Зло той же меры - Теверовский Михаил Григорьевич
Часть 2
Маски сброшены
Опять за годом год вперёд идёт, Пусть кажется сегодня, жизнь прекрасна, Но время прошлое навечно унесёт, И ты поймёшь, что было всё напрасно… Теверовская Е.Г.Глава 1
Среда, 4 дня до…Вечер
Порывы ветра колыхали некогда белые, а теперь посеревшие жалюзи, которые со стуком бились друг об друга и о подоконник. Сквозь них в просторный кабинет на самом верхнем этаже «Офиса» пробивались лучи уходящего за горизонт солнца, ослепляя Леонтия Керчева. Он сидел во главе длинного деревянного стола, покрытого лаком, в высоком, обшитом кожей кресле, мерно покачиваясь и не сводя взгляда с окна, задумавшись о чём-то. С противоположной стороны стола сидел на небольшом стуле весь раскрасневшийся, что-то взволнованно объясняющий, при этом активно размахивающий руками приближённый Керчева. На экране ноутбука, повёрнутого к Леонтию Павловичу, мелькали слайды презентации с броскими и абсолютно дешёвыми рекламными эскизами. Оба они – и начальник, и подчинённый – были одеты в строгие костюмы: чёрный пиджак и брюки, белые рубашки с тёмно-синими галстуками и лакированные туфли с длинными носами.
«Боже, какой же он идиот. Что за пургу несёт… – подумал Керчев, на секунду бросив взгляд на помощника и вслушавшись в те потоки слов, что из него били фонтаном. – Единственная его задача, с которой он и то не справляется, – это думать, как бы прорекламировать меня перед этой толпой горе-избирателей, которые знают лишь то, что льётся на них потоками с плакатов, телеэкранов, по радио… И так, можно сказать, подконтрольных мне. Думают, что выбирают между мной и этим старым идиотом Ивановым. Идиотская «демократия», что добралась и до полиции, пережиток реформ, из-за которых мы теперь посмешище, а не силовая структура. Как же меня тошнит уже от всего этого».
И всё же, несмотря на не покидавшую его тело усталость в силу уже стукнувших пятидесяти восьми лет, а также дел и обязанностей, обрушившихся в связи с предвыборной гонкой, Керчев чувствовал доставлявшую ему радость и крепившую силу духа близость к столь высокому в иерархии города посту. Он был почти на девяносто девять и девять процента уверен в своей победе, но всё же не собирался пока что расслабляться. По своему опыту помнил, как на разных жизненных этапах его конкуренты теряли железную хватку, будучи уверенными, что всё уже у них в кармане, и проигрывали. Не только в политике. А Керчев своего упускать не собирался. К тому же кабинет ему очень и очень нравился, Леонтий Павлович представлял уже, как там будет спокойно и приятно проводить рабочие часы. Да и этот небольшой конференц-зал, расположенный прямо за дверью кабинета, внушал ему чувство власти, такое притягивающее и пьянящее.
– Леонтий Павлович, вы… – донёсся до Керчева голос помощника.
– А, да, что?
– Нравится ли вам эта идея и слоган? – переспросил помощник, сидевший теперь словно на иголках всё с тем же раскрасневшимся лицом.
– Я отвлёкся, повтори ещё раз, Жень, – не стал юлить и оправдываться Керчев, но теперь повернулся к помощнику лицом и приготовился на самом деле слушать его предложение, ведь практически всю ту «воду», которую рассказывал помощник ранее, он пропустил мимо ушей.
Собравшись с мыслями, «Женя» тронул очки в толстой чёрной оправе. Он уже крепко привык к тому, что все вокруг обращаются к нему исключительно «Евгений Юрьевич», ну или хотя бы «Евгений Сычёв». А тут… Впрочем, чего ещё ждать от начальства. Выдохнув, помощник Керчева вновь принялся увлечённо и даже с нотками некой фанатичности выкладывать свою, как ему казалось, гениальную идею:
– Итак, из всего набора, входящего в проработанный нами рекламный пакет, мне кажется, лучше всего сработают ваши изображения на телеэкранах, плакатах, листовках, на страницах в интернете. Люди должны видеть вас, чувствовать, что они будто знакомы с вами. Ваша внешность должна буквально что отпечататься на подкорке их сознания, она…
– Ближе к делу, – прервал его, не шелохнувшись и ничем не выказывая своих мыслей о помощнике, Керчев. Сугубо официальный сухой тон его голоса тем не менее до ужаса напугал помощника, который покраснел ещё больше и теперь размахивал руками так, словно дирижировал перед оркестром.
«Идиот. Не могу отвязаться от этой характеристики, как ни посмотрю на него. Такой весь важный, расфуфыренный… Помощник, пиар-менеджер, мать его. Звучит всё так важно и гордо, а на самом деле ничтожество. Прошлый был намного лучше… – Керчев вздохнул, продолжая размышлять и параллельно вслушиваться в слова помощника. – Но тот был из столицы, а Женька ведь из Ростова. Мы в одну школу ходили, пусть он и позже меня лет на десять. На одних улицах жили и воспитывались, воздухом одним и тем же дышали. Разве мог я не помочь своему земляку? Жаль лишь, что идиот он…»
– Так вот, моё самое главное предложение и, как мне кажется – без лишней скромности отмечу, – просто гениальная идея, это, смотрите вот, – Евгений Сычёв перелистнул слайд презентации и теперь водил своим толстым, как сарделька, пальцем по экрану, расписывая все плюсы этой наилучшей, на его взгляд, концепции. – Вы в строгом официальном костюме, но при этом с совершенно добродушным, улыбающимся лицом, что должно расположить к вам, показать людям, что вы открыты, что вам можно и нужно доверять. Вы показываете большой палец, тем самым обозначая, что всё замечательно – и закладывая в голову вашему потенциальному избирателю идею, что с вами именно так и будет, как бы «классно»! Что вам нужно, просто необходимо поставить вот такой же «лайк» при голосовании. А для обозначения того, сколь сильным патриотом вы являетесь, я и предлагаю использовать в роли девиза эту мощную и звучащую фразу: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»!
Повисла пауза, сопровождаемая давящей тишиной. От концептуального изображения на экране ноутбука помощника Керчева просто-напросто воротило и тошнило. Ещё и выбрана была самая идиотская и худшая фотография, на которой Керчев видел себя кретином, тычущим зачем-то этим знаком «классно» в объектив камеры, словно подросток-полудурок.
– Жень, послушай… – прервал молчание Керчев, но договорить он не успел.
Дверь в переговорную стукнула с такой яростью и громкостью, что казалось, она должна была если не рассыпаться, то в паре мест расколоться уж точно. А через всю комнату к Керчеву направлялся тот, кого Леонтий Павлович хотел видеть ещё меньше, чем своего помощника, от которого в самом что ни на есть прямом смысле у него успела уже закружиться и заболеть голова. Пантелей Иванов собственной персоной. Весь покрасневший, на шее выступили вены, а на скулах без остановки играли желваки. Керчеву не нужно было обращаться к профайлеру, чтобы определить, что его конкурент просто в бешенстве. Внешне Иванов напоминал Керчеву Винни-Пуха – благодаря своему обжорству и показной внешней доброте и мягкости характера. На самом же деле в этом треклятом городе лишь немногие знали о многочисленных грязных делишках и неприятных приключениях из прошлого действующего начальника полиции. В их числе был и Леонтий Керчев. И не только в роли свидетеля, нередко и как непосредственного участника, если не зачинателя происходивших событий.
– Подонок! Слышишь, Лёня? А? Ты просто паршивый мерзавец! Тварь!
Сыпля проклятиями, обвинениями и нелестными характеристиками в сторону Керчева, Иванов подошёл к нему практически вплотную. Он часто дышал, высоко вздымая грудь и следовавший за ней объёмный животик, а седые пышные усы трепыхались от гнева. Со стороны казалось, что он вот-вот ударит своего конкурента в предвыборной гонке.
– Пантелей Николаевич, присядьте. Что ж вы стоите как неродной, – с лёгкой саркастичной улыбкой предложил Керчев, указывая на стул напротив своего помощника. К удивлению последнего, Иванов так и сделал: тяжело отдуваясь, опустился на жалобно скрипнувший предложенный стул. – Что же случилось, что вы таким образом решили навестить меня?
