Место Ожидания - Джеймс Грэм Баллард

Джеймс Грэм Баллард

Место Ожидания

Не могу сказать, знал ли о Месте Ожидания Генри Таллис, мой предшественник по Муракской радиообсерватории. Скорее, знал. И все три недели, в течение которых он передавал мне хозяйство — на что требовалось, в сущности, дня три, — Таллис просто тянул время, пытаясь решить для себя: рассказывать мне или нет. И все-таки не рассказал — вот что самое обидное.

Помню, в первый же вечер после моего прибытия на Мурак Таллис задал мне вопрос, над которым я до сих пор ломаю голову.

В воздухе стояло едва слышное гудение восьмидесятиметровой металлической чаши телескопа, а мы смотрели из комнаты отдыха обсерватории на песчаные рифы и окаменелые вершины вулканических джунглей.

— Скажите, Куэйн, — внезапно произнес Таллис, — где бы вы хотели быть, когда наступит конец света?

— Пока не задумывался, — ответил я. — А что, пора срочно решать?

— Срочно? — Таллис слабо улыбнулся, глядя на меня добродушно и в то же время оценивающе. — Подождите, поживете здесь подольше…

Заканчивалась его последняя смена на обсерватории, и я не сомневался, что он имеет в виду тоскливое одиночество в угрюмом краю, который он, после пятнадцатилетней вахты, оставлял на мое попечение. Позже, разумеется, я понял свою ошибку, как и то, что я неправильно судил о его скрытном и сложном характере вообще.

Таллис был худощавым, аскетичного вида человеком лет пятидесяти, хмурым и замкнутым, как я заметил, едва сойдя с грузового корабля, который доставил меня на Мурак. Вместо того чтобы встречать гостя у трапа, Таллис сидел в вездеходе на краю космопорта и сквозь темные очки наблюдал, как я плетусь с чемоданами по солнцепеку, еле волоча гудящие после резкого торможения ноги, спотыкаясь от непривычной силы тяжести.

Такое его поведение было характерным. Таллис всегда держал себя отчужденно и насмешливо. Все, что он говорил, звучало двусмысленно и неопределенно, носило оттенок загадочности, которую часто в качестве защиты выбирают отшельники и крайне замкнутые люди. Причем это не было проявлением ненормальной психики; просто никто не в состоянии провести пятнадцать лет, пусть и с полугодичными перерывами, практически в полном одиночестве на столь далекой планете — точнее, просто на шаре застывшей лавы, — как Мурак, и не приобрести каких-то новых, странных манер. Напротив, как я слишком скоро понял, удивительным было то, что Таллис вообще сохранил здравомыслие.

Он внимательно слушал последние новости с Земли.

— Первый беспилотный полет к проксиме Центавра намечен на две тысячи двести пятидесятый год… Ассамблея ООН в Лейк-Сексес объявила себя суверенным государством… Отменено празднование Дня рождения королевы Виктории… Да вы, должно быть, слышали все это по радио.

— У меня здесь нет другого приемника, — сказал Таллис, — кроме того, что наверху, а он настроен на Андромеду. На Мураке обычно слушают только самые важные новости.

Я было хотел ответить, что даже самые важные новости по пути на Мурак устаревают на миллион лет, но в тот первый вечер меня слишком занимали непривычные условия: значительно более плотная атмосфера, сила тяготения выше земной, дикие перепады температуры (от –30° до +160°) и необходимость приспосабливаться к восемнадцатичасовым суткам.

Кроме этого, мне предстояло почти полное двухлетнее одиночество.

Обсерватория находилась в пятнадцати километрах от Мурак-Рифа, единственного поселения на планете, в предгорье у северного края застывших вулканических джунглей, что тянулись к югу от экватора. Гигантский телескоп и раскинувшаяся сеть из двадцати или тридцати бетонных куполов, где размещалась аппаратура слежения и обработки данных, генератор, холодильная установка, гараж, склады, мастерские и вспомогательное оборудование.

Обсерватория сама обеспечивала себя электричеством и водой. На близлежащих холмах, поблескивая в ярком свете, полосами метров в триста длиной размещались системы солнечных батарей, аккумулирующих энергию солнца и питающих генератор. На одном из склонов, навек прикованный разверстой пастью к скальному грунту, медленно прогрызал себе путь передвижной синтезатор воды, добывая из горной породы водород и кислород.

— У вас будет масса свободного времени, — предупреждал меня заместитель директора Института астрографии на Цересе, когда я подписывал контракт. — Конечно, надо будет заниматься профилактическим осмотром механизмов, проверять питание системы слежения и вычислительной техники, но в общем-то с телескопом вам работать не придется. Машина будет за вас думать и записывать всю информацию. Когда полетите на отдых, возьмите ленты с собой.

— Значит, делать мне там нечего, разве что сметать песок с крыльца? — заметил я.

— За это вам и платят, возможно, не так много, как следовало бы. Два года покажутся вам долгим сроком, несмотря на три отпуска. Однако не бойтесь, с ума не сойдете, вы на Мураке не один. Будет просто скучно. Будет скучно ровно на две тысячи фунтов. Впрочем, вам все равно писать диссертацию. Да и кто знает, вдруг понравится? Таллис — наблюдатель, которого вы сменяете, — полетел в две тысячи третьем тоже на два года, а остался на пятнадцать. Он вам все покажет. Человек приятный во всех отношениях, хотя не без причуд.

В первое же утро Таллис отвез меня в поселение за остальным багажом, который путешествовал в грузовом отсеке.

— Мурак-Риф, — указал Таллис, когда старенький, девяносто пятого года «крайслер»-вездеход, с неприятным звуком перетирая гусеницами густой фосфоресцирующий пепел, приблизился к домам. Позади осталась цепь древних озер застывшей лавы. Затвердевшая поверхность этих больших, с километр в поперечнике, серых дисков была испещрена кратерами и лунками от бесчисленных метеоритов, пришедшихся на долю Мурака за последний миллион лет. Вдали на фоне однообразного пейзажа выделялись плоские крыши цехов и три высоких подъемника породы.

— Вас, наверное, предупредили: здесь всего один рудник, грузовой склад и пункт радиосвязи. По последним надежным оценкам, общая численность населения — семь человек.

Я смотрел на расстилавшуюся вокруг пустыню, растрескавшуюся от диких скачков температуры и похожую на огромные ржавые железные плиты, на хаос вулканических джунглей, желтеющих в песчаной дымке. Стояло раннее утро — четыре утра по местному времени, — а температура уже перевалила за 80°. Мы ехали, закрыв и зашторив от солнца окна, под громкое гудение охлаждающей установки.

— То-то небось весело субботними вечерами, — заметил я. — И больше ничего нет?

— Только тепловые бури. Ну и средняя температура в полдень 160°.

— В тени?

Таллис рассмеялся.

— В тени? У вас тонкое чувство юмора. Не забывайте, на Мураке тени нет. За полчаса до полудня температура начинает расти на два градуса в минуту. Оставаться снаружи — все равно что покончить самоубийством.

Мурак-Риф был настоящей дырой. В цехах за главным складом лязгали огромные рудодробилки и транспортеры. Таллис представил меня агенту