Райво Штулберг - Химеры просыпаются ночью

— Эй! — закричал я как можно громче, но сообразил, что в высокой траве меня все равно не отыскать. Пришлось кое-как подняться на одну ногу и снова крикнуть.

Минут через пять передо мной стоял Петр, окровавленный, в разодранной одежде. Он тяжело дышал и едва держался на ногах.

— Ты чего ломанул? Ссыканул, сволочь? — и увесистый удар в челюсть опрокинул меня в траву. В голове загудело. — Еще раз удерешь — застрелю. Усек?

Я только сплюнул кровью. Что тут ответишь?

— Хотя, следующего раза не будет. Я с тобой больше не пойду. До бункера дойдем — а там сам — как знаешь. Надо было тебя бросить, сам как хочешь, так и добирайся.

Я кое-как поднялся и попробовал идти, но в щиколотку ударила такая боль, что безвольным мешком свалился на землю. Петр стоял неподвижно и не проявлял ни малейшего желания помогать. Стало обидно, стыдно и обидно. А чего он хотел от новичка? Ну и не брал бы с собой тогда. А раз взял — то и должен помогать во всем. Признаться, я тогда едва не разрыдался. Но пришлось подниматься и, превозмогая жгучую боль, кое-как двигаться вперед. Потом сломал какое-то деревце и соорудил себе костыль. Неудобная ветка резала плечо, но это было лучше, чем терпеть острую резь при каждом шаге. Наконец, Петр не выдержал.

— Давай шину сделаю, — хмуро бросил он и, отломив две палки, туго привязал их к голени. — Тоже мне сталкер, блин, нашелся.

В самом деле, как это мне самому не пришло в голову…

Не сказать, чтоб идти стало легче, но успокаивала мысль, что хуже, во всяком случае, не станет. Не знаю, сколько мы шли, только уже порядком стемнело, когда (на этот раз без приключений, иначе не ручаюсь, что вообще дошли бы) выбрались на высокий холм, откуда метрах в ста, как на ладони, была видна довольно просторная площадка, со всех сторон обнесенная листовым железом и, насколько можно было различить в сумерках, колючей проволокой. Внутри чернели непонятные сооружения, на которых перемигивались красные и белые огоньки, а возле самой стены медленно передвигались вооруженные люди с налобными фонариками. Охрана, должно быть.

На нас они обратили не больше внимания, чем на случайных прохожих. Никто, против моего ожидания, не стал расспрашивать, кто мы, откуда и зачем пришли. Должно быть, посещение сталкерами здешних мест было вполне обыденным явлением. Один из них, правда, довольно пристально провожал нас тяжелым и каким-то, в то же время, бесцветным взглядом, но не сделал в направлении нас ни шагу.

Мы прошли между группой охранников в одинаковых серо-голубых комбинезонах и оказались по ту стороны стены. Огромные пирамиды с отрезанными вершинами, будто целиком отлитые из железа, громоздились по всей площадке. У каждой дежурило еще по одному-два сталкера. Хромая вслед за нахмуренным Петром (за всю дорогу он больше не проронил ни слова), я очутился перед массивной железной дверью, на которой желтыми облупленными буквами значилось: «Лаборатория С. Вход строго по пропускам». Что это за пропуска, стало ясно через минуту, когда Петр протянул охраннику скомканную купюру. Мы проследовали в тесный «тамбур», тускло освещенный постоянно мигающей лампой. На стене — красная кнопка и табличка: «ДЕЗАКТИВАЦИЯ. Стой! Задержи дыхание. Нажми на кнопку». Я на всякий случай перестал дышать, но, судя по тому, как уверенно двинулся дальше Петр, на кнопку эту уже давно никто не нажимал.

За «тамбуром» находился такой же полутемный узкий коридор, на железных стенах которого были налеплены какие-то плакаты, инструкции… Почему-то в глаза бросился плакат «Порядок срочной эвакуации». Выцветшие надписи, нарисованные люди в противогазах, на последнем рисунке одна из тех железных пирамид снаружи была поднята двумя вертолетами.

Вдоль коридора — небольшие железные двери, больше похожие на люки подводной лодки. Некоторые были приоткрыты.

— Митин, когда ты назад вернешься? Уже вторые сутки тут ошиваешься, — послышался из-за одной двери раздраженный голос.

— А мне-то что, я никуда не спешу. Это вы тут за наемниками, как за каменной стеной, а у нас там из охраны и есть, что два алкаша, — раздалось в ответ.

У двери-люка с надписью «Прием образцов» Петр остановился и отрывисто постучал, видимо, условным сигналом. С той стороны загудело, загремело, и дверь со скрежетом отворилась. Мы вошли.

Яркий желтый свет после темного коридора несколько ослепил, но глаза быстро привыкли. Серые железные стены средних размеров комнаты увешаны инструкциями, плакатами. «Стой, осторожно, проверь…» значилось на большинстве из них. Начинало складываться такое ощущение, что в бункере живут не ученые, а, по крайней мере, сотрудники какого-то сверхсекретного НИИ. Кроме плакатов, здесь также выстроились металлические и стеклянные ящички, контейнеры, боксы… На доброй половине из них красовались грозные надписи и непонятные знаки. Я ощутил если не страх, то почти благоговейный трепет, находясь среди всех этих инструкций, указаний, предостережений, правил.

В углу приютился невысокий железный стол, на котором сгрудились стопки бумаг и все те же ящички; худой и лысоватый молодой человек привстал из-за стола и посмотрел на нас поверх очков.

— Здорово, Петро, эк тебя потрепало, — покачал он головой.

— И тебе, Батон, всего самого. Снорк постарался, скажи спасибо, что вообще цел остался. А вот его осмотреть надо бы, — Петр кивнул в мою сторону, — с ногой что-то.

— Обязательно, обязательно, — понимающе закивал этот самый Батон.

— Дай-ка пока своего фирменного.

— Ой, ведь спирт сейчас строго подотчетный стал…

— Да он у тебя всю жизнь строго подотчетный, сколько тебя помню. Давай, не жлобись.

Батон нырнул в один из сейфов под грозным знаком «Яды!» на черном черепе и извлек на свет толстую зеленую колбу. И два стакана.

— А уж закусь с тебя.

Петр без лишних слов выудил из мешка кусок колбасы. Ученый тем временем налил по полному стакану из своей колбы.

— Эх, понеслась душа в рай, — крякнул Петр и залпом осушил стакан.

Батон последовал его примеру. Потом оба довольно крякали и щурились, мотали головами.

— А друган твой будет?

— У него и спроси…

Вообще-то, добрая доза спиртного мне бы как раз не повредила, если учесть все злоключения, что пришлось пережить за последние часы.

Содержимое колбы приятно отдавало какой-то травой, а по крепости не уступало чистейшему спирту. Сначала перехватило дыхание, потом как-то очень быстро, но приятно вскружило голову.

— Это что? — спросил я.

— Спирт, медицинский, — уважительно промолвил ученый, — на местных травах. Мой рецепт, во всей Зоне ни у кого такого нет. Ко мне даже из баров ваших засылали рецепт выкупить, но это для души ведь, а не для продажи. Так, а ногу сейчас осмотрят.

Он выглянул в коридор и кого-то позвал. Явился громадный помятый мужик, будто с двухнедельного перепоя. В руках чемоданчик. Коротко взглянув на мою распухшую ногу, он покачал головой и мотнул головой:

— Пошли в медблок, там посмотрим.

— Ладно, — тем временем Петр плюхнулся на стул, — не за спиртом твоим я притопал. Хотя порой хочется специально за ним смотаться. Вот, держи добычу.

Но остального я уже не видел, а ковылял за гориллоподобным медиком по тусклому коридору. Медблок оказался копией первой комнаты, только вместо ящиков и контейнеров у стен прижались шкафы — видимо, с медикаментами. И снова — инструкции, правила, правила…

А посреди комнаты как-то даже грозно стоял железный операционный стол, и потухшие лампы нависли над ним…

— Разувайся, ложись, — кивнул медик на кушетку.

Пока я возился, он успел принять что-то внутрь из лабораторного стакана. Алкоголизмздесь, видимо, процветал пышно. Оно и понятно: в такой-то жопе всего мира и при халявном спирте…

— Ага… ага… — кивал медик, ощупывая и рассматривая мою раздутую багровую ногу, — ну что же, — он быстро закончил осмотр, — растяжение простое, ничего особенного.

— А что делать-то теперь?

— Да ничего, пару неделек с костылем побегаешь, только и всего.

— Во как! А мази или еще чего-нибудь не надо разве?

— Надо, — уверенно кивнул медик, — но у меня этого ничего нет, на вашего брата из казенного имущества не напасешься, если все будут сюда бегать, а здесь не больничка. Больничка там, за периметром.

Я начинал понимать, к чему он клонит.

— Ну а что, никак разве нельзя договориться, а?

— Что значит «договориться»? Не, не, не, я казенным добром не торгую, ты что. Вот только… могу из своих личных запасов дать малость.

— Ну, хоть и из личных…

— Тогда вот аптечка есть, там как раз все, что тебе надо. Сотня — и мы в расчете.

— Сотня? Чего сотня?..

— Ну не рублей же.

— Евро?! — я так и подпрыгнул на кушетке.

— Ну, сам смотри, я не принуждаю…

А здорово они тут устроились, конечно. Простому сталкеру для того, чтоб сотню евро добыть, надо задницей рисковать и в аномалии лезть, ползоны истоптать и от снорков отбиваться, а они — не сходя с теплого места в момент эту же самую сотню сделают. Ничего не скажешь, кучеряво пристроились.