Рейв на кольцах Сатурна (СИ) - Елисеенко Сергей Александрович "Сергей Елис"

Наконец, он почувствовал во мне что-то знакомое и родное. Упруго запрыгнув на мои ноги, он, приятно топая своими лапками, устроился у меня на груди. И сразу же в моё сознание хлынул поток образов, эмоций и сумбурных чувств.

Страшно, голодно, заманчиво пахнет. Темнота, пронзаемая лучами тепла. Низкий гул и волны влажного воздуха. Узкий проход тянется очень долго. Но оттуда тянет так вкусно, что желудок берёт командование на себя.

Решётка. Можно пролезть. Передо мной огромные чаны с чем-то бурлящим, красновато-бурым и пахнущим внутренним запахом друга. Тянущиеся ленты, на которых сокращаются куски чего-то склизкого и аморфного.

Сглатываю слюну. Всё это съедобно, вкусно, питательно. Хоть и непривычно.

Осторожно перебираюсь на потолочную балку и иду дальше.

Видение гаснет…

Прожора уютно свернулся калачиком и тихонько похрапывал. Только сейчас я заметил, что его мордочка измазана багрово-коричневым. Засохшие пластинки чей-то крови осыпались с неё прямо на белый пол.

Я поднял парочку и растёр пальцами. Понюхал.

Где же ты был малыш? И самое главное, что ел? Неужели в этой больнице есть ещё секреты, о которых мне лучше не знать?

— Твою мать, как же от тебя воняет! Не дыши в мою сторону, дебил! — брезгливо бросила Ультра, когда нас вывели на завтрак.

Её палата теперь и вправду располагалась напротив моей. Двести первый не соврал. После нашей ночной беседы, он воспринял мою, достаточно бредовую, идею вполне реалистичной.

— Эта Ультра, конечно, девица особого мировоззрения. Я бы даже сказал уникального. В ней сочетаются столько противоречий, что впору про неё отдельную главу в моей книге писать. Примёр её психического состояния идеально впишется в часть о современных видах биполярной циклотимии.

Так что, твоя импровизация может и сработать.

Со своей стороны, я помогу вашей авантюре всеми доступными способами. Тебе же следует держаться возле неё, пока вы не прибудете в её нуклеотидную ячейку, — уверенно вещал Зигмунд Карлович после третьего стакана медицинского спирта.

— Какой ячейки? — не понял я.

— Нуклеотидной. Это блок полимерной молекулы ДНК. Биоанархисты ассоциируют структуру своего сообщества с геномом, где каждая революционная ячейка автономна и имеет возможность к самокопированию.

Это достаточно сложное социальное формирование, которое, тем не менее, называют достаточно простым термином «венерианский биоанархизм».

Как-нибудь я расскажу тебе о нём поподробней. Но сейчас лучше сосредоточиться на практической части, — он сделал внушительный глоток из своего стакана и, крякнув, занюхал рукавом своего халата.

Затем задумчиво потёр переносицу и продолжил.

— Видишь ли, нам ни разу не удавалось проникнуть внутрь такой ячейки. Все наши попытки жёстко фиксировались с последующей дестабилизацией агента. Проще говоря, из нашего человека делали боевого мутанта, который становился слепым орудием биоанархистов.

В какой-то момент нам надоело поставлять дополнительный запас органики для их организации, и мы занялись альтернативными способами внедрения.

Одним из таких и является эта психлечебница.

Я прифигел. Опять двадцать пять! Ну почему меня постоянно притягивает к подобным хероборам?

С тех пор, как я покинул Грязь (тьфу ты, начинаю говорить, как Йося), одно дерьмо за другим. Это просто несчастливая полоса в жизни или я реально попал в глубокий судьбоносный водоворот?

Без градуса не поймёшь.

Вот я махнул стакан залпом. Покряхтел, закусил куском чего-то мясного и, наконец, смог нормально вздохнуть.

Легче не стало.

— А кто это мы? Тоже какая-нибудь секретная спецслужба? — не выдержав, напрямую спросил я.

— Транспланетная корпорация «Лайф технолоджи», - спокойно ответил Зигмунд.

Хм, вот этого я не ожидал. Мне думалось, что всякими революционерами и прочими радикальными активистами занимаются парни из разных разведок и тому подобных контор. А тут одни из крупнейших транскорпов озаботились построить целую психушку посреди космоса и всё для того, чтобы закинуть своего человека к биоанархистам.

Занятненько.

Только не до конца понятно.

— Круто! Нечего сказать. Насколько мне известно у вас там бабла немерено. Но зачем вы к этим венерианским отщепенцам сунулись? Чего у них такого ценного? — продолжал я раскручивать Двести первого на откровенность.

Он хитро взглянул на меня, будто понял, что я стараюсь вытащить из него побольше инфы. Сделал внушительный глоток спирта и снова занюхал рукавом своего халата.

— Это и ежу понятно. Конечно, технологии.

— То есть, огромная корпоративная махина с невероятными интеллектуальными и материальными ресурсами не может придумать, то, до чего допёрли какие-то биоанархисты?

— Гении товар штучный. Кому-то повезло заполучить такую курочку, несущую золотые яйца.

Я устало потёр лицо. Всё-таки алкоголь начинал действовать. В голове ничего не складывалось.

— Ладно, пусть будет так. Но почему не выкрасть этого умника? Или перекупить? Припугнуть, в конце концов. Старый добрый шантаж, тоже никто не отменял, — вытолкнул я из себя нелепые домыслы.

И не дожидаясь ответа Зигмунда, сам всё понял.

Если эти ребята фанатики, то им плевать на такое дерьмо. Деньги, страх, угрозы, всё пустое. Есть цель и только она важна.

Йося такой же. Может не полностью, но все эти черты определённо в нём просматриваются. Исступлённо и яростно он защищал свои идеалы, споря с каждым, кто противоречил его мировосприятию. Каждый раз, когда наш разговор заходил о СОЦах или метакоммунистах, он будто становился другим человеком. Это было страшно и иногда доводило нас до прямого конфликта. Трудно дружить с человеком, у которого такой мощный сдвиг по фазе.

Хотя у меня получалось.

Вроде.

— Подожди. Я переформулирую вопрос. Что за технологии такие редкие и эксклюзивные хотят заполучить транскорпы?

— А вот это пусть останется маленькой тайной. Меньше знаешь, лучше спишь, ведь так? — закончил он очередной, не до конца понятной мне, прибауткой.

Расширитель памяти молчал, а моя собственная ленилась искать в ворохе старья точное определение этих слов. Вот такие проблемы современности. Мелкие и глупые. Впрочем, как и всегда.

В голове всплыли «дураки и дороги», но откуда это и к чему, мой, затуманенный 70-градусным пойлом, мозг осознать не мог.

Так и оставим. Смазанным и расплывчатым.

— В общем, работай с тем, что есть и ищи любые подходы. Через денёк ещё раз с тобой встретимся и обговорим всё конкретней.

— Окей. Только можно две просьбы?

— Хоть десять, — улыбнувшись, ответил Зигмунд.

Видимо, в подпитом состоянии его настроение всегда шло вверх. Что удивительно, это никак не сказывалось на его внимательности и самоконтроле. Ничего лишнего не сказал, хотя и создал ощущение полной откровенности. Ну, и из меня вытащил, всё что хотел.

— Нужно поселить Ультру напротив меня.

— Без проблем. Можно хоть к тебе в палату. Кровать заодно поставить?

Я аж закашлялся.

— Нет, этого точно не нужно. А вот вторая просьба будет посложнее.

Зигмунд слегка напрягся.

— Давай на следующей встрече пить не будем?

Ответом мне был хохот и дружеское похлопывание по спине.

— Как скажешь, Ал! — отсмеявшись, уверил меня доктор.

Мы шли по коридору, как свободные люди.

Это было приятно, если бы не являлось самообманом.

На нас всё те же пресловутые зелёные шмотки. На руках браслеты. Единственное отличие — это прозрачные бейджики на груди с тонкой микрогравировкой внутри.

Такие украшения нам выдал Зигмунд, когда я вкратце обрисовал ему предстоящий план побега. По сути, такие пластиковые карточки есть у всего медперсонала. Но наши отличались отсутствием оболочки. Там обычно указывались всякие личные данные, по типу фотографии, должности и уровня допуска. У нас же просто голый чип, который открывал все двери.