Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
– Нет.
– Бодуну следует знать о твоих намерениях?
– Было бы желательно.
– Тогда никаких проблем не предвидится. Жди. Я свяжусь со Штрассеном – в течение суток он тебе перезвонит.
– Но мне нужно конфиденциальное рандеву.
Эндрю Джонович показал с экрана большой палец.
– Можешь на меня положиться. Все будет конфиденциально и тет а тет. Шторы голубые, кресло глубокое, дамы в зеленом. И две нагие негритянки с опахалами. А также абсент и восточные сладости.
– Сердечное вам спасибо, Эндрю Джонович. Век не забуду ваших милостей!
– Привет Валентине.
Глава 21
Штрассен позвонил в конце рабочего дня. Сказал, что, предварительно, встреча назначена на завтра у Бодуна на квартире. И назвал адрес, который я и без него знал. Еще он сказал, что завтра утром Бодун сам со мной свяжется и уточнит время. Действительно, утром, часов в десять, на связь вышел сам Бодун, и мы в три секунды договорились встретиться немедленно у него на квартире. Я сдернул Васю с клавиатуры – он шаманил какую-то программку. С утра он заявил, что баста, что нечего ждать каких-то там указаний, что "дело делать надо!". И плотно сел за монитор. По-моему хотел таки проанализировать орбиты. К моменту, когда Бодун вышел на связь, он настолько вошел в раж, что даже хотел отвертеться от рандеву. Я ему указал на ошибки, пристыдил, и дал указание следовать за мной.
Шторы в той комнате, куда провел нас хозяин, оказались действительно голубыми. Сам он тоже полностью соответствовал описанию Гири. Выглядел лет на тридцать, рыжий, высокий и спортивный. Правда, никаких признаков нахальства я не обнаружил. Как, впрочем, и негритянок с опахалами. Мы с Васей представились, и Вася, как бы ненароком, выложил на стол свой журнал. Бодун бросил на него косой взгляд и хмыкнул.
– Понимаю, – сказал он. – Но, в то же время, надеюсь на взаимопонимание. Не буду вас уверять, что не располагаю временем – этого добра у меня просто завались. Но, как бы вам сказать… Я нахожусь в информационном потоке, а вы меня из него выудили. И я могу проспать что-то важное. Поэтому давайте без обиняков. Мне сказали, что вас уполномочил со мной встретиться Гиря. Петр Янович такая фигура, которую я не могу игнорировать. Поэтому я хочу немедленно уяснить, что он желает? Это возможно?
– С этого и начнем. Петр Янович неофициально ставит вас в известность, что ему примерно понятны ваши планы, намерения и возможности. Не ваши лично, разумеется, а того круга лиц, которые объединяются вокруг Асеева. Общая ситуация ему понятна настолько, что он готов принимать ответственные решения, и часть их уже принял. Более того, мы уполномочены проинформировать вас об этих решениях.
– Очень интересно! – Бодун откинулся на стуле и закинул ногу на ногу. – Большего и желать невозможно, поскольку я в последнее время только тем и занимаюсь, что пытаюсь прояснить, какие именно решения примет ГУК в связи с той информацией, которую накопил Гиря. А поскольку он один владеет всей совокупностью данных, то, надо полагать, от него и должна была последовать инициатива. И она последовала. До меня доходят слухи, что готовятся какие-то страшные меры в отношении всех поголовно. Местонахождение Петра Яновича мне неизвестно, но на его месте сидит Валерий Алексеевич Сюняев. Что это означает – известно всем. Он уже устроил один грандиозный скандал и два с половиной среднего масштаба. Навигационщиков он перепугал до такой степени, что они одеревенели и ни на что не реагируют. Задерживают рейсы без всяких объяснений!.. Сегодня утром в главном вычислительном центре мне заявили, что к ним едет ревизор по орбитам, и предупредили, чтобы я не портил им пейзаж хотя бы какое-то время. С часу на час ожидаю ареста. Не иначе, вы явились с ультиматумом или с ордером – это как минимум… Или уже с приговором?
– С ума сойти! – сказал Вася.
– Обуздай свои эмоции, – я посмотрел на Васю с укоризной и поинтересовался: – А что, для ареста есть какие-то юридические основания? Вы возглавляете преступную группировку? Если так, то это не по нашей части. Это – Департамент Безопасности. И мы, встречаясь с вами, здорово себя компрометируем.
Бодун улыбнулся:
– Нет, я чист перед законом. "И голову на плаху положу с высоко поднятою головою".
– Пикантная позиция головы, – заметил Вася в сторону.
– Слово кабальеро? – сказал я.
– Слово джентльмена. "Невинной кровью жертв я рук своих не обмарал, в том честью поручусь, и совестью своей не торговал, и имя предков гордое я черными делами не запятнал".
– А, так вы тоже лингвист?!
– В душе. По основной специальности – астрофизик. А кто еще лингвист?
– Гиря и Сюняев.
– Вот как? "И кто ж они? Товарищи по лире О горе мне! Собратья по перу, меня вы предали в угоду низкой злобе…". Но давайте ближе к делу. Что же хочет Петр Янович?
– Собственно, ничего. Петр Янович, через наше скромное посредство, информирует вас, что не намерен предпринимать никаких действий для пресечения деятельности Асеева. Он считает, что время для них упущено. Ситуация перешла в разряд необратимых, и воспрепятствовать вашим намерениям кто-либо уже не в силах. Можно пытаться вредить, но это не имеет никакого смысла, поскольку результат будет тот же самый. Гиря просил передать, что все его нынешние и последующие шаги являются не более чем камуфляжем, и вами могут в расчет не приниматься. В связи с вашей деятельностью, для ГУКа могут наступить тяжелые времена, и Гиря уже сейчас готовит позиции для обороны.
– "Мой бог, что слышу я! Ужели правда, что пал священный Рим, и толпы варваров теперь Сената стены оскверняют?!". Черт побери, вот этого я никак не ожидал! Петр Янович – великий человек, я обнажаю перед ним голову… А, кстати, парни, каково ваше мнение на этот счет? – Бодун кивнул на журнал. -Вы ведь читали мою статейку?
– Наше мнение почти невесомо. Петр Янович подавляет наше мнение своим величием, – сказал Вася сварливо, копируя манеру Сюняева.
– Но ведь вы свободные и цивилизованные люди. И, как часть нашей цивилизации, просто обязаны иметь свое мнение.
– Мы его имеем, – заверил я. – Но на баланс общественного мнения оно повлиять не может, поэтому мы наше мнение оставляем при себе. И потом, честь мундира… Вы меня понимаете?
– С некоторым трудом. Мой скромный опыт работы в научном секторе ГУКа не свидетельствует в пользу отстаивания чести мундира. Впрочем, наука – дело такое… Идет борьба идей, а на алтарь идеи, порой, бросается и не такая мелочь, как мундир… Вы, простите, кто по специальности?
– Математик.
– Завидую. Воистину, чистая наука. "Не юродствуй – докажи!" – вот ее лозунг. А в астрофизике даже эксперимент поставить нельзя. Только то, что идет оттуда, – он ткнул пальцем в потолок. – Гипотезы, концепции, трактовки… Поди, проверь!.. Впрочем, это я о своем, о девичьем…
– В математике тоже есть подводные камни, – сказал я. – Взять хотя бы споры о том, чьи аксиомы более истинны.
– Да, конечно. Везде драма идей… – Бодун рассеянно покивал. – То, что вы мне сообщили, звучит весьма обнадеживающе, и, скажу прямо, окрыляет. Уж если сам Гиря проникся пониманием… Я тоже полагаю, что главное – избежать общественных эксцессов. А вот Асеев делает вид, что ему на это плевать. Но он – человек прямолинейный, да, впрочем, и он только делает вид.
– Петр Янович уделяет этому аспекту первостепенное внимание.
– И, на ваш взгляд, он полностью утвердился в своих намерениях?
– Полностью, – сказал я.
– Дословно: на сто двадцать шесть и четыре десятых процента, – вставил Вася.
– Вот как? – Бодун обхватил подбородок ладонью и увел взгляд в сторону. – Сто процентов – мне понятно. Но что означают двадцать шесть и четыре десятых? Как вы полагаете?
– Мы тоже теряемся в догадках, – буркнул Вася.
– Не знаю, что они означают, – сказал я. – Но что-то они означают. Гиря процентами не бросается.
– Я бы, пожалуй… – Бодун задумался. – Впрочем, нет, об этом рано говорить… Хорошо. Это все?
– Не совсем. Гиря заявил, что не любит оставаться в дураках. Ему нужны гарантии. И в качестве ответной любезности он просит продемонстрировать работу того самого ящика, с помощью которого вы произвели ментоскопирование.
Мне показалось, что Бодун даже несколько растерялся.
– Продемонстрировать? Но как? Ему я ничего не могу продемонстрировать. Это просто невозможно!
– Он намекал, что вы могли бы связаться с Асеевым и как-то утрясти этот вопрос.
– Асеева на Земле уже нет, и здесь он больше не появится. Связаться-то я могу, да что толку. – Бодун покачал головой и прищурился. Лицо его сделалось жестким. – Передайте Гире мои сожаления. Его требование невыполнимо. Если такого рода гарантия – условие его благорасположения, то мы в нем не нуждаемся.
– Вы неправильно меня поняли. Петр Янович не ставит никаких условий. Он намекает на ответную любезность. Ему нужна твердая уверенность в том, что он полностью разобрался в ситуации. Иначе, он, как я думаю, может предпринять какие-то ошибочные действия, которые могут повлиять на развитие событий. Какие именно события он подразумевает, понятия не имею. Но у меня сложилось впечатление, что это в ваших же интересах.
