Кокаиновый сад - Саломатов Андрей Васильевич
– Ну, наливай, наливай, – торопил он Куку. – На улице-то, видишь, что делается? И не пьешь – захочется.
Опять задвигали стульями. Галя принесла маленькую скамеечку для друга Лени, а тот, не торопясь, как бы желая произвести на собравшихся приятное впечатление, одну за другой выставил на стол восемь здоровенных бутылок с блеклыми розовыми этикетками.
Разговор за столом сразу оживился. Леня очень забавно и непринужденно нес какую-то околесицу. При этом он все время хватал девочек за колени и обеих звал Нюшками.
Кука к тому времени уже начал терять свою чопорность. Она слетала с него, как луковая шелуха. Вначале изменилось выражение лица, затем поза, в разговоре появились непривычные для него обертоны и интонации. Кука простел на глазах, внутренне эксгибиционировал, но оценить это было некому. Вместе с ним преображались и все остальные. Щуплый Шувалов сделался могучим как баобаб. Глядя на него, можно было подумать, что он пьет не вино, а живую воду и готовится выйти на помост к штанге. Девочки вконец поглупели, хозяйка дома выглядела царственно надменной, а Зуев, истерически выпрыгнув из-за стола, вдруг обмяк и промямлил:
– Кто понял, что скорбь проистекает от привязанности, удаляется в пустыню, подобно носорогу. – После этого, держась за печку, он добрался до кровати и рухнул на нее обутый и одетый, как солдат на передовой.
Зуев не сразу уснул. Лежа с закрытыми глазами, он прислушивался к разговору, но ровным счетом ничего не понимал. Далекие голоса сливались и наподобие шума прибоя убаюкивали Зуева. А редкие вскрики и громко сказанные отдельные слова ничего не говорили Зуеву. Смысл их был таинствен и неузнаваем, как арабское письмо.
Через некоторое время в доме появился еще один гость. Зуев открыл глаза и попытался разглядеть вошедшего, но вместо человека увидел темное расплывчатое пятно.
Затем поднялся гвалт, и непрошеного гостя вытолкали за дверь. Кто-то крикнул: «Бросьте ему его рыбу» – и после этого действительно раздался скрип открываемой форточки и дружный хохот.
Очнулся Зуев от того, что кто-то повалился рядом с ним. Вслед за этим он услышал шепот:
– Сашка, хватит дрыхнуть. Поехали в Симферополь.
– Почему в Симферополь? – ошалело прошептал Зуев.
– Там тепло. Ну, хочешь, на Кавказ? Вставай, поехали.
– А сколько времени? – с трудом сев на кровати, спросил Зуев и застонал. Глазам его предстала фигурная композиция с картины Кукрыниксов «В бункере». За столом в неудобных позах, кто как, почивали гости.
– Время то самое, – настойчиво бубнил Шувалов. – Идем. – Он поднялся и потащил Зуева за руку.
– Надо жене позвонить, – вспомнил Зуев, – она же ничего не знает.
– Узнает, – ответил Шувалов, – из газет.
По случаю глубокой ночи на улице не было ни души. Казалось, что люди навсегда оставили этот город, и лишь редкие «Волги» с зелеными огоньками хищно проносились мимо. Одна из них притормозила, и Шувалов рыкнул в открывшуюся узкую щель:
– На вокзал.
В машине Зуев уснул. Затем, не помня как, сонный очутился в купе на второй полке. Напротив на такой же полке лежал Шувалов в пальто и ботинках. Он положил под голову какой-то мерцающий предмет и, видимо, уже спал.
Зуев закрыл глаза, а открыл их, когда уже совсем рассвело. Охая, он свесил с верхней полки ноги, наступил грязным ботинком на белоснежную постель соседа снизу и извинился. Сосед посмотрел на него ясными трезвыми глазами и безразлично произнес:
– Вы бы еще насрали мне на голову.
– Ну, я же сказал: извините, – морщась от головной боли, ответил Зуев. Он толкнул в бок спящего Шувалова и неожиданно визгливо крикнул: – Подъем!
Шувалов заворчал, словно дворовый пес, начал подтягивать колени к подбородку, а затем, не открывая глаз, поинтересовался:
– Где я?
– А ты что, не слышишь? Тук-тук, тук-тук? – ответил Зуев.
– Едем, что ли? – спросил Шувалов. Он открыл глаза, кряхтя сел и таким же грязным, как у Зуева, ботинком заехал соседке снизу в ухо. Женщина, видимо, была женой пассажира с трезвыми ясными глазами, потому что тот вдруг вскочил со своего места, выпрыгнул из купе и заорал:
– Ну, что это такое?! Что это такое?! Какие-то два рыла все утро терроризируют нас своими грязными ботинками! Проводник!
– Да ладно вам, – примирительно сказал Зуев. – Нечаянно же.
Шувалов тем временем спрыгнул с полки, извинился перед женщиной и даже помог ей стряхнуть с волос и коленей кусочки засохшей глины. Женщина все время говорила: «Да не надо, спасибо. Я сама». А Шувалов знай бубнил свое: «Ну, бывает. Не по злобе же». При этом он старательно тер грязной ладонью колено женщины, на котором и сразу-то не было никакой глины. А муж женщины вызвал проводницу и в сердцах наговорил ей всякой всячины: и про отравленный перегаром воздух, и про ночные вопли и храп, и про ботинки, которые культурные люди снимают, а всякая пьяная сволочь спит прямо в них. В общем, поднялся скандал. Проводница тут же потребовала у Зуева с Шуваловым билеты. Зуев посмотрел на Шувалова, а Шувалов на Зуева, и вскоре выяснилось, что билетов у них нет, а может, и не было вовсе. Это известие вконец разъярило обиженного пассажира.
– Так это они без билетов нас своими ботинками пачкали? – задыхаясь от гнева, закричал он. – Ну, свиньи! Ну, гады! Ну, сволочи! – Возмущение пассажира было таким неистовым, что даже жена его, до сих пор не принимавшая в склоке участия, заговорила:
– Не надо, Степ. Ну, зачем ты так?
– А тебя вообще не спрашивают, дура! – заорал на нее муж. – По-твоему, всякая пьяная сволота без билета может…
В общем, Зуева с Шуваловым попросили сойти с поезда, и чем скорее, тем лучше. Зуев сразу согласился. Он отвел проводницу в сторону и миролюбиво объяснил ей, что билеты должны быть, но, видно, из-за этого дела, – Зуев щелкнул себя пальцем по горлу, – они или потеряли их, или забыли взять. Зуев прижал обе ладони к левой стороне груди и проникновенно произнес:
– Не помню ничего. Честное слово.
Сошли горе-путешественники на какой-то маленькой станции с неинтересным названием Тулепово. Здесь было заметно теплее, чем в Москве, но по дорожной грязи столица сильно устала своему младшему собрату. Шувалов с тоской окинул взглядом небольшой двухэтажный поселок, растянувшийся вдоль железнодорожных путей, и смачно сплюнул.
– Черт тебя принес в это Тулепово, – зло проговорил он.
– Меня? – удивился Зуев.
– А кого же еще? Ладно, пойдем посмотрим, что такое это Тулепово. Не здесь же стоять.
Друзья спустились с платформы и, увязая в жидком черноземе, отправились в поселок.
Если мерить величину населенного пункта затраченной на дорогу физической силой, то Тулепово было где-то размером с Люксембург или Сан-Марино. Были здесь и своя баня, и книжный магазинчик, и две пивные – одна напротив другой. Начинали работать пивные в восемь утра, и к тому времени, как наши герои попали в этот поселок, злачные заведения давно уже работали, а может, и выручили рублей по сто двадцать. Одна за счет того, что пиво там стоило дешево – двадцать копеек. Зато во второй не очень брезгливый посетитель мог посидеть на стуле, а кружку поставить на стол, и это вполне оправдывало то, что пиво здесь стоило вдвое дороже. Правда, клиенты второй забегаловки состояли в основном из посетителей первой. Пиво они покупали по двадцать копеек, а выпить его приходили в «бар», как было написано на дверях этого заведения. Хозяйка бара ругалась, но не очень. Право посидеть получали только те, кто взял хотя бы одну кружку дорогого пива. Кроме того, тулеповцы оставляли после себя пустую винную посуду, за которой внимательно следила грязная старуха в кружевном от пивных подтеков халате. Она, как хороший главнокомандующий, видела сразу все поле боя и очень точно определяла, где требуется ее присутствие. С бесстрастным лицом мягкой шаркающей походкой старуха маневрировала между столиками, запуская руку именно туда, куда нужно, и именно тогда, когда там появлялась пустая посудина. Видно, не первый год она занималась этим пивным биатлоном, и не мешали ей уже ни старческая слепота, ни пьяная разболтанность суставов. Профессионализм сидел в каждой клетке ее прокопченного, проспиртованного тела, и даже потеряй она мозжечок, этот координатор движения всякой более или менее высокоорганизованной твари, то и тогда рука не подвела бы ее.
