Павел Семененко - Двоякая история

Павел Семененко

Двоякая история

Меня зовут Вадим Назадкин, мне двадцать восемь лет, я работаю кладовщиком в лаборатории времени «Миг». Мой трудовой вклад в развитие страны по единой трудовой системе равен 0,000000037. Это значит, что все существующие государственные премии и льготы не для меня. Но я всё равно плетусь в отдел кадров, чтобы лишний раз узнать, какое же я ничтожество. И что мне за это полагается.

— Здорово, Вадон. Куда идешь? Семки будешь? — меня догнал Серёга Серёдкин, первый помощник младшего научного сотрудника. И по нелепому стечению обстоятельств мой лучший друг. Что может быть общего у успешного красавчика и махрового неудачника? Фиг его знает, может быть, потому что Серега не ссытся паром от собственной крути и не окунает меня в дерьмо, как это с удовольствием делают другие.

— Не, спасибо, — я поморщился. — У меня от них изжога. А ты чего по коридорам шарахаешься? Делать нефиг? А если Горбатый увидит?

— Да не уви-и-дит, — отмахнулся Серега, выронив несколько семечек, которые тараканами разбежались по блестящему полу. — На планёрке он. Сгонял меня утром за ультро-кофе, сгрёб в охапку отчёты и свинтил к Клизме. Сейчас им бугор из Гострудстата, поди, подсрачники раздаёт!

Клизма это Клизменко, старший научный сотрудник, заведующий лаболаторией. А Горбатый карлик, старый извращенец и латентный педофил, это его зам. Младший научный сотрудник Горбатенко, который только что выскочил из-за угла, и в которого я, конечно же, врезался на всех парах. Горбатый испуганно взмахнул руками, сохраняя равновесие, оторопело посмотрел на разлетевшиеся бумаги, и взгляд его, словно лазерный луч, всверлился в меня.

— Назадкин-бля?! — губы его презрительно изогнулись. — Сер-р-рёдкин-бля, вы-бля какого-бля хр-р-рена-бля тут-бля шлындаете-бля?!

— Господин младший научный сотрудник! — Серёга вытянулся камышом и на его белом халате распрямились все складочки. — Я искал вас, чтобы сообщить о звонке из посольства! Вас приглашают на научную конференцию в Камбоджию!

— Ладно-бля, иди-бля и объяви-бля о-бля… О-бля общей-бля планёрке-бля. Бегом-бля! И-бля Клизменко-бля сообщи-бля!

— Сию минуту! — Серега быстро ускакал, цокая каблуками, оставив меня наедине со старым лысым хищником.

— Назадкин-бля! Ты-бля уволен-бля! Тунеядец-бля! — сказал Горбатенко, но потом посмотрел на бумаги на полу и поправился. — Нет-бля, сначала-бля собери-бля бумаги-бля!

— Да катись ты, хрен лысый! — я плюнул ему в морду и сомкнул руки на груди, приняв вызывающую позу. Горбатенко вздрогнул и застыл на месте, вглядываясь в сотни капелек слюны на толстых линзах старомодных очков. Я с надменной улыбкой на лице дожидался его ответной реакции.

— Назадкин… — прошептал он, сняв очки. — Да у меня трудовые рейтинги… Ты хоть понял, что ты сделал?! Да я… Да я тебя изолирую лет на десять!

— Известно ли тебе, Горбатый, что твоё любимое слово «бля» считалось нашими предками весьма скверным? — я сунул руку в карман, нащупал ретранслятор, и был готов в следующий же миг уйти на пять минут в прошлое.

— Это мантра! Если бы у тебя было государственное образование, ты бы знал, что такое голос Вселенной! — завизжал Горбатенко, сотрясаясь всем телом. — Но ты никчёмная биомасса, лишенная в этой жизни всяких перспектив! Твой удел — обочина!

— Тьфу! — я еще раз харкнул ему в рожу. — Пошел ты!

Сжав ретранслятор, я щёлкнул пусковиком. Какое блаженство — видеть пятнистое от ярости лицо шефа, которого обвел вокруг пальца самый мелкий сотрудник. Болезнь больших умов — они мыслят глобально, но не задумываются о мелочах. Жаль, что такой сценарий бытия придётся затереть. Как бы я хотел, чтобы этот психованный старый бабуин пропустил через своё уродливое сознание всё, что я ему сказал.

— Обочина не мой удел. Это мой выбор! — бросил я напоследок и переместился на пять минут в прошлое.

— Здорово, Вадон, — меня догнал Серёга.

— Семечек не хочу! — ответил я, ускоряя шаг.

— О, да мы во времени скачем с утра пораньше? — догадался он и хлопнул меня по плечу.

— Ты чего по коридорам шарахаешься? Делать нефиг? А если Горбатый увидит?

— Да не уви-и-дит, — отмахнулся Серега. — На планёрке он. Сгонял меня утром за ультро-кофе, сгрёб в охапку отчёты и свинтил к Клизме. Ща им бугор из Гострудстата…

— Сюда! Быстро! — я схватил его за рукав и затащил в санитарку.

— Ты чего? Ориентацию сменил? — Серый попытался высвободиться, но я прижал его к стене.

Мимо нас, словно акула, проплыл Горбатенко, на ходу перебирая бумаги. «Бля-бля-бля» — доносилось до нас его бормотание.

— Я думал, ты тоже скакнул, — выбравшись из укрытия, сказал я.

— Прыг-скок в куртке забыл. А куртка в гардеробе. А гардероб…

— Вали давай, про Камбоджию не забудь. Я в кадры сбегаю и на пост. Там Нинка за меня сидит, а Горбатый сейчас планёрку должен объявить.

— Погодь-ка… — Серега принюхался. — В столовке блинчики пекут? А у меня талоны кончились… Короче, я с тобой.

Изабелла Иннокентьевна, инспектор отдела кадров, старая дева лет за пятьдесят. В платье с глубоким декольте, в коротеньком халате, в модных сапожках на тройной шпильке. Казалось, молодость, глядя на неё, обхохатывалась до заворотка кишок, а старость плакала навзрыд, желая удавиться от позора. Инспекторша, окинув меня недобрым взглядом поверх треугольных очков, перебирала картотеку. Меня всегда поражало, что при наличии суперкомпьютеров люди пользуются какими-то допотопными методами. Это как лесорубу дать лазер-пил, а он продолжит орудовать ржавым топором.

— Чего тебе, Назадкин? — спросила она с такой интонацией, будто дерьмо на туфлях увидела.

— Какой у меня рейтинг? Не повысился? — пренебрежительно бросил я, облокотившись на стойку.

— Ох… — захлопнув ящик картотеки, инспектор активировала рабочий стол. — По стране у тебя последняя категория, 199865342-е место в трудовом рейтинге. Понижение на 579 пунктов. Господдержка за месяц… Так… Отпуск только через семь лет. Госпремия… Государство для таких, как ты в этом месяце выделило хозяйственный набор: два флакона жидкого мыла, гуталин один туб, пачку стирального порошка, освежитель воздуха один баллон и-и-и… так… И два рулона туалетной бумаги. В качестве альтернативы продуктовые талоны. Помимо основной зарплаты это всё. Что будешь брать?

— Талоны. Их, кстати, в моём супермаркете принимают? — ответил я, шмыгнув носом. — А то там дыня сушеная появилась, а я её очень люблю.

— Их по всей стране принимают, Назадкин. Здесь вот отпальцуй и катись за своей дыней, — инспектор протянула мне электронный планшет, на котором я оставил отпечаток пальца.

— Ага, как же! Вчера хотел сок взять на последний талон и хрена с два! Пришлось за деньги брать!

— Чего разорался то? Это не в моей компетенции. Можешь жалобу в Гоструд отправить.

— А у меня какой рейтинг? — из-за моего плеча выглянул Серёга.

— Серё-ё-ё-ёдки-и-и-ин…. — набрала инспектор его фамилию. — У тебя третья категория. 70587265-е место. Повышение на 1673 пункта. Молодец, Серёдкин! Госпремия позволяет съездить на любой курорт мира или взять на прокат любимый комфорт-кар. Если к концу месяца рейтинг еще чуть-чуть подрастет, то тебе повысят госнадбавку и выдадут денежную премию.

— Поживём-увидим, — Серёга смущенно покосился на меня.

— Вот с кого пример надо брать, Назадкин! — поучительно, словно министр труда, сказала инспекторша. — Хватит жену позорить, лодырь! Был бы ты моим мужем…

— Не родился ещё тот звероящер, который не издох бы в вашей компании, Изабелла Иннокентьевна! — я выхватил своё удостоверение из её рук и вышел.

Серёга остался начислять электронные талоны на хавчик.

Я вернулся на рабочее место, послал Нинку с её упрёками куда подальше, закинул ноги на стол и загрузил книжку на визор.

Вам, наверное, интересно знать, что это за фокусы с уходом в прошлое? Такая возможность появилась лет триста назад. С открытием законов времени. Поначалу технология строго охранялась правительством, но затем произошла утечка информации, и шило пришлось достать из мешка. В продаже появились первые ретрансляторы общественного пользования, «прыг-скоки», позволяющие уйти в прошлое во временном интервале «1 секунда — 1 час». То есть самое малое на секунду и самое большое на час. Забавно: можно зациклить оргазм и получать его, пока батарейка на прыг-скоке не сдохнет.

Для спецслужб и полиции разработаны более мощные модели, позволяющие уходить на два-три дня назад. Но не более — ученые просто не додумались ещё, как ходить дальше. Ретранслятор использует комбинированную энергию — времени, Земли и твою собственную. Уйти дальше трёх дней назад еще ни у кого не получалось.

Все модели ретрансляторов под наблюдением, их активность отслеживается и строго контролируется Интерполом. И если, допустим, я соберу ретранслятор, который ходит на два-три дня назад, то даже не успею его испытать. Спец-дядьки отследят такую активность и рано или поздно возьмут меня за яйца.