Олдос Хаксли - Остров
Прав был святой Иоанн. В благословенно безмолвной вселенной Слово было не только у Бога; Слово было Бог. Как нечто, во что можно верить. Бог есть проекция символа, имя, ставшее предметом поклонения. Бог = «Бог».
Религиозная Вера в значительной степени отличается от обычной веры. Обычная вера предусматривает систематическое слишком серьезное восприятие не подвергнутых анализу слов. Слов святого Павла, слов Мохаммеда, слов Маркса, слов Гитлера – люди относятся к ним чересчур серьезно, и что же происходит в итоге? Итогом является историческая амбивалентность. Садизм против долга или (что намного хуже) садизм как долг; набожность, вступающая в конфликт с организованной массовой паранойей. Сестры-благотворительницы, самоотверженно выхаживающие жертв инквизиторов и крестоносцев, принадлежащих к той же самой церкви. Религиозная Вера, с другой стороны, никогда не может восприниматься слишком серьезно. Потому что она представляет собой эмпирическим путем достигнутую уверенность в нашей способности узнать, кто мы такие на самом деле. Необходимо забыть пронизанное и отравленное простой верой Манихейство, вступив на стезю истинной Добродетели. Дай же нам Подлинную Веру на каждый день и избави нас, милостивый Боже, от простой веры, иначе именуемой Доверчивостью.
В дверь постучали. Уилл оторвался от книги.
– Кто там?
– Это я, – произнес голос, вернувший неприятные воспоминания о полковнике Дипе и кошмарной гонке на белом «Мерседесе». В одних только белых сандалиях, в белых шортах и с часами из платины на запястье к его постели приближался Муруган.
– Как мило с вашей стороны навестить меня!
Другой посетитель в первую очередь поинтересовался бы, как он себя чувствует, но Муруган был настолько целиком и полностью зациклен на себе самом, что не мог даже изобразить малейший и самый притворный интерес к кому-то другому.
– Я подходил к вашей двери сорок пять минут назад, – сказал он, как будто жалуясь на несправедливое обращение с собой. – Но старик еще был здесь, и мне пришлось вернуться домой. А там мне пришлось сидеть с моей матерью и человеком, который гостит у нас, пока они завтракали…
– А почему вы не могли войти, когда здесь был доктор Роберт? – спросил Уилл. – Вы бы нарушили какие-то правила, поговорив со мной?
Юноша нетерпеливо помотал головой:
– Конечно же, нет. Я просто не хотел, чтобы он узнал причину моего прихода повидаться с вами.
– Причину? – улыбнулся Уилл. – А разве посещение больного не является больше актом милосердия, достойным высокой похвалы?
Муруган не уловил в его словах иронии, потому что думал исключительно о собственных делах.
– Спасибо, что не рассказали им о нашей предыдущей встрече, – сказал он резко, почти зло.
Складывалось впечатление, что ему претила обязанность быть кому-то благодарным, и Уилл только привел его в раздражение, вынудив своим благородным поступком испытывать это чувство, а тем более еще и высказать.
– Я заметил ваше желание, чтобы я ни о чем не упоминал, – сказал Уилл. – И потому не стал ничего говорить.
– Вот я и хотел сказать спасибо, – процедил Муруган сквозь зубы тоном, который больше подошел бы для фразы «Ты – грязная свинья!».
– Не стоит благодарности, – отозвался Уилл с насмешливой вежливостью.
«Какое утонченное создание!» – думал он, с любопытством разглядывая этот гладкий, отливающий золотом торс, это надменное лицо с чертами правильными, как у статуи, но уже не Олимпийского божества, уже не классической красоты – лицо эллина: слишком подвижное, чрезмерно человеческое в отражении на нем всех обыденных страстей. Сосуд несравненной красоты. Да, но что в нем содержалось? Как жаль, подумал он. Надо было немного более серьезно задаться этим вопросом, прежде чем связываться с невыразимо отвратительной ему теперь Бабз. Впрочем, Бабз была женщиной. А для такого исключительно гетеросексуального мужчины, как он, задавать женщине вопросы, подобные этому, представлялось совершенно невозможным. Как, несомненно, не смог бы критически оценить любитель мальчиков этого скверного юного полубога, сидевшего сейчас в ногах его постели.
– Доктор Роберт не знал, что вы отправились на Ренданг? – спросил он.
– Знал, разумеется. Об этом знали все. Я отплыл туда, чтобы привезти обратно свою матушку. Она гостила там у каких-то своих родственников. И мне было поручено сопровождать ее домой. Все обстояло совершенно официально.
– Тогда почему вы не хотели, чтобы я сообщил о нашей там встрече с вами?
Муруган колебался ровно секунду, а потом посмотрел на Уилла вызывающе.
– Потому что не желал огласки факта своей встречи с полковником Дипой.
Ах, так вот в чем дело!
– Полковник Дипа потрясающая личность, – сказал он вслух, закидывая сладкую наживку в расчете завоевать доверие собеседника.
Рыбка клюнула с поразительно наивной быстротой. Сумрачное прежде лицо Муругана вдруг засветилось энтузиазмом, и внезапно перед Уиллом возник Антиной во всей своей противоречивой прелести.
– Я считаю его восхитительным, – сказал он и впервые с того момента, когда вошел в комнату, как показалось, заметил существование Уилла, одарив его самой дружелюбной улыбкой.
Восхищение полковником заставило его забыть о неприятных ощущениях, сделало возможным, пусть ненадолго, полюбить всех – даже этого отталкивающего незнакомца, которому пришлось отдать долг благодарности, наступив на собственное горло.
– Посмотрите, как много он сделал для Ренданга!
– Он, несомненно, приносит Рендангу немалые блага, – согласился Уилл несколько уклончиво.
Облако набежало на сиявшее только что лицо Муругана.
– Здесь так не считают, – сказал он, нахмурившись. – Они полагают, что он ужасен.
– Чье это мнение?
– Да практически всеобщее!
– И потому не хотят, чтобы вы встречались с ним?
С выражением лица хулиганистого школьника, натянувшего «нос» в спину отвернувшемуся учителю, Муруган триумфально усмехнулся:
– Но они-то думают, что я неотлучно находился при матушке.
Уилл ухватил суть сразу.
– Стало быть, ваша мама знает, что вы видитесь с полковником? – спросил он.
– Конечно.
– И не возражает против этого?
– Она всегда только «за».
Но это нисколько не поколебало уверенности Уилла, что он не ошибся относительно Адриана и Антиноя. Неужели женщина настолько слепа? Или просто не хочет замечать очевидного?
– Но если даже она не против, – заметил он вслух, – то почему должны возражать доктор Роберт и остальные?
Муруган окинул его взглядом, исполненным подозрительности. Сообразив, что вторгся слишком далеко на запретную территорию, Уилл поспешил прибегнуть к отвлекающему маневру.
– Неужели они опасаются, – спросил он со смехом, – что он может сделать вас сторонником военной диктатуры?
Уловка блестяще удалась, и лицо юноши расслабилось в очередной усмешке.
– Не совсем этого, – ответил он, – но чего-то подобного. Все так глупо, – добавил он, пожав плечами. – Тонкости идиотского протокола.
– Протокола? – Уилл искренне удивился.
– А вам ничего обо мне не рассказывали?
– Я слышал только то, что говорил о вас вчера доктор Роберт.
– То есть что я – обычный студент? – Муруган залился смехом, откинув голову назад.
– Разве быть студентом так уж смешно?
– Нет, нет, конечно, вовсе не смешно.
Мальчишка снова отвел взгляд. Наступило молчание. По-прежнему не поворачивая головы, он после паузы сказал:
– Причина, по которой я не должен встречаться с полковником Дипой, состоит в том, что он глава государства, и я тоже глава государства. Каждая наша встреча расценивается как акт международной политики.
– Что вы имеете в виду?
– Я Раджа острова Пала.
– Раджа Палы?
– Да. С пятьдесят четвертого года. Тогда умер мой отец.
– Значит, вашу матушку, насколько я понимаю, зовут Рани?
– Точно так. Моя мать – Рани.
«Направляйся прямиком во дворец». А тут сам дворец прямиком направился к нему. Провидение явно оставалось на стороне Джо Альдегида и трудилось на него сверхурочно.
– Вы были старшим сыном? – спросил Уилл.
– Единственным сыном, – ответил Муруган, а потом, чтобы жирнее подчеркнуть свою уникальность, добавил: – Единственным ребенком вообще.
– Так что никаких сомнений быть не может, – сказал Уилл. – Бог ты мой! Тогда мне следует называть вас «ваше величество»! Или по крайней мере использовать обращение «сэр».
Он говорил почти сквозь смех, но надо было видеть, с какой серьезностью и внезапно обретенным королевским достоинством отозвался на его слова Муруган.
– Вам нужно будет использовать подобные обращения, начиная с конца следующей недели, – заявил он. – После моего дня рождения. Мне исполнится восемнадцать. Это возраст, когда Раджа Палы вступает в свои полномочия. А до тех пор я всего лишь Муруган Майлендра. Обычный студент, изучающий все понемногу, включая процесс ухода за растениями. – Он презрительно осклабился. – Видимо, для того, чтобы, когда придет время, я знал, что мне делать.
