Овцы смотрят вверх - Джон Браннер
И станция вырубилась, словно повернули выключатель. В это момент Маку, видимо, надоело играть в коробки, и он разнес второе стекло в офисе Пита. Все пригнулись, за исключением хозяина офиса – у того был спинной корсет.
– Дороти! Принесите мой пистолет, – прошептал Алан. – Пит! Ты сможешь остановить ублюдка? Наверное, тебя учили стрелять, когда ты пошел в полицейские?!
– Учили! – усмехнулся Пит. – Вся моя учеба длилась шесть недель. Но стреляю я нормально.
– Дороти!
Но та уже исчезла.
– Что с ним произошло, черт побери? – прошептал Филип Алану, пригнувшись в углу офиса.
– Выходи, ребята! – прокричал Мак, прыгая взад и вперед по проходу между полками. – Повеселимся вместе! Присоединяйтесь!
– У этого диджея на радио голова явно не в порядке, – негромко сказал Пит, не сводя с Мака глаз. – Да еще пожары! Что там, в конце концов, происходит?
– Бунт! Беспорядки! – отозвался Алан. – Но нам сейчас не до этого, у нас свои проблемы. А, спасибо!
И он взял из рук Дороти свой пистолет, который держал в офисе на случай визита непрошеных гостей.
– Пит! Возьми пушку! – сказал он. – А мы с Филом сначала попробуем обезвредить его без оружия. Если мы на него прыгнем, то, может, нам удастся сбить и скрутить его! Фил, давай…
Но в этот момент Мак заметил оружие, которое Алан протягивал Питу. Лицо его исказилось слепой злобой.
– Ах ты, сукин сын! – взорвался он и бросился на них. Филип крикнул и сделал шаг в сторону Дороти, намереваясь защитить ее, а Алан выстрелил.
– Ах ты, мать твою!
Мак, опустив голову, посмотрел на свою грудь, белеющую из-под распахнутой рубахи, и увидел круглую дырку рядом с грудной костью. На лице его отразилась крайняя степень удивления.
– Черт, но почему вы…
Темное пятно растеклось по внутренней части его бедра.
– Ничего себе! – сказал он тихо и спокойно. – А я, похоже, напрудил!
После этого опустился на колени и упал ничком на пол.
Дороти всхлипывала.
Последовала долгая тишина. Кровь убитого растекалась по полу и смешивалась с его же мочой.
– Нужно как-то связаться с полицией, – сказал наконец Алан. – Можно и не по телефону. Только…
Он молящим взглядом смотрел на стоящих рядом.
– Я же должен был это сделать, верно? – проговорил он.
– Однозначно, – ответил Пит, облизав пересохшие губы. – Если бы не мы его, он бы – нас. Я видел это по его глазам. Господи! Что же с ним случилось? Он никогда и виду не подавал, что ему не нравится мой цвет кожи. С другими это бывало, а с ним – ни разу! И вдруг – такое…
– Дороти! – сказал Алан, не отрывая взгляда от трупа. – Вы можете поехать в город и…
– Нет! – не дослушав, сказала Дороти, с трудом сдерживая дрожь в руках. – Вы не видели, что там творится. Я одна сейчас никуда не поеду. Не рискну.
Филип и Алан обменялись взглядами.
– Нужно посмотреть, что там, – сказал Филип и пошел впереди всех в свой офис, из окон которого открывался вид на город (из окон офиса, где обыкновенно сидел Алан, виднелась лишь высокая черная стена на противоположной стороне улицы). Открыв дверь, он едва сдержал крик ужаса.
За окном виднелись клубы черного дыма, поднимавшегося к серому небу. Ощущалась вонь горящего пластика, резины, дерева, еще бог знает чего. Это даже близко не было похоже на обычный пожар.
И тут же полицейская патрульная машина пронеслась по улице и резко свернула в сторону городского центра, оглашая воздух ревом сирены. Рядом с водителем сидел совершенно белый – как оштукатуренная стена – человек и что-то орал в микрофон.
Затем, рокоча мощными моторами, проехали несколько армейских грузовиков, в которых сидели солдаты в масках и с оружием.
– Спросите у них, что происходит! – воскликнула Дороти, и Филип выбежал на улицу, но грузовики уже промчались мимо, и он вернулся в помещение, кашляя и утирая слезящиеся глаза.
– Не успел! – сказал он, задыхаясь. – Но можно попробовать сделать это как-то иначе. Еще радио у нас есть?
– Есть, – отозвалась Дороти. – У меня.
И отправилась прочь, чтобы принести приемник.
Настроившись на волну, где обычно передавали последние новости, они услышали голос маленькой девочки (но была ли это девочка – вот в чем вопрос), которая декламировала:
У Кастора – огромный хрен,
А у Поллукса – пухлый зад.
Поллуксу Кастор засадил,
Чему Поллукс был страшно рад…
Проговорив все это, голос упал на полторы октавы и добавил в обычном деловом тоне:
– Оставайтесь на нашей волне. Мы сообщаем вам последние и самые точные новости.
Филип принялся яростно крутить ручку настройки. Бледная как мрамор, Дороти вновь взялась за телефон, но тот молчал – не было даже обычного легкого гула и потрескивания.
– Опаньки! – вновь ожило радио со смехом, напоминавшим скорее ржание. – Это самый классный приход из всех, что у меня бывал. Фантастика! Эй ты, сучка, не трогай выключатель! Это мое шоу. Если отключишь меня, я сам тебя отключу.
Раздался звон разбиваемой бутылки.
– Катись отсюда, или я тебя порежу на кусочки.
Еще одна станция передавала последнюю часть Девятой симфонии Бетховена на скорости в сорок пять оборотов в минуту вместо тридцати трех, и кто-то находил это таким забавным, что своим смехом перекрывал музыку.
Больше из приемника было ничего не выжать – даже на полицейской волне, что неудивительно – рельеф местности в этой части города был такой, что коротковолновые станции здесь не доставали. Да и приемник у Дороти был чахленький.
Алан протянул руку и выключил его.
– Фил! – сказал он. – У тебя там жена и дети. Езжай домой.
– Но…
– Ты меня не слышишь? – резко переспросил Алан. – Я здесь запрусь с Дороти, а потом отвезу ее домой. У меня есть пистолет, и все будет хорошо. А ты по пути сообщишь в полицию про Мака, ладно?
Филип кивнул. Сердце его стучало как бешеное.
– Тогда я еще отвезу домой Пита, – сказал он. – Самому ему не доехать.
И, подумав, закончил:
– Спасибо!
По дороге в ад
Питу не сразу удалось забраться в машину Филипа – тот недавно поменял марку, причем, повинуясь неосознаваемому уколу совести, взял машину размером поменьше, отчего громоздкий и неуклюжий Пит не без труда разместился в салоне. Из бардачка Филип достал маски и протянул одну Питу – ту, которую использовала Денис. Пит сказал спасибо и натянул маску – даже с включенным в машине кондиционером вонь пожара была невыносима, и в воздухе уже кружились липкие хлопья сажи.
– Думаешь,
