Дарий Дюже - Сады проклятых. Путь души
Но мальчик уже пересёк дорогу, и спускался всё ниже – словно ничего не слышал. Когда, оскальзываясь в росистой траве, добралась до дороги – узкого асфальтированного «водораздела», его уже не было видно.
Какой странный, какой реальный сон – я ведь точно знаю, что мой брат не может сейчас здесь быть, и значит – сплю. Во сне не может произойти ничего плохого: ни с ним, ни со мной, но я всё равно за него боюсь. Как боюсь и этой чёртовой сланцевой горы, но всё равно пойду за братом, за Никиткой. Может, это его сон, а не мой.
Преодолевая страх, внутреннее сопротивление – что уже однажды панически гнало прочь от Бедного Йорика, ступила в траву по ту сторону дороги. И налетевший ветер – сильный, тёплый – внезапным порывом сбил с ног.
Так бывает только во сне: мгновенная смена декораций, действующих лиц… прыжок из кошмара в хороший сон. Или наоборот.
Свечение луны изменило спектр, гнилостно-зелёный, густой – почти физически ощутимый свет стал лёгким и прозрачным – как вода в горном ручье. Луна перестала напоминать головку плесневелого сыра: оставшись огромной, на полнебосвода, оделась голубовато-желтой дымной кисеей. И в красках было что-то от рассветного неба – когда солнце вот-вот готово вынырнуть из-за горизонта; и глубокой, высокой осенней синевы. Вокруг посветлело – в траве засеребрилась роса, лес из мрачно-чёрного, стал тёмно-зелёным, и только сланец скалы так и остался мертвенно-бледным, внушающим тревожное, почти мистическое чувство опасности. Но, как и бывает во снах – она уже была рядом, мгновенно реализовавшись из опасений во вполне материальную угрозу.
Огромный, в холке – наверное, метра два, не меньше, передо мной стоял белый волк. Похоже, это его длинную мягкую шерсть я приняла за порыв ветра, сбивший с ног. И стоял он между мной и… ну иначе, как Золотым Полозом я бы это существо не назвала.
Длину, из-за высокой травы, угадать не удавалось, а вот толщина – наверно, и самый длиннорукий человек обхватить не сможет. Облитое молочно-желтой, с золотистой искрой чешуей, тулово гада поднималось над нами метров на двенадцать, заканчиваясь огромной головой с антропоморфными чертами лица. Антропоморфными – но какими-то гадючьими, что ли… Круглые желтые зрачки, больших, чуть раскосых глаз в упор смотрели на меня, начисто, казалось, игнорируя белого волка, пригнувшегося, готового к прыжку.
Сон. Это всё-таки сон – в реальности так быть не может. Только во сне твоё сознание – как воздушный шарик – может сдавить, смять чужая воля, холодной, костистой рукой. И только во сне этому можно противостоять, используя всё, что в тебе есть: всю скопившуюся за жизнь ярость и злость. Всё, что даёт силы жить: воспоминания о любимых людях и стремление увидеть их вновь.
Золотой Полоз вздрогнул, расширились зрачки, и в тот же миг прыгнул белый волк. Прыгнул так, словно закон гравитации был лишним в этом мире – на все двенадцать метров. Клацнули клыки, раздалось глухое ворчание: повалив змеиную тушу в траву, впился зубами – чешуя не устояла перед клыками.
Я бежала, уже задыхаясь от бега в гору, но всё ещё слыша звуки возни и глухие удары о землю. Бежала от места схватки белого волка и Золотого Полоза – клацанья клыков, кровожадного рыка и вспенившегося кольцами гада, пытающегося захватить ими противника. Бежала, не разбирая дороги и направлений, и всё ещё чувствуя внутреннюю дрожь – холодную, колючую, сотрясающую не столько сердце, сколько душу. Я сорвалась с места, едва лишь ощутив, что вновь хозяйка своего тела и сознания – когда отпустило болезненное оцепенение, исчезла чужая рука – чужая воля, властно сталкивающая сознание в чёрную бездну, откуда уже не выбраться.
Реальность это, сон или же кошмар – всё равно хотела быть как можно дальше от этого места, от странных существ, явно вступивших в бой из-за меня. Не хочу выяснять, для кого из них я – добыча. Не хочу, потому что вполне возможно, что для обоих.
Трава стегала по босым ногам, я часто оскальзывалась и падала, но даже и мысли не возникло вернуться за палаткой, рюкзаком и обувью. Во сне имуществом не так дорожишь, ну а если это не сон – то жизнь дороже…
Луна давно исчезла за горизонтом, и пустынное, посеревшее небо осветили первые розовато-оранжевые отблески восходящего солнца. Стоя на самом краю, на обрыве скалы, чувствуя, как от усталости дрожат ноги, я смотрела вниз, на равнину. Ровные, как по линейке высаженные, ряды деревьев простирались насколько хватало человеческого зрения. Наверное, это и есть те самые Сады Проклятых, о которых твердят безумцы.
Кусты и деревья за спиной слабо шелестели, приветствуя начало нового дня: я не знала, где нахожусь, и как теперь добраться до дороги. Единственное, что оставалось – идти на восток, и надеяться, что рано или поздно мне всё же удастся добраться до точки выхода.
Белый Волк. Те, кто дорог
Белый волк бежал, временами поджимая переднюю лапу – в последний миг подставился: хорошо хоть, Владыка зацепил её самым краешком хвоста – ушиб, а не сломал. Но всё равно это причиняло боль и определённые неудобства: он должен догнать прошедшую, а на возвращение к Чёрной скале уйдёт слишком много времени. Он не имеет права терять это время. Но и догнать, хромый, не сможет. Вот ведь… дилемма. Последнее слово проговорил про себя как ругательство и с некоторым трудом, не совсем понимая, что оно значит. А девчонка-то прыткая…
Ночь истончалась и вскоре её выцветший покров прорезали первые солнечные лучи: белый волк выбежал из чащи на поляну и резко остановился. Поляна была почти идеально круглой, ветви деревьев изгибались под странным углом, чтобы не заслонять траву от взгляда неба, а от леса отгораживала стена высокого, колючего чертополоха – совершенно не свойственного для данной местности сорняка, сомкнувшегося, едва белый волк прошел.
Слабая улыбка обнажила кончики страшных клыков, и белый волк похромал к центру: навалилась вся усталость прошедших годов и старых ран. Лёг, покойно уложив морду на мягкую траву, прислушиваясь к пульсирующей боли в лапе, и закрыл глаза. И не видел, как на поляну словно тень от тучи набежала: трава потемнела, заколыхалась, как бы под порывами ветра – но воздух был тих и неподвижен. Мрак поднимался из самой земли, и вскоре белый волк лежал в центре плато из абсолютно черного, антрацитового гранита. В центре концентрических кругов, что вопреки всем законам природы захлёстывали его наподобие морских волн, укутывая – словно мать младенца. Он лежал, чувствуя, как утихает боль в лапе, как проходит усталость – грязью, стёртой мягкой рукой. Белый волк не спал, но впал в оцепенение, схожее с обмороком: чувствуя вокруг себя заботливую суету, и не в силах пошевелить ни одной лапой, не в силах даже приоткрыть глаза. Лишь обоняние работало так же чётко, как всегда: тёплый воздух был насыщен запахом свежеиспеченного хлеба, запахом родного дома, уюта и спокойствия. Его пронизывала нотка пряно-горького аромата, смешанный запах фиалки и жасмина, приправленный полынной горечью – она вызывала в душе волка волну тоски и благодарности, жажды любить и быть любимым, находиться рядом с той, кто дорог, и никогда, никогда, никогда – не расставаться с ней.
Через некоторое время оцепенение спало, белый волк смог встать и осмотреться: он всё так же находился в центре поляны, но теперь подушечки лап колола сухая, ржавого цвета трава. Чертополох тоже поник, склонившись к самой земле сухими листьями и стеблями. Отойдя на несколько шагов, оглянулся, и по поляне, по сухой траве, прошелся голубовато-белый вал огня, оставляя за собой мёртвую черноту. Ничто, ни один сухой обрывок травы, не должен выдать то, что здесь произошло. Таковы правила.
И вновь – упругий, мощный бег по лесу – нос ловит слабый запах прошедшей: куда же ты бежишь, глупая девчонка? Неужели не могла выбрать другое направление, кроме как к Мабр Хара? И как мне теперь тебя догнать – послеполуденное солнце начинает клониться к закату: слишком много времени ушло на лечение. Неужели же ты не могла пойти по другому пути: я не смогу догнать, если ты перестала сопротивляться. Не смогу спасти. Таковы правила. И не мне их менять, к сожалению. Будь они неладны. Так что – беги, беги, девочка. Не останавливайся – тогда будет шанс. А если он будет – то я попытаюсь помочь.
Прошедшая. Мабр – Хара
Солнце вставало из-за гор, гор на другом краю равнины, засаженной ровными рядами деревьев. Если глазомер не обманывает, то по прямой до них километров десять – двенадцать. Через сады. Может, вернуться, поискать дорогу? Нет, не пойду: из чащи леса, уже посветлевшего, утратившего мрачность ночи, словно смотрел Тот, смотрел тяжелым и недобрым взглядом – ждал. Нет, не пойду. Уж лучше вперёд – где наша не пропадала? Но на равнину ещё надо спуститься – а скалу как ножом обрезала дрожащая рука: абсолютно отвесный обрыв с редкими выступами, а внизу, всего-то в двух десятках метров, пушистый ковёр зелёных крон, обрывающийся у начала равнины. Со страховкой (я же не альпинист) , пожалуй, я бы спустилась… если бы верёвку не утащили лже-тролли. Так что придётся идти вдоль обрыва – искать пологий спуск.
