Юрий Бурносов - Дневник Ульвургына

Юрий Бурносов

Дневник Ульвургына

День первый

Ульвургын умный, в школе учился. Потому решил нытыбук-дневник писать — домой приеду, всем расскажу, как на большом железном илире Плавал таннытов-коряков воевать.

Однако кончаю писать — сейчас будут много мяса давать, жирного! И чай. С сахаром.

День второй

Наш большой железный илир «Тайныквыт» с виду совсем как топор, а шибко плывет! Не зря, как уплывали, собаку убили, а кровь к солнцу бросали.

Посреди илира большая яранга, а в яранге чего только нет, а над ярангой как деревья, только из железа и проволоки, гудят. Там нууча, нас туда не пускают. И не надо. У нас тоже яранга, только внутри илира, а в ней койки мягкие, тепло, сверху свет идет, а посреди таз, чтобы мочиться.

Кругом илира поверху как консервные банки, а в банках ружья, ой-ей, какие большие! Голова пролазит. Говорят, если стрельнет, большая пуля так далеко упадет, что четыре дня на упряжке ехать. И все равно небось не приедешь.

Нууча, русские люди, добрые, каждому одежду дали — вроде как кальхикер, что дети носят, только большой и шибко теплый. Сижу на койке, сейчас опять мясо дадут, жирное! И чай. С сахаром. Сказали, вечером станут водку давать. Ой-ей, хорошо в железном илире! И капытан-нууча, что тут главный, шибко добрый и красивый!

И звать меня теперь не просто Ульвургын, а матырос Ульвургын! Хо!

Когда илир еще не плыл, возле берега стоял, приходил старший эпей Берингии, Арман-Абрам-нууча, красиво говорил. Как победим таннытов, совсем хорошо станет. Олешки наши будут, касатка, рыба, лес наш будет, много-много больших яранг поставим во весь берег. В каждой телевыз, а вместо таза, куда мочатся, белый кувшин, вроде как мой брат Вуквувге в Анадыри видал. В Анадыри чего только нету!

И у нас будет.

Добрый Арман-Абрам-нууча! Сильный! Родится сын — назову Арман-Абрам!

День третий

Шибко блевал. Совсем живот дурной стал, еды держать не хочет.

Илир даром что большой, а волна сильно бьет. Лежу. Кэле, собака, на меня таз с мочой опрокинул, кальхикер теперь совсем-совсем мокрый, сушить надо.

Ой-ей, плохо мне. Жалко, дедушку Чунанчара не взяли коряков воевать, он бы меня полечил. Дедушка Чунанчар шибко умный, раньше был даже типутат, теперь совсем старый стал, уже не может быть типутат. В большом городе жил, в Москве. Много водки пил, мясо жирное ел каждый день и совсем ничего не делал. Говорит, раньше наша страна сама по себе не была, над ней был большой город Москва, а в городе Пуутын-перзынды. Все его боялись. Потом не так стало, у нас стала Берингия, а что в большой Москве, ни я не знаю, ни дедушка Чунанчар. Говорят только, там война была, теперь кругом сплошь сээнгэ, большая тундра. И кто там живет, не знаю. Никто не знает.

Приходил нууча, учтивый, здоровался, «Еттык!» — говорил, вечером еще много водки дадут, говорил. Однако водки совсем не хочу — шибко больной стал, опять блевать буду, писать сегодня уже не буду.

День четвертый

Видали другой илир, звать «Нэгыргьш». Большой, больше нашего, а на нем железные птицы, говорят — сыммылыт называется. Внутри человек сидит, если хочет — шибко высоко лететь может. А придумал сыммылыт сам Арман-Абрам-нууча.

Опять шибко блевал, даже водку пить не стал, что нууча давал. Матырос Кэле, собака, мой стакан выпил и еще просил — нууча его мало-мало прибил, правильно сделал, хороший человек.

День пятый

Хороший день — письмо от брата получил, сыммылыт кинул. Кому письмо в море упало, потонуло, а мое прямо на илир.

Вот мне брат Выквын написал, какой у них хороший шаман: «Если у ково што потеряется или шаман узнает, у ково есть хорошей олень или какой зверь, то соберет людей, надевает на себе особливаго роду колчугу с побрекушками и бляхами, на коих змеиные головки, бет в бубен, скачет около огня, крича гой, гой, и предстоящие также ему подгаласничивают, а потом вытаравши глаза падает на землю хрыпя, из роту пена, по некоем време встанет, озиратся на все стороны, позевает, как бутто был в великом исступлении, потом встанет и сказывает предстоящим, что дьявол просит жертву такую-то, коя и отдается.

Когда ж женщина мучается долго родами, то срубает шаман пень, колотит в него клин, штоб скорее от бремени разрешилась, и беспрестанно из находящихся с шаманом людей подслушивают у юрты и друг другу сказывают, што скоро родит или еще нет. После тово и клин либо более, либо менее колотят, родившему же младенцу шаман нарекает имя, но штоб в той семье было ново».

Хо! Умная голова у брата Выквына, его Арман-Абрам-нууча в нывырсете учил. Брат Выквын большой человек, мынысрат-ыкынмыст. А от шамана много пользы, его правда.

У нас шамана на илире совсем нету. Беда. Ну как что потеряется или женщина родами мучаться будет? Однако буду много думать, с людьми говорить, чтобы нууча шамана нашел. А то никак не сможем таннытов-коряков победить.

День шестой

Ходил к капытан-нууча, про шамана говорил. Капытан-нууча сказал, не бойся, Ульвургын, я сам шаман, а Арман-Абрам совсем великий шаман, у чукчей таких шаманов совсем нету, и у коряков нету.

Ой-ей, хорошо! Правильно Ульвургын делал, когда в матырос записался. Мяса много, жирное, чай с сахаром, водка и шаман шибко сильный.

Сказали, еще два дня плыть, а потом берег будет, земля коряков будет, станем их воевать.

День седьмой

Блевать совсем перестал, живот привык.

Еще письмо сыммылыт кинул, от другого брата Тылгынто. Брат Тылтынто тоже на илир записался, тоже матырос. Ихний илир звать «Тиркиней», они совсем в другую сторону плывут. Там пролив, а за ним земля Кыымылат, там дыряворотые йыкыргавыльыт живут. Арман-Абрам-нууча говорил, как коряков победим, сразу станем дыряворотых воевать. У дыряворотых свои нууча есть, зовутся мерикан, но Арман-Абрам велел их не бояться, потому что наши нууча сильнее, и илиры наши больше, и мясо у нас жирное, и чай с сахаром, и водки много. У мериканов водки совсем нет. Как только живут люди?

Хо! Шибко радостный брат Тылтынто. Сказал, ждут не дождутся дыряворотых воевать.

День восьмой

Сегодня Ульвургын молодец — пол помыл, сам себя в бане помыл, нууча его шибко хвалил и разрешал нытыбук-дневник в мэйны купрэн, в большую сеть включать.

Ой-ей, что в большой сети есть! Есть одетые, а есть совсем без одежды! Много смотрел, глаза заболели. Никогда такое не видел. Нууча сказал, как таннытов-коряков победим, каждому будет в яранге мэйны купрэн, и голые будут сколько надо, и чай с сахаром.

Как пришел, рассказал своим, что видел. Кэле, собака, не поверил, я ему сказал, что нууча придет, прибьет его. Нууча не пришел, вместо него Кэле, собаку, Ейвелькэй прибил. Ейвелькэй сильный, раньше рыркы, моржа хорошо ловил, теперь стал матырос. Буду с Ейвелькэем дружить.

День девятый

Уже землю видать, скоро станем коряков воевать. Пришел капытан-нууча, велел всем ружья раздать. Мне тоже ружье дали. Короткое, ручка снизу прямая для руки, а впереди еще кривая, а в ней пули. Капытан-нууча велел хорошо стрелять. Хо! Ульвургын всегда хорошо стрелял, его дедушка Чунанчар учил, типутат.

Капытан-нууча еще говорил, что нам Арман-Абрам передал. Передал, что танныты-коряки яранги делают в три шеста, а не в четыре, как надобно. Ой-ей, не беда! Всех коряков побьем, яранги переделаем.

Еще капытан-нууча нас поделил. Одни, сказал, станут илир стеречь, другие в малые лодки сядут и поплывут коряков разведать. Я в другие попал. Потом долго смеялись. Капытан-нууча велел нам морды грязью помазать, чтоб не видно. Одни, что илир стерегут, стали нас звать анкальыт, писаные рожи. Смешно.

Старший у нас Ейвелькэй. Однако все, кончаю нытыбук-дневник писать; идти надо.

День десятый

Страшно в земле таннытов. Матырос Каканка глупый, пошел грибы искать, совсем пропал. Кричали-кричали — нету Каканки. Ейвелькэй-старший сказал никому без спросу не уходить, не то танныты утащат, как Каканку.

Консервы ели. Вкусные, мясо жирное. Водку пили. Мало-мало пили, чтобы спать не хотелось и глаз был зоркий. Потом пели, тихо-тихо, чтоб танныты не слышали. Потом ружье чистил.

Все, спать пора.

День одиннадцатый

У Ейвелькэя-старшего листок-кырты есть, на нем вся земля таннытов нарисована. Сказали, сам умный Арман-Абрам-нууча рисовал, он далеко видит, всегда знает, что танныты-коряки удумали и где их яранги. Ейвелькэй кырты смотрел, говорит, совсем скоро воевать будем.

Уже спать хотел, нытыбук-дневник выключал, а тут Каканка пришел. Голодный, мокрый, ружье потерял. Говорит, кайкайнына, медвежонка видал, поймать хотел, да сам в яму и упал. Смеялись. Ейвелькэй потом Каканку мало-мало прибил однако. Каканка плакал. Глупый. Молодой потому что.