Павел Корнев - Бессердечный

Павел Корнев

Бессердечный

Нервами, нервами сшитое сердце мое!

Часть первая

Мавр. Закаленная сталь и загущенный керосин

1

Ночь. Мрак. Скорость.

Риск.

Надсадно ревет движок; броневик несется по размокшей от дождя проселочной дороге, ежеминутно и даже ежесекундно рискуя слететь на обочину и завязнуть в грязи, а то и вовсе врезаться в дерево или перевернуться. Колеса подпрыгивают на кочках и проваливаются в выбоины, руль всякий раз дергается и пытается вырваться из рук, приходится стискивать его изо всех сил, дабы не упустить и не потерять управление.

Первая же оплошность грозила стать и последней.

Скорость. Риск.

Ноги давно занемели, спину нещадно ломило, а глаза беспрестанно слезились, но я нисколько не раскаивался, что сорвался в имение дяди глухой ночью, сразу, как только покончил с формальностями в китайском квартале. А вот Рамон Миро жалел об этом с самого начала нашей безумной поездки.

Его неизменно красноватого оттенка лицо сейчас напоминало цветом сметану, сам же бывший констебль расщеперился, как морская звезда, опасаясь вылететь из кресла при очередном рывке, и явно боролся с рвотными позывами. В то, что неведомый душитель сумеет нас опередить, он нисколько не верил и не переставал об этом твердить, пока его окончательно не укачало.

– Остановись почистить фары! – потребовал он.

– И так светят! – отмахнулся я, не желая терять время.

«Или пан, или пропал! – мысленно повторил я слышанную от деда поговорку. – Или пан, или пропал, и никак иначе!»

Мы должны успеть. Успеть во что бы то ни стало!

К счастью, за городом дождь стих, а дорога большей частью бежала среди полей, обходя лески и рощицы стороной. Мне оставалось лишь высматривать ямы и давить на газ, выжимая из движка все заложенные в него лошадиные силы.

Тот бешено стрекотал, пожирая гранулы тротила, в кузове громыхал незакрепленный груз, и не было слышно даже собственных мыслей, но вопрос Рамона я разобрал.

– Нет! – ни на миг не отрывая взгляда от дороги, крикнул в ответ. – Понятия не имею, кто удавил иудея!

Но точно не человек. Ладони простых смертных не обжигают жертв холодом, не оставляют на их коже следов обморожения. Аарона Малка прикончило либо инфернальное создание, либо сиятельный – один из тех налетчиков, что пытались взять меня в оборот.

Кто именно – не суть важно. Важно его опередить.

Убийце теперь доподлинно известно, где именно находится алюминиевая шкатулка с руной молнии на крышке, и очень скоро граф Косице расстанется не только с ней, но и с собственной жизнью. Последнее, если честно, трогало меня мало, да только шансы отправиться при таком раскладе вслед за дядей превышали все разумные пределы.

Если шкатулку заполучат сиятельные, на меня откроют охоту малефики, в противном случае придется и дальше бегать от таинственных банковских грабителей. Только со шкатулкой я мог начать собственную игру; лишь продвинувшись в расследовании, имел реальные шансы переиграть своих оппонентов.

Тут переднее колесо ухнуло в яму, самоходную коляску подбросило, а потом потащило по грязи; в самый последний момент я справился с управлением и выровнял броневик, когда тот уже съехал на обочину и едва не перевернулся в кювет.

Рамон судорожно сглотнул и простонал:

– Ненавижу тебя, Лео!

Я только ухмыльнулся:

– Подумай о трех тысячах…

– Я их уже заработал! – немедленно взвыл крепыш. – Уже! А ты втравил меня в новую авантюру!

– Охоту на оборотня ты тоже полагал авантюрой, так? – легко нашелся с ответом я.

Но Рамон Миро за словом в карман не полез. Он сунул палец в прореху распоротого и залитого кровью плаща и обвиняюще произнес:

– А это нормально, по-твоему?

Парировать этот неоспоримый довод было нечем, да я не стал и пытаться.

– Надо выяснить, из-за чего все это началось! Узнаем, что стоит на кону, – озолотимся!

И вновь Рамон оказался безжалостно точен в формулировках.

– Это надо тебе! – заявил он. – Не мне! Ты озолотишься, не я.

– Не беспокойся, ты тоже внакладе не останешься, – пообещал я, заметил мерцавшие по правую руку огоньки и предупредил: – Проехали станцию, скоро будем на месте.

Рамон промолчал.

Переполошив своим стрекотом и собак, и людей, броневик промчался мимо фермы арендаторов, затем обогнул дубраву и покатил прямиком к усадьбе.

– Подъезжаем, – предупредил я приятеля. – Готовься.

– Выключи фары, – посоветовал Рамон.

– Пустое, – отказался я не столько даже из-за опасения вылететь на обочину, сколько из-за хлопков двигателя. Такой шум не услышит разве что глухой.

Или мертвый.

Именно эта мысль промелькнула в голове, когда броневик остановился перед закрытыми воротами имения. В оконце сторожки моргал неяркий огонек, но давешний старик и не подумал выглянуть на улицу и выяснить причину визита полицейских в столь неурочный час.

Что-то было не так.

– Что-то не так, – сказал я Рамону.

Да тот и без моего предупреждения уже укрылся за курившимся паром капотом броневика и упер в плечо приклад винчестера.

– Что я здесь вообще делаю? – простонал он.

– Прикрываешь меня! – напомнил я и выбрался из кабины. – Не зевай! – предупредил приятеля, обежал самоходную коляску и, откинув задний борт, забросил в кузов трость. Взамен вытащил самозарядный карабин и пару подсумков с загодя снаряженными магазинами.

– Очки не мешают? – спросил тогда Рамон.

Я приподнял окуляры из затемненного стекла и хмыкнул:

– Думаешь, так лучше?

Красноватое лицо напарника осветилось отблеском моих сиявших в темноте глаз, и он признал:

– Нет. Верни.

Я опустил очки на нос, осторожно приблизился к воротам и, пристроив винтовку на перекладине, скомандовал Рамону:

– Давай!

Крепыш в один миг перемахнул через ограду, отпер калитку и запустил меня на территорию имения.

– Сторожка! – шепотом предупредил он.

– Ты первый! – столь же беззвучно выдохнул я в ответ.

Шуметь и во всеуслышание объявлять о своем визите не хотелось, даже несмотря на немалый риск поймать заряд соли или мелкой дроби.

Прикрывая друг друга, мы подобрались к приоткрытой двери, там Рамон заглянул внутрь и сразу отпрянул.

– Мертв, – сообщил он и добавил: – Шея сломана.

– Проклятье! – выругался я, на миг заколебался, потом распорядился: – Жди! – и поспешил к броневику.

Снял рулевое колесо, закинул его в кузов, следом забрался сам. На ощупь отыскал закрепленный под лавкой ящик с гранатами, достал две, вкрутил запалы. Потом навесил на борт массивный замок и вернулся к напарнику уже спокойным и собранным, без малейшей дрожи в коленях.

– Надо вызывать подкрепление! – злым шепотом встретил меня Рамон, совсем позабыв о недавнем увольнении.

Я на его больной мозоли топтаться не стал и лишь покачал головой:

– Думаю, мы опоздали.

– С чего ты это взял? – удивился крепыш.

– Дирижабля нет, – сообщил я, указав на одинокий фонарь причальной мачты.

Не горели сигнальные огни летательного аппарата, не проглядывал из ночного мрака белый овал полужесткого корпуса.

– На дирижабле мог улететь убийца, – предположил Рамон.

– Тогда тем более волноваться не о чем, – хмыкнул я и двинулся к родовому особняку.

Крепыш направился было следом, но сразу остановился и заявил:

– Улетел граф или убийца – нам незачем туда идти!

– Брось! – попытался урезонить я напарника. – Мы должны выяснить, что именно здесь произошло!

– На кой черт?

– Чтобы элементарно знать, кого именно разыскивать! К тому же если на дирижабле улетел граф, то душитель где-то поблизости. Вдруг получится его разговорить?

– Нет, – отрезал Рамон. – Это плохая идея.

Я оглядел темный, без единого светящегося окна силуэт особняка, конюшню и разросшийся сад, способный скрыть целую роту солдат, и мысленно согласился с приятелем.

Это и в самом деле была плохая идея. Плохая и очень опасная.

Но вслух сказал другое.

– Либо мы идем вместе, – беспечно пожал я плечами, – либо дожидайся меня в броневике. Только учти – если я сгину, иудеи тебе за оборотня ни сантима не заплатят. Подумай об этом!

– Проклятье! – выругался Рамон, вытер вспотевшее лицо и нервно глянул на мрачный особняк. – Черт с тобой! – сдался он. – Идем!

С тихим смешком я первым двинулся по аллее, дошел до поворота к конюшне, но сворачивать к ней не стал, не желая терять время. Меня манил к себе особняк.

Манил? Я поймал себя на этой мысли и даже замедлил шаг.

Азарт схлынул, словно я переступил некий рубеж, мир вновь обрел объем, силуэты зданий и садовых деревьев перестали казаться вырезанными из фанеры и небрежно раскрашенными театральными декорациями, накатило понимание, что все это происходит прямо здесь и сейчас.