Забытые богом - Кожин Олег Игоревич
Дверь мягко стукнулась о стену и замерла. И вот здесь, посреди невыносимой жары, по спине Паши потек холодный пот. Ночник давал достаточно света, чтобы разглядеть комнату. Места внутри было немного, всего-то и хватало, чтобы вместить грязный унитаз, распахнувший крокодилью пасть стульчака, навсегда умолкшую стиральную машинку да саму ванну, задернутую душевой занавеской. Которую, Паша помнил это совершенно точно, он не задергивал. Просто потому, что не делал так никогда.
Затхлый воздух наполняла вонь засорившейся канализации и отчего-то горелой резины или пластика. Паша смотрел на задернутую шторку, как кролик на удава, не в силах сопротивляться жуткому магнетизму. Надо было выстрелить, просто выстрелить прямо сквозь клеенку, покрытую вытертыми синими дельфинами. Раз, другой, третий. Влево, в середину, вправо. Чтобы у прячущегося за этой ненадежной ширмой не осталось ни единого шанса. А потом сорвать пробитую выстрелами шторку и плюнуть на мертвое тело. Вместо этого Паша, как загипнотизированный, шагнул вперед. Еле сдерживая дрожь в руках, стволом карабина подцепил шторку и потащил ее вправо, открывая хромированный держатель для душа. Затем угловые полки, заставленные тюбиками шампуней и гелей. Затем кривой нос крана.
Он уже явственно видел силуэт, пугающей тенью проступающий сквозь клеенку. Пашино сердце колотилось в грудной клетке, как шарик в игровом автомате, врезаясь в углы и скрытые пружинки, и оставалось только гадать, сколько еще получится удерживать его от падения вниз, в черную лунку, за которой лишь надпись «Игра окончена», и ничего более. Наконец, не выдержав напряжения, Паша заорал и дернул шторку что было сил, с мясом выдрав карниз. Бряцая кольцами и шурша клеенкой, он упал на дно ванной, открыв таинственный силуэт полностью. И тогда Паша заорал второй раз. От слепого ужаса и безысходности.
Растянутая на бельевых веревках сломанной марионеткой, в ванной висела Настенька.
Сексуальное тело обезобразили многочисленные раны. В приступе животной ненависти кто-то истыкал его ножом, не особо заботясь, куда угодит лезвие. Живот, вспоротый от вагины до груди, был растянут на две стороны, открывая лишенную внутренностей пустоту. Мертвое лицо невидяще смотрело на Пашу – убийца забрал у Настеньки глаза, аккуратно вырезав их вместе с веками. И повсюду, повсюду валялись длинные рыжие волосы, обкромсанные целыми прядями.
Крик застрял в горле. Осторожно отступая обратно в комнату, Паша не мог оторвать взгляда от черных ям на миленьком лисьем личике. За окном с оглушительным грохотом раскололось набрякшее небо. Паша нервно подпрыгнул и заозирался по сторонам. В каждом углу, в каждой тени ему мерещился маньяк, способный проникать сквозь запертые двери. Юля невозмутимо наблюдала за его метаниями и, кажется, еле заметно улыбалась. На улице громыхнуло еще сильнее, точно кто-то совсем рядом выстрелил из огромной пушки. В ответ как по команде испуганно заверещала сигнализация на машинах. Ужаснувшись чудовищному преступлению, город восстал из мертвых.
И это было куда страшнее выпотрошенной Настеньки.
* * *Удивительно, но оказалось, что рано или поздно все возвращается в привычное русло. Паша и не думал, что ускорившаяся жизнь вновь замедлит темп до размеренно-неспешного. Это было тяжелое и страшное время. В чем-то даже более страшное, чем то, что ему довелось пережить сразу после Конца Света. Несколько дней он прожил, как в горячечном бреду. Или не дней, а недель. Может быть, даже целый месяц. Он перестал включать компьютер, и время, играющее не самую важную роль в его жизни, совершенно растеряло границы и ориентиры. Ночами Паша трясся от страха, литрами глуша растворимый кофе. Оружие из рук выпускал, только чтобы напоить бензином чихающий генератор, который перетащил на кухню. Паша не мог представить, что случится, если убийца лишит его источника света. Как быстро можно сойти с ума в кромешной тьме, вслушиваясь в скрип половиц и шорох шагов?
Дверь в ванную он заколотил самыми большими гвоздями, которые нашлись в кладовке. С непривычки отбил молотком все пальцы, но получил хотя бы видимость спокойствия. Хоронить изувеченную Настеньку у Паши не было ни сил, ни мужества. Так и сидел ночи напролет, переводя воспаленные глаза с входной двери на дверь в ванную. Все казалось ему, что вот-вот заскрежещут тяжелые петли, вылетят из дерева гнутые гвозди, и к Паше одновременно, с двух сторон, выйдут мертвая Настенька и ее безликий убийца.
Лишь с рассветом, ошалев от ночных бдений, с кофейной тошнотой в горле и песком в глазах, Паша ненадолго проваливался в тревожный неглубокий сон. Но и там его преследовало безглазое хищное лицо в обрамлении безжалостно остриженных волос. Настенька тянула к Паше руки, и лак на ее острых ногтях чернел запекшейся кровью. Паша просыпался от собственных криков, разбитый, ни капли не выспавшийся и с больной головой.
Все еще сонный, вздрагивая от каждого шороха и шарахаясь от всякой тени, он выбирался в город за водой и бензином. Логичней и правильнее было поработать денек-другой и набрать необходимого с запасом, но… Всякий раз, стоило отыскать пару канистр бензина и несколько бутылок минералки, Пашу охватывала такая дикая паника, что ни о каких дальнейших поисках не могло быть и речи. До крови закусив губу, он мчался домой. Рискуя получить инфаркт, взлетал на свой этаж. Обливаясь холодным потом, обыскивал квартиру. И только не найдя никого, немного успокаивался. Паша ложился на диван, пристраивал голову на Юлиных бедрах и, крепко сжимая карабин, погружался в сон без сновидений.
Так продолжалось бесконечно долго. А потом параноидальный кошмар закончился. Резко, будто и не было его вовсе.
* * *Паша вынырнул из удушливого сна, дрожа от озноба. Он не помнил, что ему снилось, не помнил, где он и почему так страшно, но склоненное над ним лицо узнал сразу, даже без очков. Юлька. Он снова заснул у нее на руках. Как маленький испуганный ребенок, ищущий защиты у матери. А она терпеливо сидела рядом, не отходя ни на шаг. Верная, заботливая Юля.
От нахлынувших чувств у Паши защипало глаза. Чтобы Юля не увидела слез, он уткнулся лицом в ее плоский живот. Тонкий пеньюар быстро намок, но Паше было все равно. Огромное тело его сотрясали рыдания. Паша ревел громко, самозабвенно, не скрываясь, всхлипывая и трубно шмыгая носом. А Юля так и сидела, не меняя позы, прямая, как палка. На ее бледном лице блуждала все та же легкая улыбка.
Это была она. Больше некому. Паша понял наконец. Будто утих шторм и сквозь прозрачную воду он разглядел всех покоящихся на дне утопленников. Но догадка не испугала его, а напротив – неожиданно успокоила. Да, это была Юля. Не какой-то таинственный психопат, а Юля. Пусть чокнутая на всю голову, зато любимая, хорошо знакомая.
Распираемый противоречивыми чувствами, Паша обвил Юлю руками, вжимаясь лицом в мягкое лоно. Все хорошо. Привычный мир на месте. И не беда, что кому-то пришлось пострадать ради этого. Усталость, копившаяся все это время, перестала церемониться, резко отправив Пашу в нокаут. Уже почти во сне он столкнул с дивана бесполезный отныне карабин. Оружие грохнулось на пол с глухим стуком. Только тогда Паша заметил, какая тишина стоит на улице. Сработавшие от небывалого грома сигнализации, сводившие его с ума последние несколько дней, наконец-то заткнулись.
* * *Потерянный во времени, Паша не мог определить, сколько проспал. Точно не меньше суток. Когда он проснулся и, тряся тяжелой головой, выбрался на балкон помочиться, стояло раннее утро. По улице, цепляясь драными краями за неопрятные кусты, ползла прозрачная дымка. Вдохнув полной грудью прохладный воздух, Паша с наслаждением пустил струю на темный после дождя асфальт.
В квартиру он вернулся обновленным человеком. Пустым, как чистый лист, и бодрым, как хорек, наглотавшийся энергетиков. Вихрем пробежав по комнатам, Паша распахнул все окна настежь, впуская заспанное утро. С огромным мусорным мешком, точно Дед Мороз наоборот, он сгребал мятые бутылки, рваные пакеты и пустые упаковки из-под чипсов. Туда же отправилось серое от грязи постельное белье и большая часть одежды.
