Я живу в октябре (СИ) - Лыков Максим
– Но где я его добуду? – прохрипел струхнувший Валера. – Это же Кабул, а не Москва или хотя бы Киев.
– У тебя есть доступ к Паутине!
***
Эта ночь отличалась от прочих. Ослабевший от рвоты Валера лежал в кровати, завернувшись в одеяло. Очень хотелось пить. Но там, в коридорчике по дороге на кухню стыли лужицы блевотины. Валера терпел. Не хватало ещё хватануть вони и снова отправиться в очередную мучительную круговерть.
Его тревожил новый симптом – головокружение. Едва он менял положение головы, как мир начинал с бешеной скоростью вращаться и норовил сшибить, как муху, щелбаном. «Мне становится хуже, – подумал он отвлечённо. – Кто бы меня не траванул, может радоваться». Правы двойники, нельзя откладывать терапию. Но при любом исходе, Редайгули ему не видать. Эта мысль кружила голову не меньше яда. И посреди всего Валера услышал тихое скрежетание.
Он поначалу не поверил своим глазам. В комнату тихо вошёл человек.
– Ты?
– Я, – согласился Гонец. – Дрянной замок, Валера.
– Но как ты здесь? Или у меня галлюцинации?
Пакистанец покачал головой.
– Нет, не галлюцинации.
Он поставил поверх закрытого ноутбука бутылёк с тёмно-зелёной слабо фосфоресцирующей жидкостью.
– Ну и зачем тебе это понадобилось, Валера? – спросил Гонец.
– Это антидот? – хрипло спросил Валера.
– Возможно.
– Дай мне!
– Как ты догадался?
– Не дурак, – буркнул Валера.
– Но другие не догадались, а ты сумел.
– Какие ещё другие?
Гонец показал жёлтые зубы.
– Те, кто пил тот же состав.
То ли Валера ещё не очухался до конца, то ли всё происходящее не воспринималось мозгом всерьёз, но он рассуждал с отвлечённым спокойным интересом.
– То есть кто-то ещё отравился, как я?
В пустых глазах Гонца что-то мигнуло.
– Погоди-ка, – оживился Валера. – Ты ни черта не понял! Ты и не знал про отраву. Ты думал о чём-то другом!
Жёлтый оскал Гонца стал шире.
– Это не Ашраф. Это ты меня траванул! А Ашраф… и Редайгули… Они неспроста появились в этом же месяце, так?
Валера ровно сел на кровати. Физическое недомогание отступило. В голове, победно грохоча, складывались частицы мозаики.
– Чай! Зелёный чай! Так это ты подносил зелёный чай… когда я вышел из «Хамви»? Ты… Точно… Наполовину закутанный в эти ваши дурацкие платки. Так это ты меня отравил? Гонец?
– Дурак! – рявкнул Гонец. Лицо у него исказилось от ярости. – Не мог спокойно подохнуть? Я каждый месяц бываю на этой несчастной заставе, ты, сын шакала! Я каждый раз вижу твою пьяную харю, свиное отродье! Ты думаешь, тебе одному тошно жить, запертом в одном месяце? Я стал частью Паутины не для того, чтобы быть на побегушках у таких как ты! Да если бы не я…
Гонец осёкся.
– Ты меня отравил, – тихо сказал Валера. – Меня и ещё… Но зачем?
Пакистанец молчал, враждебно посматривая на Валеру.
– А превратился бы я в сурка без твоего чайка, а? – ухмыльнулся Валера. – Так этим занимается Паутина на самом деле?
– Паутина ведёт этот мир в будущее, – нараспев процитировал пакистанец. – Я действую по уставу моего Ордена.
– Что-то слишком много пафоса, – скривился Валера. – Не утруждайся, меня и так ещё тошнит. Объясни толком.
– Если мы найдём способ массово превращать людей в сурков, мир изменится. История обычных людей закончиться. Сурки станут новой нормой. Я! – Гонец азартно ударил себя в щуплую грудь. – Я нашёл средство как спровоцировать процесс. Здесь, в Афганистане, хаос, нет этого назойливого Дозора, и можно легко найти… ммм… контрольную группу. Из ста полуфабрикатов – три сурка – неплохой результат.
Гонец, увлёкшись, сыпал цифрами, а до Валеры вдруг дошла простая мысль, что на этой чёртовой заставе должны быть и Редайгули, и Ашраф. Надо было лучше узнать их прошлую жизнь, а не сцены ревности закатывать. Попили чаёк, называется. Как там бабушка говорила? Лучше горилка с перцем, чем чай с лишайником.
– Стоп! Но остальные же не блюют по утрам, – оборвал Валера Гонца на полуслове. – Почему со мной так?
– Водки нужно меньше жрать, – фыркнул Гонец. – Впрочем, это уже неважно.
– И что ты будешь делать?
Гонец вздохнул, вновь приобретая невозмутимый вид. В руках у него словно сам собой появился черный шнурок, извивавшийся между пальцев опасной змеёй.
Валера почувствовал, как внутренности обдало холодом. Смерть, что чёрной струйкой обовьёт шею, будет быстра, но отвратительна. Его так и найдут – в блевотине, да ещё и в собственных экскрементах. Он содрогнулся.
– Нет! Остановись! А других ты тоже задушишь?
– Они не задают глупых вопросов, – ледяным тоном ответил Гонец. – Постарайся не орать, так будет быстрее.
– Я говорю про других Валер!
– Что?
– Про своих двойников, которых набралось не меньше взвода. Что, экспериментатор? Не знал, что Вселенную можно погубить?
Рожу пакистанца так перекосило, что Валера не удержался от кашляющего смеха.
***
Жизнь циклична, как бы иронично это не звучало в его нынешних обстоятельствах. За неудачей обязательно следует успех. А за буряком капуста, как говаривала бабушка, хоть эта поговорка и не очень к месту. Впрочем, ни успеха, ни капусты на горизонте не наблюдалось.
Гонец весь месяц продержал его каком-то подвале на окраине Кабула. А теперь они мчались к заветной точке Таджикистанского шоссе. И самое поганое заключалось в том, что у Валеры не было никакого представления о том, что делать.
Пикап, резко свернув на обочину, остановился. Валеру перевернуло и больно ударило о борт. Он невольно застонал. После грохота и свиста дороги стон показался неестественно громким. Дверь пикапа открылась. Гонец долго с чем-то возился, лязгая металлом. И ведь ни на помощь позвать, ни предупредить.
Пакистанец закончил таинственные приготовления и открыл задний борт. Не церемонясь, он схватил Валеру за ноги и сволок на землю.
– Скотина! – бессильно выругался Валера, когда Гонец вытащил кляп.
Его мучитель был в полной экипировке – в шароварах-партугах, длинной камизе и шапке-душманке, Валера не помнил, как она называлась. На плече висел «калашников». В лунной ночи Гонец ничем не отличался от бравого талиба.
– Если ты мне солгал, – предупредил Гонец, – то умирать будешь долго.
– Что ты собираешься делать?
Гонец молча вытащил блеснувший сталью кривой нож и разрезал верёвки. Валера, кряхтя, стал разминать затёкшие конечности.
– Ты отведёшь меня к ним.
– Ты хочешь их убить?
Гонец промолчал, не желая отвечать на глупые вопросы.
– Я могу отказаться.
– Этот нож может сделать много чего интересного, – холодно заметил Гонец.
– Ты не сможешь убить их всех разом. Они же не идиоты, чтобы выходить к тебе. Сколько ты будешь бегать за ними по кустам и камням? А окно короткое, помнишь, экспериментатор?
Гонец не отвечал.
– Ты можешь прийти снова, но они будут готовы. Десятки Валер с булыжниками на один автомат. Нет, не так. Десятки Валер, которым уже всё пофигу. Смерть от пули – самое простое и понятное, что с ними может случиться.
Пакистанец резким движением пнул Валеру по голени.
– Ссс-укаа, – выдохнул он, валясь на обочину.
Гонец опять лязгнул дверью и, когда Валера очухался от боли, поставил у него перед носом тёмно-зелёный бутылёк.
– Я готов поэкспериментировать, – заявил Гонец. – Когда закончим дело, выпьешь. Если подействует, живи.
– Обманешь.
– Я получу возможность порождать сурка и убивать, ты думаешь мне будет интересна обычная жизнь какого-то шакала? Вставай!
Пакистанец выразительно положил руку на автомат.
– Сколько сейчас времени? – спросил Валера.
– 23.40. Как раз, чтобы дойти.
– Всё просчитал, – проворчал Валера, поднимаясь. Ноги дрожали то ли от боли, то ли от слабости.
Луна вставала из-за гор, огромная и беспощадная.
***
– Все! – Валера распахнул руки – Все сюда!
Двойники выступали одни за другим с видом разозлённым и озадаченным одновременно. Валера дождался, пока его не окружили со всех сторон. «Вот каков я, – подумал Валера, – герой посреди амфитеатра»
