Грег Ван Экхаут - Иди, пока можешь идти

Юлий Буркин, Константин Фадеев

Троя, или Опыт исторического упрощения

“Вероятность случайного возникновения жизни сравнима с вероятностью, что энциклопедический словарь является результатом взрыва в типографии”.

“Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными творцом в незначительное число форм или только в одну”.

Небольшой пролог

В начале было слово. Точнее, идея (logos). Вселенная (она же – Бог) придумала быть и сразу же стала. Хотя, “сразу же” – это еще как сказать. Для Бога миг и вечность – суть одно и то же. Во всяком случае, библейская версия о семи днях не выдерживает никакой критики. Это одна из тех глупостей, которые произошли от ограниченности пророков всех религий. Они ведь хотя и были гениями и избранными, но оставались людьми своих эпох и не всегда могли адекватно объяснить даже себе смысл собственных озарений… Скорее всего, для Него создание мира было делом одного мига, а вот для нас это – миллиарды лет.

Потому-то и вышла эта неувязка человеком. Зачем он вообще появился, ясно как день: чтобы Вселенная могла себя осознавать и осмысливать. Чем-то ведь Богу нужно было думать сразу после реализации первой идеи. Вот и появился человек. С одной стороны, он произошел от четвероногих приматов (которые, в свою очередь, произошли от динозавров, а те – от древних панцирных рыб и так – вплоть до первых одноклеточных…) С другой, Бог создал человека в одночасье, по образу и подобию своему.

И легко понять, что одно другому не мешает, если учитывать вышесказанное: для Него миг и вечность – одно и то же.

Из чисто беллетристических побуждений хочется предположить даже, что сначала появились богоподобные Адам и Ева, а лет эдак миллиарда через три, по соседству, человек произошел от обезьяны. Можно даже представить это в виде небольшой сценки.

– Милая, – сказал однажды Адам жене своей Еве, вернувшись с прогулки по Эдемскому саду, – помнишь тех симпатичных волосатых зверьков, которые так любят дразниться, корчить рожи и висеть на хвостах, зацепившись за ветки?

– Конечно, дорогой, – ответила Ева. – Еще они постоянно мастурбируют, а я даже не знаю, что это такое…

– Вот-вот. Так знаешь, за последний миллион лет они очень изменились. Как бы слегка облысели, что ли… Давеча прогуливался я по садику, а один из них подкрался ко мне сзади и попытался ударить палкой. Я еле увернулся!

– Ты хочешь сказать, что они уже научились пользоваться орудиями труда?! – сделала большие глаза Ева.

– О, да. Но вот использовать их они собираются явно не в самых нравственных целях. И более того, душечка моя, когда я увернулся от палки этого волосатика, он крикнул мне в вдогонку: “Козел! Я тебя еще достану!..”

– Ах! – Ева прикрыла рот ладошкой. – Он СКАЗАЛ тебе это? Ты не путаешь? Может быть он только показал?

– И показал. Надо отметить, таких размеров, что мне стало неспокойно на душе. Но и СКАЗАЛ тоже!

– Другими словами, из обезьяны потихоньку происходит человек. Так?

– Выходит, что так. И не самый хороший, между прочим, человек.

– И рано или поздно эти животные начнут портить нам жизнь. Ведь так?

– Об этом-то я и хотел с тобой поговорить. Проще всего было бы перебить этих монстров, да и дело с концом. Но ты ведь знаешь, Отец наш создал меня существом миролюбивым, я и мухи обидеть не умею…

– Что же ты предлагаешь?

– Я предлагаю… – Адам придвинулся к Еве поближе. – Предлагаю… Мы должны победить их численностью.

– Опять ты за свое! – нервно отпрянула от него Ева. – За последний миллион лет это не первая попытка с твоей стороны превратить наши дружеские отношения неизвестно во что… На вот, лучше, яблочко съешь, успокойся…

Адам взял плод и, сердито похрустев им, продолжил:

– Но на этот-то раз основания у меня самые веские.

– Да?! А в прошлый раз ты уверял, что только так мы можем спасти от вымирания несчастных динозавров! Где, спрашивается, логика?

– Нет логики? А динозавры таки вымерли!

Ева надула губки и промолчала.

– Вот что, дорогая, – заявил Адам, вскочив на ноги. – Пойдем-ка со мной, и ты убедишься воочию в том, какая нам угрожает беда. Ты увидишь, с каким самозабвением и с какой пугающей интенсивностью плодятся наши конкуренты! Они трахаются буквально под каждым кустом!

– “Тра-ха-ют-ся”… – чуть слышно повторила Ева незнакомое слово, а затем неуверенно отозвалась: – Ну… Если только из чистого любопытства…

– Да-да, конечно. – Последняя фраза прозвучала несколько фальшиво. А по пути к той поляне, на которой Адам подвергся нападению примата, он тихонько, ни к кому не обращаясь, пробормотал: – За одно и поучишься кой чему.

Забравшись на Древо Познания, Ева, время от времени нервно облизывая пересохшие губы, огромными глазами смотрела на все те непристойности, которые творили друг с другом новоявленные “люди”.

Наконец, оторвавшись от завораживающего зрелища, она обернулась к Адаму:

– Милый, ты прав! – воскликнула она. – Мы должны остановить это безобразие! У нас должно быть много детей, которым мы сможем объяснять, что хорошо, а что плохо!

Она стала торопливо спускаться по стволу. Адам галантно подхватил ее внизу и на руках отнес в их уютное бунгало. Как благодарен он был сегодня этим похотливым грязным бесхвостым обезьянам…

Напоминаем Вам, что версия эта абсолютно не научная, а сугубо беллетристическая. Ничего этого на самом деле конечно же не было. Однако, если быть последовательными, то дальнейшие события должны были развиваться следующим образом.

Люди-произошедшие-от-обезьяны плодились и плодились, не зная меры и приличий. Люди-созданные-Богом всё пытались догнать их в численности. Затем два этих вида ассимилировали. И теперь в каждом из нас есть доля и от тех и от других. И в каждом человеке соотношение этих долей различно…

Как сие ни странно, но эту сугубо беллетристическую версию подтверждают последние исследования биологов. А если даже и не подтверждают, то все равно интересно. Все мы учили в школе, что плод во чреве беременной женщины проходит несколько стадий, превращаясь в зародыши наших предков: зародыш простейшего, зародыш рыбы, зародыш млекопитающего… Только зародыша того примата, от которого якобы произошел человек или, грубо говоря, обезъяны, в чреве женщины не возникает никогда… А вот в чреве обезьяны плод проходит такую стадию, когда он абсолютно идентичен зародышу человека.

Это что же выходит? Не человек произошел от обезьяны, а обезьяна от человека? Непонятно.

Некоторые биологи объясняют этот феномен так. Человек – недоразвитая репродуцирующаяся личинка обезьяны. То есть, родился у обезьяны когда-то недоразвитый зародыш, почти выкидыш, да взял и не погиб. И еще оказалось, что он и плодиться может… А если вглядеться, действительно человек похож на недоразвитую обезьяну: облезлый, хилый, голова огромная, рахитичная…

Но как-то эта идея унижает. Так что, давайте считать, что, если даже это и правда, то все-таки есть среди наших предков и те, что созданы непосредственно Всевышним по образу и подобию Его.

И к чему все эти разговоры? Да к тому, что никто не знает и уже точно никогда не узнает, откуда взялся человек. А потому мы, авторы, не будем больше задерживаться на этом мутном периоде, а расскажем о том эпизоде, в котором человечество впервые заявило о себе документально.

Глава первая и единственная

Великий Слепой

Одним из первых людей, решивших увековечить деяния современников, стал грек по имени Гомер, живущий на окраине Афин. Решение это было тем более новаторским, что письменность людям была еще не известна. (Другой бы на его месте дождался ее изобретения, но Гомер был слеп, и ждать ему смысла не было.)

Как же тогда сохранить память о своих соплеменниках? И Гомер придумал. Нужно оформить текст в прекрасные, возвышенные, хорошо запоминающиеся стихи, чтобы они из уст в уста передавались поколениями… Не грех и приукрасить события: больше шансов, что не забудется.

Идея была прекрасная, и ее подхватили его будущие коллеги-рапсоды. Каждый добавлял к его тексту какую-нибудь собственную деталь-украшение… Думается, наиболее истинное представление о действительных событиях того времени можно получить, отсекая от нынешнего варианта “Одиссеи” и “Илиады” всю бижутерию… Получится примерно следующее.

Юный Парис сын Приама пас стада круторогих быков мужа Агелая. Он был пастухом. Среди сверстников Парис ничем особенным не выделялся. Точнее, выделялся, но не в лучшую сторону. Если его сверстники уже принимали участие в состязаниях героев на равных с прославленными мужами, то Париса к оружию не подпускали за версту.