Павел Кучер - 1647 год. Королева Наташка.
Фрицу с ребятами страшно не хочется оказаться дилетантами. И они очень стараются… Финансы мне ближе — там получается нормально. Нагло, грубо, но концы с концами сходятся. Да что там — прибыль пошла! А где деньги — там воровство. Там измена. Там кипят человеческие страсти. Помню, невероятно давно, с год назад, он мне задал вопрос. Есть ли на свете места, где люди буквально ходят по золоту и при этом не крадут друг у друга? Помню, подсунула ему что-то про пиратов. Не сказку, социологическую статью. С картинками. Это реальный феномен, между прочим. На пиратских кораблях, в XVI–XVII веках, торжествовал форменный военный коммунизм. Никаких денежных расчетов между членами команды, никаких азартных игр и полное отсутствие воровства внутри команды. Сами пираты этим фактом страшно гордились. Значит, запомнил… И, при первом же удобном случае — творчески развил чужой удачный опыт. Создал народ-войско! Рейхсвер…
Сразу признаюсь, свирепая спешка с организацией местного ополчения мне была и непонятна, и даже где-то неприятна. Во-первых, зачем? Во-вторых, против кого? В-третьих, какими средствами? На голом же энтузиазме всё делалось. Буквально, из подножного хлама… Однако, Фриц снова оказался прав. Пригодилось.
(обрывок ленты от радиотелетайпа)До сих пор холодею, вспоминая то раннее декабрьское утро. Между Байкалом и Центральной Европой — пять часовых поясов. Обычно, на период от отбоя до подъема, внутреннюю трансляцию вырубают, а вещание начинают с шести утра. На каждом круглосуточном канале — своя мелодия-позывной. Утреннее сообщение о пропаже Сети мы дружно проспали. Не первый раз такие сбои. Может — в атмосфере что-то творится, может — на Солнце активность повысилась. Дело житейское. Однако, когда пробились первые «левые» сообщения…
Почему-то, когда всё идет хорошо, это не заметно. Зато, на контрасте… Когда только что было хорошо и вдруг не стало — в память мертво врезается каждая деталь. Почерневшие за столетия дубовые брусья чердачного перекрытия… Предрассветная тьма, за не по-нашему вычурными окнами, из мелких стекляшек в свинцовых рамках… Рядом — сопит на подушке родной человек. Рано… Можно спокойно нежиться под одеялом и ждать сигнал побудки. Зажмурившись. Круглосуточный фонарь аварийного освещения, над дверью, спросонья горит слишком ярко. Уже можно сладко потянуться всем телом… но ещё лень высунуть руку и погасить свет… лень щупать лежащую поверх одежды рацию и переключаться на местную волну. Хотя, чувство времени говорит — пора. Подъем, в выстуженном за ночь здании, даже на сравнительно теплом чердаке — это маленькое испытание силы воли. Ну, ещё одну минуточку… Вот сейчас, не открывая глаза, попробую представить тесное помещение, печку в углу, ковер устилающий холодный каменный пол… безмятежно дрыхнущего рядом Фрица. Как, он уже не спит?
Точно. Судя по тихому звуку, прорывающемуся через обычные утренние шорохи — ещё лежит, но уже переключился на волну дежурного по связи, он же — оперативный дежурный «по всему». Тоже, слушает, как постепенно просыпается его микроимперия… Что, если подумать — вопиющее безобразие. Тем более, сегодня долгожданный выходной, рядом — я и, вроде бы, нет веских оснований, куда-то спешить… Вот я тебя сейчас! Почувствовал! Он постоянно меня чувствует. Даже — не видя. По дыханию, что ли, мысли читает? Щелкнуло крепление наушника, прошуршал по подушке провод, ткнулась в ухо ещё теплая пластиковая шайба…
— Horen (слушай)! — сон пропал моментально… Захотелось немедленно вскочить и куда-то бежать.
Вот тут я поняла маму, рассказывавшую, как маленькой она не любила просыпаться, каждое утро, под гимн СССР из радиоточки, и как она перепугалась 12 декабря 91-го года, когда впервые в жизни не услышала его вовремя. Летом радиоточек в пансионате на морском берегу, не было, поэтому первый перерыв, 19 августа, прошел для неё незамеченным… Не то, что бы мама была ярая пионерка и всё такое… Просто, некоторые вещи казались незыблемыми. Вечными как небо и скалы. И поэтому ей показалось дико неправильным, что все люди отнеслись к отсутствию гимна… не то что бы испуганно, а вовсе равнодушно… В августе сильно интересовались — собирались у радиолы, слушали репортажи из Москвы, обсуждали ГКЧП… А в декабре — будто разом уснули. Говорит — жуткое было ощущение. Поддерживаю… Я бы — вообще насмерть перепугалась. Да наши бы так и не смогли.
Мне это, честно говоря, по сей день непонятно. Ну, хорошо. Предположим, в позднем СССР, на Земле-1, все скурвились (странное слово, по звуку — вроде польское, интересно, что оно у поляков значит?). У людей, буквально из-под ног, какие-то мутные мужики из леса, словно коврик, выдергивают родную страну — и ноль эмоций. Милиция — сидит спокойно, КГБ — сидит спокойненько, армия — даже не чешется… Зимняя спячка, что ли? Хоть кто-то, должен был заорать сакраментальное — «К оружию, граждане!»… или, хотя бы — «Рота, в ружьё!». Папа, как я теперь знаю, не закричал… Даже не собирался… И дружки его (блин, само вырвалось, грубо, да?), ни один не закричали. Партия (кажется, она называлась КПСС?), молодежь, ветераны — все палец о палец не ударили. Страшная сказка, блин… Люди-сомнамбулы.
А вот меня натурально током пронзило. Так бы и подпрыгнула, из положения лежа, до потолка, только в одеялах запуталась. Из-под двух сразу — особенно не попрыгаешь. Затрепыхалась, как бурундук в корзине с бельем… Сунулась туда, сюда… и попалась. Фриц меня аж на середине кровати поймал (широкая у коменданта была кровать, целый сексодром, как в американских фильмах про миллионеров с Земли-1). Вытащил головой наружу и чуток придержал. Бережно, только что бы не рвалась наружу. Снова прижал к голове наушник. Досадливо повторил:
— Horen! — хмыкнул под нос и добавил, — Liegen (лежа)! — опять хмыкнул, — Zeit ist viel (времени много)…
Совершенно не немецкое выражение. Не иначе — от Саляева подцепил. Тот — феноменальный лентяй. Любимое фраза — «Когда Аллах создавал время, он создал его достаточно». Гм… Моё чудо никогда ничего не делает просто так. Если он решил, что в данной ситуации надо лежать и слушать — попробую последовать его примеру. Ничего же ещё не ясно. Какие-то обрывки сообщений прорываются, вдобавок, искаженные пересказом. Как будто их по цепочке передавали, а не гнали прямой трансляцией «Радио-Ангара». Разве так бывает? Получается — да…
Теоретически, Фриц мог бы перехватить управление и подменить оперативного дежурного хоть сейчас. Не вставая с кровати. Такой режим работы системы связи для координатора тоже предусмотрен. Но, нет. Сам только слушает и не вмешивается. Поймал мой удивленный взгляд, кривовато усмехнулся. Покачал головой.
— Er mit fertig warden (Он справляется)! — ага, не упустил случая проверить дежурного «в деле». Стратег!
Короче. Минут пять мы молча лежали под одеялом, будто неживые, и впитывали свежие новости с канала дежурного по связи, через одни наушники. После — я свою рацию добыла. Та — подключена к внешней антенне, тянущейся под черепицей вдоль всего здания. Пошарила, в разных диапазонах… М-м-да! Вылезать из-под одеяла мне почему-то резко расхотелось. Наоборот — возникло желание спрятаться туда с головой.
Сколько не щелкала переключателем настроек — только страшнее становилось. Обрывки сообщений о стрельбе на подступах к Ангарску, о баррикадах на улицах, о расстрелянных на месте уполномоченных новой власти, явившихся было замещать прежних руководителей… Короткие приказы оперативного дежурного о призыве «всех способных носить оружие» для замены контингента курсантов в Кронахе и окрестностях. Команды о подготовке «основного контингента» к воздушному десанту на Восток… Только оружие, одежда, тройной боекомплект и сухой паек на два дня… Это они что, к нам в Прибайкалье воевать, собираются лететь? Через половину континента? Налегке? Жуть! А что делать?
Тем не менее, как-то сама собой, успокоилась. Настолько, что смогла внимательно проследить (попутно слушая сводки и обмирая внутри), как Фриц вылез в ледяной сумрак чердака и принялся бриться-умываться. Я никогда не видела, что бы он так долго и тщательно брился. Не на расстрел же собирался? Что там, одна-две случайной царапины… Впрочем, папа говорил, что особо тщательно надо надраивать внешний вид накануне вручения награды и перед снятием с должности. В том и другом случае — прими вызов судьбы достойно. Все же они с Фрицем сильно похожи. Грех обсуждать покойников, но последнюю папину фотографию я видела. Потом, когда «дело» читала… У нас дома сфотографировали. Уже мертвого. Сидящим в любимом кресле. В полной форме, гладко выбритого. С руками сжатыми на краю столешницы. Он так свои сердечные приступы пережидал. А на столе — снятая телефонная трубка. Ему позвонили, сказать, что уже всё. Ну и… Гордый был. Они у меня — оба гордые. Жалко, что так получилось. Честно… (на бумаге следы засохшего пятна).
