Империя. Исправляя чистовик (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

– И особо нужно обозначить, что в случае реальной войны с Россией, Норвегия останется один на один с русским медведем, который не только откусит остров Медвежий, но и хорошо если королевство вообще останется независимым. Во всяком случае большие территориальные потери на севере будут неизбежными, и, что самое главное, Британия точно не станет вмешиваться.

Шорох ручки о бумагу блокнота.

– Да, Государь.

Барабаню пальцами. Идём дальше.

– Четвертое. Отдельно по США и особо по Франции. В Америке нам нужно поднять общественное возмущение действиями англичан, а во Франции еще и продемонстрировать местным элитам, что Британии верить нельзя. И такое безрассудство обходится катастрофически дорого.

– Понимаю, Государь.

– Пятое, проследите за правильным освещением событий в прессе Новоримского Союза. Акцент тот же, мол, это не позор для России, а честь сразится с героями и все такое прочее. И, конечно же, акцент на позор и коварность Британии. Пусть, короче, радуются, что входят в сферу Единства, но аккуратно обойдите факт невступления России и всего НРС в войну с Венгрией после «обстрела» Румынии. Акцент на всемерной и героической поддержке и на укомплектованный русскими добровольцами автобронедивизион Королевы Ольги и на передачу Единством Румынии большого количества техники и вооружений, включая новейшее.

Кивок в ответ.

– Шестое. Британия. Вот тут мы должны нанести самый сильный удар. Все наши пляски с бубном в общественном мнении континента мало что дадут, если грандиознейший скандал не разразится в самой Британии. Да так, чтобы по максимуму – митингами и демонстрациями, заявлениями оппозиции и слушаниями в парламенте. Нам нужно добиться невозможности возобновления боев у острова со стороны Британии и связать общественным мнением свободу рук Лондона в других местах мира. В идеале меня устроит падение правительственного кабинета Великобритании.

Суворин записал все и вновь почтительно склонил голову.

– И главное, Борис Алексеевич. Главное! Нужно особо обыграть заботу родимого Отечества и лично меня о судьбе экипажа крейсера «Память Меркурия». Настолько большую, что мы объявляем одностороннее перемирие для операции по спасению доблестных наших моряков с острова. Этим мы и объясняем невозобновление сражения утром. Мол, гуманитарная миссия, Империя своих не бросает, улавливаете мысль?

Тот прячет улыбку и склоняет голову:

– Точно так, Государь.

Барабаню пальцами. Вроде все сказал. Впрочем, вишенка на тортик гуманизма:

– И можете, кстати, упомянуть, что, уважая героев обороны Медвежьего, наша эскадра передала норвежцам еду и медикаменты, и готова организовать вывоз желающих на материк. В общем, больше гуманизма и прочей циничной человечности. Массы это любят. Вопросы есть?

– Вопросов нет, Ваше Всевеличие.

– Вот и славно. Полагаюсь на ваш циничный профессионализм, как, впрочем, и всегда. Жду тексты моих посланий. Ступайте, граф.

Суворин посмотрел на меня с неприкрытым цеховым уважением и, склонив голову, покинул кабинет.

Фу-у-ух, с этим, вроде, как-то разобрались. Худо-бедно. Не знаешь, как подать поражение? Подай его, как победу. В этом Суворин совершенно прав.

Что ж, возможно, мой Министр информации нередко слишком много на себя берет, но таких ярких звезд вокруг меня не так много, у каждой из них свои тараканы. Брусилов чрезвычайно обидчив и тщеславен, Гурко не менее тщеславен и очень ревнив к успехам других, Маниковский, будучи исключительной силы кризис-менеджером, спал и видел себя диктатором и спасителем Отечества, за что был снят с премьера и отправлен Наместником Севера. Даже злосчастный Колчак, блестящий исследователь Заполярья и неплохой организатор всякого рода экспедиций, был плохим политиком, и, как оказалось, весьма посредственным адмиралом.

У того же Емца свои тараканы, у Иволгиной – свои, а, уж, сколько тараканов у меня, сестрицы Ольги и той же Маши даже не описать. Тараканы самых эпических размеров и разновидностей! Даже у Мостовской они бегают туда-сюда.

Ладно, это все лирика.

Вызванный полковник князь Искандер стоял на вытяжку, пока я дописывал послание.

«Вилли, приветствую тебя, кузен!

Благодарю за письмо. С основными моментами я в целом готов согласиться. Но это предмет более предметного очного разговора между нами.

Посему:

1). Прежде чем Германия, со своей стороны, объявит о предложении посредничества, Россия, со своей стороны, должна первой объявить об одностороннем перемирии в качестве гуманитарного шага, продиктованного необходимостью эвакуации с острова экипажа русского крейсера „Память Меркурия“, предоставлении норвежским защитникам острова медикаментов, воды и продовольствия, а также предоставления всем желающим возможности для беспрепятственной эвакуации на материк на российских кораблях или, как вариант на судах нейтральных стран, в данном случае – Германии, других в районе нет, если не считать британцев. Я бы очень хотел, чтобы они ввязались в эвакуацию, но в данной ситуации, это проигрышный вариант для них. Впрочем, выигрышных вариантов там для них практически не осталось.

2). После этого официальный Берлин предлагает свое посредничество в установлении перемирия с обеих сторон и предлагает встречу в Стокгольме для разрешения кризиса путем переговоров.

3). Остальные вопросы требуют личного обсуждения. Поддерживаю твое предложение о необходимости переговорить в Цюрихе сегодня. Через десять часов я буду в Цюрихе и готов к разговору. Наши дипломаты и службы протокола готовили наши переговоры там, так что я надеюсь, что особых накладок быть не должно. В конце концов это рабочая встреча, а не государственный визит.

Жду откровенного разговора и ответственных решений по целому ряду вопросов.

Прими и проч.

Твой кузен,

Михаил.

Рим. Палаццо Венеция. Посольство Империи Единства.

13 мая 1919 года».

Передавая письмо для шифровки и отправки, я повелел:

– Князь, жду вас сразу после отправки послания кайзеру. У меня еще будет послание Государыне.

Тот козырнул.

– Так точно, Ваше Всевеличие!

Вот и славно. Беру новый лист и таблицу шифров.

Что ж, пора делать выбор.

Мой выбор.

«Машенька! Любимое мое ясное солнышко!

Думаю, что ты читаешь сводки Ситуационного центра и знаешь какие у нас, вдруг, добавились проблемы. Благодаря безответственным действиям Колчака мы оказались по уши сама знаешь в чем.

Только что получил обширное письмо от кайзера. Пересылаю тебе копию. Думаю, что ты оценишь красоту игры со стороны Германии. Нам ни в коем случае нельзя играть в этом концерте вторую скрипку, не говоря уж о необходимости активной защиты наших интересов в Центральной Европе, и, главное, нельзя допустить нашу непосредственную войну с Германией. Сама понимаешь.

Через час вылетаю на „Империи“ в Цюрих. Могут быть проблемы со связью. Полет дирижабля над Альпами еще то удовольствие. К тому же, завтра-послезавтра я собираюсь вернуться обратно в Рим, поэтому Георгия и Мишку я пока оставлю в Палаццо Венеция. Мостовская в посольской машине из аэропорта пока поедет туда же, с приказом не отсвечивать нигде. По моему возвращению домой, будем с тобой решать вопрос об ее судьбе. Я самым решительным и категорическим образом не желаю больше никаких курьезов, и, тем более, надуманных поводов для ревности с твоей стороны.

Поводов нет никаких.

Верь мне.

Люблю тебя безумно, словно в первые, по-настоящему наши дни!

Целую горячо и страстно, как целовал тебя в том нашем поезде, вдыхая божественный аромат твоих волос, как целовал в брачную ночь в нашем Марфино, и в том чудесном охотничьем домике, где мы с тобой так счастливо смеялись и вместе жарили охотничьи сосиски на огне камина. Как мы строили наши планы на будущее. Помнишь?