирались джунгли. Высоченные деревья, не похожие ни на одно из тех, что Малёк видел в жизни или по телевизору, до того как продал его, чтоб купить наркоты; громадные, пара метров в диаметре, цветы; а в воздухе носились странные птицы без клювов и с крыльями, как у стрекоз…
Такого глюка Малёк еще не ловил. Все абсолютно реально. В глазах не плыло, образ был цельным. Он даже чувствовал запах…
Парень в полном восторге озирался вокруг, рассматривая невиданный пейзаж.
Лишь минут через пять он сообразил, что не стоит на земле, а завис в десятке сантиметров над ней и сквозь его ступни проходят изумрудные травинки. Он был нематериален, бесплотный дух, призрак, намного менее реальный, чем окружающий его мир.
Малёк взмахнул руками, и воздух подхватил его, понес ввысь…
Парень летел по неизведанному прекрасному миру, то возносясь над кронами, то планируя над самой землей. Он несся с безумным восторгом, пролетая сквозь стволы деревьев. Он нырял в протекающую неподалеку реку и плыл в ней, все такой же бесплотный, наблюдая, как рыбки проскальзывают сквозь него.
Он летал за бесклювыми птицами и прислушивался к их гомону, похожему на неведомый человечеству язык…