Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер
– Тогда…, не понимаю, тогда что же вы исследуете, и зачем? – удивилась Джейн. – Ну если ключ к долголетию у вас в руках, зачем все эти детализированные исследования – как конкретно влияет на организм то или иное ОзВ? Просто ради того, чтобы знать? Просто влечение к знанию? Желание наткнуться на какое-то открытие? Без определенной цели?
Неожиданно Джейн обнаружила, что у Лобсанга такой вид, словно он о чем-то нечаянно проговорился. Сита сидела, глядя в окно и делая вид, что рассматривает горные вершины.
– В общем, да, мы исследуем… потому что исследуем, нам интересно. – Как-то скомкано произнес Лобсанг и поднялся. – Мне пора. Я думаю, мы еще встретимся на наших занятиях, – добавил он и ускакал.
В комнате повисло молчание.
– Мне тоже пора, – поднялась Сита. – У тебя какие планы?
– Ну, – Джейн посмотрела на часы, – через полчаса у меня занятия в микробиологической лаборатории, а пока планов нет, буду валяться и смотреть на горы, и думать – что же такое вы все от меня утаиваете. – И она посмотрела на Ситу. Та ответила ей прямым спокойным взглядом и пожала плечами.
– Да, тут есть свои секреты, Джейн. Странно было бы, если бы их не было. Переходи к нам, и от тебя секретов не будет, ты станешь членом нашей команды, ты займешься работой – ты сможешь помогать нам по технической части, а заодно сможешь знакомиться с исследованиями любой лаборатории, изучать все, что тебе интересно… у нас тут интересно:) Ты поговори с Энди, мне кажется, что ты ему понравишься. Представляешь – пятьдесят лет интересной, творческой жизни? Сто лет. Двести лет. Нам позарез нужны толковые техники, Джейн. Такие, которые не просто умеют и любят возиться с техникой, а кто может понять и разделить наши главные интересы и ценности. Ты реши для себя, а потом поговори с Энди, или наоборот – поговори и реши:)
Занятия в микробиологической лаборатории неожиданно отменили, и вместо них Джейн предприняла небольшую экскурсию в энергетическое сердце лаборатории.
– Поль Вердье, – представил ей Энди невысокого мужчину лет сорока. – Электрик, так сказать. Он покажет тебе наше энергетическое хозяйство – разберись.
Разобраться было несложно, хотя раньше Джейн никогда не сталкивалась с тем, чтобы мощная лаборатория, целый научный мини-городок с электронными микроскопами, томографами и бог знает чем еще (а вдруг у них даже мини-ускоритель есть?) целиком обеспечивался энергией за счет солнечных батарей, размещенных на такой маленькой площади. Хотя, почему бы и нет – солнца тут сколько угодно, но это сейчас.
– Сколько тут солнечных дней в году, Поль?
– В среднем – 365, улыбнулся он. – Нет, конечно бывают такие дни, когда солнца нет совсем, но редко, очень редко.
– И зимой?
– У нас зима – не такая, как в Европе. Зимой тут днем даже загорать можно, но вечером, конечно, прохладно. Наиболее проблемный сезон, это как раз лето – с июня по август – три месяца муссонов, но как видишь – сейчас июль, а солнца сколько угодно. По ночам в эти летние месяцы идут ливни, но часов с девяти-десяти утра и до вечера тут солнце и очень жарко. Но вообще говоря, наличие прямых солнечных лучей на так уж и принципиально – мы прекрасно собираем энергию даже пасмурным днем. Принцип работы солнечных батарей тебе конечно известен – фотоны выбивают электроны из внешних оболочек атомов, и они-то и обеспечивают электрический ток.
– Конечно, это-то я знаю. Я полгода стажировалась в Стокгольмском универе, а шведы все немного помешаны на солнечной энергии – не случайно именно Швеция первой полностью отказалась от углеводородного топлива.
– Ну а поскольку мы используем в наших фотоэлементах наночастицы кремния, и используется практически вся площадь холма…
– То есть не только стекла, но и стены покрыты нанослоем, собирающим электричество? – перебила его Джейн.
– Да, все стены, стекла, крыши – все собирает энергию, причем двадцатислойное покрытие обеспечивает сверхвысокое КПД как в ультрафиолетовом, так и в видимом диапазоне. Кроме того, на северной части нашего холма – ты там была? – пропасть высотой в двести метров.
– Нет, не видела.
– Сходи, посмотри – там провешено много интересных скальных маршрутов, и по всей площади скалы нанесена нанопленка – очень удобно иметь скальную стену под собой – никому она не нужна, а нам – польза.
– Да, если у вас ТАКАЯ площадь нанофотоэлементов, тогда, конечно, понятно…
– То, что КПД поднято почти до 90% в ультрафиолетовом спектре, особенно важно, ведь именно в этом спектре излучение мало преобразуется в энергию, приводя лишь к износу и теплопотерям, ну а ультрафиолета у нас тут сколько угодно!
– Какой размер наночастиц? – стала прикидывать Джейн? Пол-нанометра? Нанометр?
– Ну нет. Это прошлый век. Одна двадцатая нанометра.
Джейн присвистнула.
– Это должно стоить… очень дорого!
– Да, это стоит дорого, – согласился Поль. – Но у нас нет проблем с финансированием.
– Разве такое бывает? – Джейн с сомнением покачала головой. – Сколько работаю, столько слышу вечные стоны о том, что денег мол нет совсем.
– Ты работала в государственных учреждениях, а здесь – частное. В отдельно взятом частном учреждении можно много добиться, если им управляют люди с головой.
И судя по гордой интонации Поля, тут явно работали люди с головой, к которым он, без всякого сомнения, причислял и себя.
– Слой из таких мелких наночастиц совершенно прозрачен, поэтому мы можем делать такие двадцатислойные пленки, наносить их на окна и вообще на что угодно – ты просто их не заметишь. Ну и воздух у нас тут очень чистый – Гималаи все-таки, это тебе не мегаполис. И релеевское рассеяние на частицах, размер которых значительно меньше длины волны света, и рассеяние на бОльших частицах – минимально.
Рассматривая нагромождения приборов, Джейн с уважением качала головой.
– Да… далеко мы ушли от того дня в 1954 году, когда родилась первая кремниевая солнечная батарея.
– И от 1983-го года, когда была создана первая электростанция на основе солнечных батарей с мощностью всего лишь один мегаватт, – подхватил Поль.
– Какой вы используете рабочий материал фотоэлементов?
– В основном – соединения меди, индия и селенида, плюс еще мы используем рутений по специальной технологии атомной инжекции.
– Сколько ватт дают ваши батареи на один квадратный метр? – Джейн продолжала забрасывать Поля вопросами.
– Около киловатта.
– Значит только скала высотой в двести метров, и шириной – сколько она шириной?
– Примерно столько же.
– Значит… только скала дает вам сорок мегаватт! Круто!
– Да, и еще примерно столько же мы собираем с остальных площадей. Можно грубо оценить совокупную мощность в семьдесят мегаватт. А еще у нас есть пара компактных реакторов на всякий случай:) Как ты понимаешь, нам этого хватает с избытком, так что работы по вгрызанию в скалу продолжаются непрерывно – пространство нам нужно.
– А я решила, что лаборатория уже построена.
– Хм, – Поль как-то странно хмыкнул. – Я бы сказал, все только начинается. Раньше мы были ограничены тем, что внутри скалы, при искусственном освещении, жить не очень-то приятно. Пока мы шли вниз не слишком глубоко, мы могли за счет горизонтальных шурфов выходить на боковые стенки холма – как с восточной стороны, где холм относительно пологий, так и с севера, где та почти отвесная скала, и таким образом мы могли легко "протягивать" солнце внутрь скалы. Но сейчас мы нашли одно интересное решение.
– Протянули солнце вглубь земли?
– Вот именно. На самом деле, это не так уж и сложно.
– Квазиоптика?
– Совершенно верно. Используем лучеводы, в которых распространяются сверхширокие волновые пучки. Разбираешься в этом?
– Ну так, слышала… но если надо – разберусь, конечно.
– Так что, – повторил Поль, – вгрызаемся вглубь. Лифтовое хозяйство недавно появилось, запустили сразу четыре лифта – на вырост, так сказать.
Воображение Джейн нарисовало совершенно фантастическую картину – скромный холмик снаружи протягивает щупальца вглубь скалы, еще глубже, совсем глубоко, растет вглубь и вширь, ведь кто им там помешает – в толще горы! Подземный город, залитый солнечным светом! Так ведь и реки там подземные текут, и травка растет, и парки, и даже солнце теперь есть, точнее яркий солнечный свет. Вентиляция только нужна. Ну, с таким количеством энергии и с таким перепадом давлений… это элементарно.
Постепенно их разговор становился все более и более специальным, и в конце концов оба метали друг в друга уже совершенно какие-то непостижимые фразы и термины, и, кажется, испытывали нескрываемое удовольствие от того, что понимают друг друга, в то время как любому другому человеку их разговор сказал бы меньше, чем язык марсиан. Окружившись голографическими схемами, погрузившись с головой в технические аспекты этого сложного хозяйства, они едва замечали, как идет время.
