Мастиф (СИ) - Огнелис Елизавета

— Милиция? Драка во дворе! Что? Чего? Двадцать пятый дом. У подъезда, человек десять. Вооружены. Елки зеленые, мне ребро сломали, я скорую вызываю! Да… Да! Со второго этажа я! Владимиров Илья! Двадцать шестая! Давай быстрее, там одного насмерть забили! Около подъезда! Двадцать шестая! Комната! Телефон? Какой телефон? Мой телефон? Мля, у вас чего, определителя нет? Я с улицы звоню! Нет телефона, это же общага, я больше не пойду! Да как хотите, мать вашу! Да пошел ты, козел! — Наиль бросил трубку и рассмеялся. Так он смеялся только тогда, когда остальные хохотали. Приоткрыв губу, блестя в темноте цирконием, вставленным вместо выбитых зубов.

— Сейчас приедут, — отсмеявшись, сказал он. — Тут недалеко. Метров двести. Бегом!

— Погоди, — спохватился Равиль. — «Пальчики» протри…

Саша побежал, придерживая автомат, вслушиваясь в план действий.

— Давно примечал, — говорил на бегу Наиль. — Там только один фонарь. Дорога в овраге, выезд со двора, развернуться негде. Саша, Равиль — вы на холмике у детской площадки. Я — в подъезд. «Козлик» приедет, в нем четверо. Два мента и два омоновца. Сначала… — татарин замолчал, словно выжидая.

— Бензобак, — отозвался через секунду Равиль.

— Правильно, — одобрительно рыкнул Наиль. — Бензобак посередине, помнишь?

— Искандер, — Наиль в трудных ситуациях звал Сашу по-восточному — Искандером. — Если не сможешь, после Равиля просто жми на крючок. Я выжидаю пять секунд, потом вы не стреляете. Саша, помни, через пять секунд — не стрелять. Алла бирся! На позиции…

Если бежать по ночному городу, даже с оружием в руках, то на мгновение может показаться, что ты один во всем мире. Загнанный зверь, отверженный, из окон со злорадством наблюдают за тобой — таким беззащитным и слабым. Но вот ты плюхаешься на холодную землю, посреди города, в траву рядом с асфальтом; подтягиваешь автомат; глаза замечают каждую подробность, уши слышат каждый звук. Ты уже не беззащитен, но опасен и страшен. Ложь, ложь и еще раз ложь в том, что говорят, пишут, рассказывают про оружие. Оно не делает человека беззащитным, не притупляет бдительность. Неправда, чушь и ложь, либо так говорят и пишут те, кто носит газовые пистолетики для самозащиты, из трусости. Человек с автоматом — это зверь, самый большой и опасный хищник на земле, перед ним нет преград, все чувства обострены до крайней степени, а пуля отменяет все законы. Саша почувствовал, как сознание заполняет холодное и расчетливое неистовство. Затишье перед боем; ярость, готовая выплеснуться; злоба на пока еще неведомого врага. Бог и в самом деле создал человека, а Кольт сделал людей равными. Это истина, простая житейская истина, почти закон природы. Но кто-то решил пойти наперекор закону, отнять у человека право на нападение, право на убийство. Нельзя убивать, нельзя жестоко обращаться с животными, нельзя врезать по лицу мерзавцу. Эти функции взяли на себя даже не люди — но государство, аппарат, бездушная машина. Что дальше? Нельзя убивать комаров, нельзя отвечать на оскорбления, нельзя даже подумать о том, что иногда жестокость просто необходима? Вырасти амебой, рабом бесправным и беззащитным в любой ситуации — подставляй щеку, лижи руку тому, кто приходит за тобой, и имеет право сделать все — абсолютно все?

— Нет, — прошептал Саша. — Я не такой.

Он не будет больше таким никогда. Он большой, взрослый человек, в конце концов — даже член общества, коль общество состоит из людей. Не будет больше ждать, не будет пресмыкаться, даже не будет знать — как это возможно: оправдываться, искать лазейку, стараться вызвать жалость. Жалость? К кому? К нему? Опасному и жестокому хищнику? Ему не нужна ваша жалость, и он не хочет даже знать о том, что защита может быть запрещена. Против него государство? Что ж, тем хуже для него! Нападение — лучшая защита. Убей раньше, чем оно заметит тебя! Напади сам, природа выдала человеку разум — самый совершенное приспособление для выживания, позволившее выжить среди волков даже голой слабой обезьяне. Так почему нельзя воспользоваться разумом? За тобой придут — сегодня, завтра, послезавтра. Ты будешь защищаться, и только когда врагов станет слишком много — поймешь, что надо было раньше, надо было жестче, надо было даже не калечить, а убивать — как можно больше, как можно быстрей и эффективней… Жертва не ты, а они. Запомни, усвой это наконец, и действуй так, как подсказывает тебе твой товарищ и боевой друг — твой мозг, твоя самая большая мышца, твое бережно растимое и самообучаемое оружие — единственное в этом мире, полном опасностей… Просто постарайся уменьшить опасность… а потом будет потом…

Синенький уазик полз по дворам, фырча двигателем, ощупывая прожектором каждую кочку. Они искали жертв, и сами были жертвами. Александр хорошо усвоил урок — нельзя жалеть, нельзя выжидать, нельзя, чтобы хоть один остался в живых. Машина остановилась у подъезда, внутри горели огоньки сигарет, люди размышляли, может быть — даже что-то чувствовали. Сухой выстрел раздался неожиданно. Стрелял Равиль, по бензобаку, но машина не вспыхнула, не загорелась, пуля была обыкновенной — со стальным стержнем, не трассирующая, и уж тем более не зажигательная…

— Твою… — проворчал Саша и сам нажал на спусковой крючок, чувствуя радость, второй раз в жизни ощущая, что сознание его — не просто погремушка для языка, но точный и совершенный инструмент.

Он выстрелил четыре раза — одиночными. Водитель. Напарник. Возможно на заднем сиденье. Двое. Равиль так же скупо жал на крючок, обалдуй, балбес, раздолбай… Пять секунд — Саша перестал стрелять, перевел предохранитель вверх, на «автоматический», чтобы залить все огнем, если у Наиля не получится… Но у него все получилось. Александр заметил только тень, дверцы машины открывались одна за одной, по два выстрела — сначала через стекло, потом — в открытую. Еще один — видимо, кто-то пошевелился. Наиль уже бежал на взгорок, кустами, пригибаясь, бросая тело из стороны в сторону, «качал маятник».

— Уходим, — бросил он, пристраиваясь в двух шагах от брата, дуло автомата бестрепетно посмотрело на ближайшие кусты, на помойку, на окна и подъезд общежития. Потом Наиль развернулся, тщательно прицелился. Выстрел, звон разбитого стекла на третьем этаже девятиэтажки напротив.

— Доносчику — первый кнут. Надо было свет отключать в прихожей, козел, — проворчал он. — Сейчас повалят. Через проезды уйдем.

— Когда они придут утром, то нам будет на пятьдесят двух легче, — жестоко подвел он итог.

— Отобьемся…

Когда уже подошли к своему дому на окраине города, то свет выключился. Саша плюхнулся в траву, думая, что «они» не стали ждать утра, что все это ради них, троих… Но свет погас везде — со взгорка видно, что потухли огни даже в заводских районах. Темнота и тишина окутала трех друзей. И гула машин не слышно.

Глава 14

— Они отключили все, — прошептал Александр. — Они уже начали «отменять законы».

— Это хорошо, — рассудительно ответил Наиль. После стрельбы на него напала странная отрешенность, он даже не крался по ночным улицам, а шел — спокойно, словно по своей земле, по своему городу. Но ведь это и вправду наша земля, — прозрел Саша, поначалу негодующе поглядывая на товарища, стараясь прятаться в тени.

— Хватит, Искандер, — сказал тогда Наиль. — Не надо прятаться. Надо идти спокойно, не вызывая подозрений. Они сами загонят себя в ловушку, попросят бросить оружие и поднять руки. Поверь, я успею выстрелить первым.

— А с другой стороны — это плохо, — продолжал Наиль, оглядывая притихший город. — Война объявлена, а на войне нет правил. Война — это обычное состояние человека, — добавил он, открывая дверь подъезда.

Прежде, чем зайти в свою квартиру, Наиль поймал Сашу за рукав:

— Подумай сегодня о том, как мы будем выживать завтра.

— Я подумаю, — пообещал Саша. А потом спохватился. — Я уже давно обо всем подумал.

Наиль вздохнул во мраке, и захлопнул за собой дверь.

Утром, в десять часов, в дверь позвонил Шпаков.