Семя скошенных трав (СИ) - Далин Макс Андреевич

— Ага, — сказал наш. — Предоставить шедми полигон, где они смогут собрать силы и воспитать террористов, да? Я вообще против, чтобы туда везти взрослых, если уж на то пошло. Если везти — то только детей. С нашим персоналом. А ещё лучше — на Земле оставить. Под самым пристальным надзором.

— Господин Дементьев совершенно прав, — вступил штатник. — Присутствие взрослых шедми рядом с этими детьми категорически исключено! Кроме того, что шедми участвовали в тяжелейшем военном конфликте — они являются идеологическими противниками всего прогрессивного человечества. Нам известно, что общественный строй Шеда имеет ближайшей аналогией коммунизм. И вы предлагаете нам, выигравшим войну с красной заразой, предоставить комми продолжать воспитывать детей в том же духе, что и раньше? Немыслимо. Необходимо воспитать этих бедных детей в духе истинной демократии и прогресса, как наших потенциальных союзников и друзей. Со своей стороны, Соединённые Штаты уже сделали первый шаг в этом направлении: на Аляске ещё во время войны было создано несколько комфортабельных баз-интернатов, где размещались спасённые от жестокости военных действий дети-шедми.

— Правильно! — воскликнул наш. — А взрослых — на Эльбу! Или — куда вы отправляли своих, мистер Стаут? Со взрослыми уже ничего не поделаешь, они враги.

Все остальные представители одобрительно зашумели. Штатник принялся развивать успех:

— Надеюсь, господа, все понимают, что никто из мирового сообщества не желает несчастным сиротам ничего, кроме блага? В конце концов, у нас огромный исторический опыт по адаптации детей отсталых народов в дружную семью цивилизованных стран Земли…

— Шедми — не отсталый народ, — сказал я. — И я не уверен, что люди могут вырастить и воспитать здоровых детей их вида, уважаемый господин Стаут. Это связано с огромными трудностями: даже неправильное питание может привести к тяжёлым последствиям, физическим, не говоря уж о душевных…

— Мы располагаем консультантами с Шеда! — возразил штатник, улыбаясь во все тридцать три, как рекламный агент. — И — только взгляните, как всё замечательно удаётся, господа! Наши лучшие медики, лучшие ксенологи, лучшие учителя…

Наш успокоился, расслабился и с барской улыбкой кивал при каждом слове Стаута. Прочие очарованно слушали. Тюленята переглянулись; их лица выглядели совершенно непроницаемо. Я сказал:

— Прошу прощения, мне кажется, у граждан Шеда есть вопросы.

Никто особо не рвался слушать эти вопросы, но штатник, продолжая сиять зубами, повернулся к тюленям:

— Господа говорят по-английски?

— Говорю хорошо, — Бэрей сдвинул кончики пальцев. — Я не верю, Стаут из Вашингтона. Не представляю. Не верю. Шедми не удастся вписать в общество землян.

— И я не верю, — сказал я. — Как человек, который тоже представляет Шед.

Штатник улыбнулся, как огорчённая акула:

— Нет проблем! Мы используем доказательства!

Он фокусным жестом вынул из чехольчика в виде перстня миниатюрный наручный ВИДпроектор и развернул запись в почти натуральную величину. Под ослепительным солнцем, под бледно-зеленоватыми небесами, в полосе океанского прибоя весело плескались дети. Трое парнишек, в ожерельях из ракушек и нагишом, перекидывались большим красным мячом с изображением Микки-Мауса; беременная девчушка, сидя на широком плоском камне, показывала двум белькам краба на раскрытой ладони. Камера сдвинулась: молодой штатник в форме миротворческих сил раздавал очарованным малышам-шедми из большой коробки яркие пластиковые фигурки монстриков. Зал Совета наполнился запахом морского ветра.

Сценку сняли прекрасно: она вызывала стойкое чувство, будто война, страшная катастрофа, смерти — это злая неправда. И тем чудеснее выглядело, что в тюленятах не было ни тени рекламного лоска, дети веселились искренне, не на камеру, а сами для себя. Представители земных государств оживились, заулыбались и принялись шушукаться — а мне страшно захотелось укол кардиопротектора и прилечь. Сердце сжалось: оно раньше разума догадалось, что мы наблюдали мастерски сделанную с неведомыми целями фальшивку.

Я взглянул на шедми — и понял: их тоже не удалось провести.

— Я хочу сказать! — звонко воскликнула Гэмли по-английски. — Остановите это!

Картинка дрогнула и замерла.

— Вы хотели спросить? — предупредительно сказал штатник.

— Уберите это, — попросила Гэмли. — Не могу смотреть, как играют мёртвые. Давно мёртвые.

Если бы она с размаху врезала Стауту по физиономии, это не поразило бы Совет до такой степени.

— Что вы говорите? — отшатнулся штатник. — Почему?!

— Это не Аляска, — сказала Гэмли. Её лицо настолько побледнело, что казалось прозрачным. — Это вообще не Земля. Это снято на Океане Втором.

— Вы ошибаетесь, мисс, — штатник взял себя в руки и с доброй укоризной покачал головой. — Ошибаетесь, уверяю вас.

— Не ошибаюсь, — сказала Гэмли. — Не могу ошибиться.

Она расстегнула нагрудный карман комбинезона и вынула оттуда какую-то яркую и бесформенную вещицу. Поднесла её близко к камере — и вместо резвящихся тюленят весь Совет увидел оплавленную, скособоченную фигурку Человека-Паука.

— Я ношу это с собой в память об убитом брате, — сказала Гэмли. — А он привёз это с Океана Второго. Где люди сперва дарили эти игрушки нашим детям, а потом сожгли детей вместе с игрушками. Он носил это с собой, как… не умею сказать. Как фетиш? Как… кусок боли? Как надежду?

— Это Океан Второй, — подтвердил Бэрей. — Это снято задолго до войны. Этот человек — с базы людей на Длинном острове, а снимали где-нибудь поблизости. На побережье у Светлой Гряды… Наши тогда тоже снимали хронику. Мне даже кажется, что я помню эту игрушку на видео, этот красный мяч с чёрным зверьком. Но даже если игрушка и не та — вряд ли пляжи Земли засыпаны ракушками радужных цедилок, как тот, что на видео. Эти существа — даже не наши разработки. Это эндемик, обитающий только на западных островах Океана Второго.

— А краб у девочки — наш, — сказала Гэмли. — Завезённый с Шеда. Можете спросить любого специалиста по экзобиологии.

В Зале стояла гробовая тишина. Штатник пытался изобразить улыбку, но выходило кисло.

— Крайне прискорбно, — сказал я. — Не могли бы вы, уважаемый господин Стаут, объяснить, зачем понадобилась эта живописная, но чудовищно жестокая мистификация? А заодно сообщите Совету, где находятся дети-шедми и в каком они состоянии.

— Я не знал, — скрывая раздражение, пробормотал штатник. — Я не знал, что это запись с Океана-2. Наверное, референт перепутал файлы. Это очень досадно. Я думал, мы сможем решить всё быстро…

— А девушка не могла перепутать? — вставил наш.

— Океан-2 с Землёй? — удивился я. — А вы бы перепутали? Если бы это были ваши дети?

— Я наведу справки, — сказал штатник. — Вышло очень неловко.

— Какое осторожное словцо, — заметил я. — Будто вы записную книжку обронили.

— Уже неважно, — сказал Бэрей. — В любом случае, размещение детей со станции на Аляске неприемлемо. Вадим из Москвы уже говорил, что хорошо бы сделать. Мы не хотим, чтобы вам пришлось заниматься нашими детьми. Мы не хотим зависеть от людей и Земли. Мы хотим место, где будем восстанавливать свой убитый мир.

— Вот даже как?! — наш аж сглотнул. — Это значит, не на три станции вы рассчитываете, а на весь Океан-2?

— В перспективе — да, — сказал я. — И мы, люди с Земли, на их стороне.

— Вы разрушили наш дом, — сказал Бэрей. — Нам же надо где-то жить.

— Под боком у нас! — вскинулся наш. — Агрессоры! Уже о реванше думаете?!

— Думаем о детях, — сказала Гэмли. — Нам нужно место, где мы сможем вырастить детей. И восстановить свой дом. Ничего больше не нужно от вас.

— Интересно! — скривился наш. — Нагишом, на голой земле?

— Мы выживем, — сказал Бэрей. — Если вы оставите нас в покое, мы выживем. Нам уже случалось начинать всё с нуля. Мы — дети смертельно опасного мира, мы умеем выживать.

— Но чуждая и агрессивная идеология… — снова заикнулся штатник, но на него нехорошо посмотрели соседи справа и слева.