Андрей Столяров - Изгнание беса (сборник)
Это был, судя по описаниям, “говорящий рукан”. Вероятно, “говорящими” были все руканы первого поколения. История их могла бы служить примером той колоссальной глупости, на которую еще способна Земля, хотя вряд ли Оракул или те, кто за ним, возможно, стоит, – если только за ним действительно кто-то стоит – оценивают наши намерения и поступки в рамках чуждых для них земных категорий.
История и в самом деле выглядела чудовищно. Сразу же после получения первых сведений был объявлен приз за каждого найденного рукана. Средства массовой информации разнесли эту весть по всем континентам. Тысячи вертолетов, частных и государственных, ринулись в сельву. Это называлось “Операцией по спасению внеземных форм жизни”. Трудно было сказать, чего проявилось больше – страха или азарта. Слухи об экспедиции Борхварта также просочились в печать. Вспыхнула настоящая истерия: руканов боялись смертельно. Стреляли из пулеметов, стреляли особыми парализующими игольчатыми насадками, бросали газовые гранаты – хотя за живой экземпляр давали чуть ли не втрое дороже. Мы, вероятно, уже никогда не узнаем, сколько руканов было уничтожено в этот период. Согласно некоторым источникам, конечно, весьма неполным, по-видимому, не менее тридцати. Часть из них, скорее всего, попала в руки военных. Сыграла негативную роль и быстро распространившаяся и, как выяснилось несколько позже, достаточно правдоподобная версия, что руканы, по крайней мере в нашем понимании этого термина, не являются разумными существами. Британский национальный музей приобрел труп рукана за полтора миллиона долларов, Галерея естествознания при Лиссабонском университете – за миллион триста тысяч, а такое благонамеренное учреждение, как государственный зоопарк ФРГ, также заплатив невероятные деньги, выкупил полуживого рукана у какой-то таинственной аргентинской организации “Экспорт-импорт”. Рукан экспонировался в специальном зале дня, билеты на получасовую экскурсию стоили до тысячи марок, специалисты Научного Комитета, все эти четверо суток стучавшиеся в правительственные инстанции, получили доступ к объекту буквально на исходе последних минут: зафиксировали агонию. Потребовалось введение чрезвычайного межправительственного соглашения об уголовной ответственности за нанесение вреда руканам и всемерно освещаемое средствами массовой информации применение его на практике, чтобы остановить вакханалию. Но даже через полгода, после того как все живые и неживые объекты, продуцируемые Оракулом, по решению Генеральной Ассамблеи ООН, были взяты под контроль особой группы Научного Комитета, секта “Глас Господень” в глухом уголке Миннесоты, возвестившая о Втором Пришествии и провозгласившая руканов тридцатью тремя апостолами космического Христа, в полном составе сошла с ума – во время богослужения и ритуальной пляски трехсот человек, психогенным индуктором которой был некий рукан, неизвестно как выловленный и тайно доставленный на территорию США.
И, возможно, прав был Оскар Ф. Нидемейер, утверждая, что в системе семиотических отношений “Оракул – Земля” именно “говорящие” руканы представляли собой универсальный механизм транскрипции, сообщество посредников, нечто вроде персонифицированного словаря, и что потеряв так трагически и так нелепо почти все это первое поколение, человечество также навсегда потеряло простую и естественную возможность договориться с Оракулом. Дальнейшие усилия бессмысленны, потому что отсутствует главное связующее звено.
Факты, накапливающиеся день ото дня, казалось, лишь подтверждали это. Оракул с поразительным равнодушием относился к любым попыткам установить с ним непосредственное взаимодействие, одинаково игнорируя и простейшие световые коды, предложенные военными, и громоздкие топологические модели Научного Комитета – модели, которые, по мысли их авторов, должны были объяснить Оракулу биологическую и социальную сущность человека и человечества. Одно время большие надежды возлагались на органолептику. План симбиоза культур – “разумное в разумном” – захватывал воображение. Ученый совет Комитета дрогнул под натиском энтузиастов. Это был период романтики, период нетерпеливых надежд, черный меч апокалипсиса еще не висел над миром, и даже нынешняя Зона Информации еще не была открыта. Четверо молодых футурологов, все – перспективные исследователи будущего культуры, следуя головокружительным концепциям доктора Саакадзе, тоже знаменитого футуролога, кстати, тогдашнего неформального лидера Контактной группы, надев костюмы высокой защиты и нагрузившись всей мыслимой и немыслимой аппаратурой, таща за собой оплетенный металлокерамикой телевизионный кабель, нырнули в мерцающий мокрыми пленками “грибной лес” Чистилища и навсегда растворились среди зарослей гигантских бледных поганок, маслянистый сок которых капал с пластин под шляпками прямо в фосфорные, слабо колеблющиеся языки вечно горящего мха. Связь с группой продолжалась около восьмидесяти секунд, а затем наблюдатели вытащили из “леса” остаток кабеля. Он не был оборван или обрезан, как можно было бы первоначально предполагать, – жилы его, полностью сохраняя структуру, непонятным, по крайней мере для нас, образом истончались и уходили за пределы точности имеющихся приборов. Еще четверо добровольцев готовы были пойти по следам первой группы, но к счастью, энтузиазм поутих, раздались и были услышаны трезвые голоса. Научный Комитет, опомнившись, категорически запретил вторую попытку. Именно тогда по институтам и лабораториям мира прокатилась волна ожесточенных дискуссий о степени допустимого риска в науке. Против Саакадзе было возбуждено так называемое “нравственное расследование”, которое, впрочем, ни к чему конкретному не привело, как и множество других аналогичных расследований, начатых примерно в это же время.
Параллельно с этим “футурологическим” экспериментом двое других энтузиастов, Лазарев и Герц, получив в обстановке неразберихи официальное разрешение, пытались проникнуть внутрь Оракула без использования технических средств: теплая, коричневая, шершавая поверхность купола, похожая на кожу гиппопотама, легко вминалась при малейшем нажатии на нее, выдавливала из себя бисер голубоватой влаги, растягивалась, как резина, возвращалась потом в исходное состояние, но не обнаруживала никакого желания пропустить сквозь себя человека. Обследование продолжалось более одиннадцати часов. Результатов, во всяком случае с точки зрения Комитета, не было. Но через трое суток после этого, единственного в истории Контакта, прямого соприкосновения первично у Лазарева и почти сразу же у Иоахима Герца начал развиваться быстро прогрессирующий паралич обеих рук, и летальный исход удалось предотвратить лишь путем немедленного и полного протезирования.
Кстати, именно Герц выдвинул в дальнейшем гипотезу, что Оракул в масштабах Космоса является не механизмом, а живым существом, простейшим организмом, подобным земной амебе, и, как таковой, не обладает не только разумом, но и сколько-нибудь сложным инстинктом. Появление его на Земле представляет собой особого рода “галактическую инфекцию”, ликвидировать которую необходимо, прежде чем она поразит важнейшие области земной культуры. Сказалась, по-видимому, ксенофобия – психопатологическая реакция, отмеченная у многих людей, имеющих дело с Оракулом.
Герц был в этом отношении не одинок. Собственно, уже первоначальное знакомство с руканами поставило под сомнение разумность Контакта. Граница Заповедника (и, следовательно, предел биологического воздействия Оракула) находилась всего в двадцати километрах от места локализации Инкубатора, в двадцати километрах от дикого скопления лиан и бромелий, где в огромных, странно-живых, дышащих горькими испарениями чанах, образованных причудливыми срастаниями стволов и корней, холодно бурля и отжимая к краям бурую пену, чмокало и вздымалось осыпанное фиолетовыми искрами, призрачное, будто тлеющее желе “звездного студня”. Была расчищена просека, связывающая обе Зоны. Ночью она подсвечивалась слабыми естественными люминофорами – на этом настаивали этологи. Однако вылупившиеся руканы упорно шли – в разные стороны, веером, наугад, и действительно, как котята, оказывались в топях непролазной гилеи. Из десяти новорожденных до места назначения доходил только один. Остальные же гибли, попав в лапы хищников или просто от истощения. Если, конечно, их сразу же не перехватывали и не доставляли в Заповедник на вертолетах. Что само по себе, кстати, тоже было весьма непросто: рождение очередного рукана влекло за собой настоящую магнитную бурю – разумеется, ограниченной сферы, но такой интенсивности и частоты, что следящие установки будто окутывало свинцовым облаком – датчики безнадежно отказывали, и экраны телеметрии дрожали нетронутой голубизной. Трудно было поверить в подобную расточительную избыточность. Или уж следовало вопреки очевидным фактам предположить, что руканы не представляют для Оракула индивидуальной ценности, что они обезличены и могут быть без ущерба заменены друг на друга. В известной степени так оно, вероятно, и было, но этот напрашивающийся, очень логичный вывод убедительно опровергался катастрофами в вычислительных центрах Боготы и Санта-Челлини, “бешенством” Никарагуанского терминала, пытавшегося конфигуративно использовать “рапсодию демонов”, и наконец, – известным параличом панамериканской Единой Компьютерной Системы (ЕАКС), положившим предел всем рассуждениям такого рода. Скорее уж можно было принять точку зрения экстравагантного Саакадзе, что руканы, в отличие от людей, воспринимают пространство – время слитно, в единой целостности; эта целостность имеет иные параметры, нежели привычная нам геометрия, и поэтому пространственная ориентация каждой особи происходит в координатах, выходящих за рамки земных. Более того, сам Оракул с сопутствующей ему атрибутикой – это всего лишь часть гораздо более сложной, пространственно-искаженной системы, “высунувшейся” в земную тщету из другого, недоступного нам, развернутого по иным осям мироздания.
