Неведомые тени (СИ) - Волков Игорь Владимирович
Зрение никак не фокусировалось, все вокруг словно затянуло пеленой, размывая очертания предметов. Но, сделав над собой усилие, я огляделся, щурясь в попытке разглядеть уплывающие детали. По счастью, в столовой никого кроме меня не было.
Ужас никак не отпускал. Из-за него не удавалось справиться с дыханием, слегка потрясывало. Так что я не сразу понял, что уже пару минут слышу надрывающийся звонок коммуникатора. Несколько секунд смотрел на браслет, после чего смахнул его в беззвучный режим. Говорить пока был не в состоянии, хотелось забиться в угол и пересидеть там, нервы привести в порядок.
Сколько еще удастся делать вид, что ничего не происходит? А если в следующий раз это странное состояние придет ко мне, когда я буду среди людей? Кстати, вполне возможно, это и есть «распад». Хотя то, что я смутно помнил о распадах из своей предыдущей жизни, на произошедшее было мало похоже. Так что я пока совершенно не понимал, что с этим состоянием делать и как его контролировать.
В столовую заглянула Ольга. Повезло, что я сидел на полу и она меня попросту не заметила. Не заходя, оглядела пустое помещение и снова скрылась в коридоре. Дождавшись, когда она отойдет подальше, я встал и проскользнул к выходу на улицу. Пройтись, подышать, проветрить голову.
* * *
Домой вернулся за полночь. Думал, Ольга уже спит и хотел тихонечко притулиться рядом. Но не вышло. На звук закрываемой двери Ольга выскочила из кухни, как будто только и ждала, когда я заявлюсь.
— Ты куда делся-то? — спросила она, с беспокойством всматриваясь в мое лицо.
— Гулять ходил, — попытался я увильнуть от объяснений. — Голова разболелась, решил проветриться.
— А мысль предупредить, что задержишься, в больную голову не пришла? — ехидно поинтересовалась Ольга.
— Извини.
Я снял ветровку и бросил ее на пуфик у двери. Ольга странно посмотрела на брошенную куртку, потом сама подхватила ее и повесила на крючок.
Понимая, что говорить все-таки придется, я поплелся на кухню. Сделал чай. Чтобы прервать затянувшуюся паузу, поинтересовался:
— Как исследования?
— Нормально, — внезапно без раздражения ответила Ольга. — Мы доуточнили метрики пространства, и ребята придумали, как можно улучшить фокусировку. Теперь надо это все обсчитать. В общем, я купила нам билеты в Питер, на завтра.
— Что? — от неожиданности я чуть не расплескал чай.
— Максим Геннадьевич предложил использовать для расчетов вычислительный кластер их университета. И предлагает вместе поработать над расчетами. Антон согласен, что это хорошая идея. Мы не смогли с тобой связаться, так что я решила все сама и обещала завтра тебя привезти.
Я улыбнулся. Ольга ведь давно просила свозить ее в Питер. Воспользовалась, значит, ситуацией.
— Приму таблетку и посплю немного. Во сколько вылет?
— В десять утра.
— Значит, встану пораньше и соберемся, хорошо?
Ольга кивнула. Я видел, как она пытается скрыть радость оттого, что я не стал спорить насчет поездки. И тоже спрятал улыбку, чтобы не показать, что все понимаю.
Вот как я могу завтра исчезнуть… Что будет с ней, Антоном, Иваном? А что произошло с моими прежними друзьями, после того как я исчез из своего времени?
Прикинув, как сильно болит голова, таблеток я не пожалел — выпил две. И почему я никогда не интересовался, что за транквилизаторы смешивает для нас Акихиро? Как бы сейчас мне пригодились эти знания.
* * *
В Питере дождило, но Ольга рвалась гулять. Спрятавшись за капюшонами ветровок, мы бесцельно проболтались до самого вечера. Так что до лаборатории Боровского добрались, когда его сотрудники уже начали расходиться. Нас встретил Антон. Сказал, что Максима Геннадьевича надо подождать, тот отошел на полчаса и, вообще, нас ждали сильно раньше. В том, как весь день прогуляли, мы не сознались, Ольга искусно отвлекла Антона вопросами про параметры поля, чувствительность детектора, диаграммы направленности и прочие подобные вещи. А я сел в углу, чтобы не мешаться. И мысли почему-то снова вернулись к моему странному состоянию.
Около восьми раз оно случилось со мной. Я открыл календарь и постарался вспомнить даты, попутно отмечая их цветными кружками с цифрами. По ощущениям, первые три раза были самыми слабыми. Для них я выбрал зеленый цвет. Потеря ориентации, странные звуки, похожие на шорох, вот и все. Первый я вообще списал на мигрень. Подумав, поменял ему цвет на светло-салатовый. Следующие случаи заставили прислушаться к себе, но еще не вызвали никакой тревоги. По длительности — не больше минуты. Дальше на эти же симптомы стало накладываться ощущение «дробления» реальности. Будто она начинала терять свою цельность. Тут я использовал цвета от лимонно-желтого до светло-оранжевого. Сильно длиннее по времени эпизоды не стали, но я уже четко начал осознавать, что со мной творится что-то неладное. И глядя на календарь, к ужасу своему увидел, что если вначале странное состояние случалось редко, то сейчас оно не только усилилось в симптомах, но еще и участилось. Последние два раза произошли буквально в течение одного месяца, хотя самые первые шли с интервалами в два — два с половиной месяца.
Мне нужно было найти лекарство для стабилизации. Или вспомнить, как управлять этими распадами.
При этом вызвать это состояние намеренно у меня абсолютно не получалось. Ни одна клеточка не откликалась на мои попытки. К тому же я плохо понимал, как должно ощущаться то состояние, которое я пытаюсь получить. Раньше, мне казалось, что распадался именно я сам. Разлетался на невероятные расстояния. Становился самой вселенной. Сейчас же — что распадается реальность, а не я.
Мои размышления прервал зашедший в дверь лаборатории невысокий, крепкий мужчина.
— Добрый вечер, — громко произнес он, приветливо улыбаясь. — Рад вас всех видеть.
Мы почти одновременно поднялись со своих мест и пошли ему навстречу. Я из своего угла, Ольга с Антоном — с другого конца лаборатории. И тут заготовленные для знакомства фразы застряли у меня в горле. Из-за плеча Максима Геннадиевича вышел нескладный, угловатый подросток, лет тринадцати на вид. Он брезгливо поджал губы и был явно недоволен тем, что вынужден присутствовать тут, в лаборатории.
Максим Геннадьевич, заметив мой взгляд, приобнял подростка за плечи и представил его нам:
— Мой сын, Ярослав.
Ольга растянула губы в вежливой улыбке и проворковала:
— Тоже будущий ученый?
— А это вряд ли, — хмуро ответил Максим Геннадьевич.
Ярослав фыркнул, вырвался из объятий и сделал несколько шагов в сторону от отца, пытаясь дистанцироваться.
Я смотрел на него и не мог ничего поделать с лицом: улыбка так и расползалась на всю его ширину. Вот ты какой, доктор-астрофизик Ярослав Боровский. Ну надо же!
Часть 2
Настоящее. Глава 2
Кругом была пустота. Холодная, звенящая. Везде, куда я мог дотянуться — только она. Когда смотришь на эту пустоту издалека — с планеты, с космического корабля, в окуляр телескопа — она кажется безжизненной, полной одиночества. Но если быть внутри нее, то становится понятно, что это не так. Она пронизана частицами жизни. Они тут повсюду. Просто надо уметь их чувствовать. Ловить на кончиках пальцев и отпускать дальше, в долгий путь по холодной пустоте.
У всего есть путь, ничто не происходит просто так. У всего есть смысл.
Я смотрю на Лео. На то, как она сосредоточена. Как тянется через бескрайнее пространство, далеко, невозможно далеко. Для нее одной это расстояние непреодолимо, но она не одна. Я тянусь вместе с ней, через пустоту, потому что в этом есть смысл. Мне проще, чем ей. Я провел здесь столько времени, что пустота уже принимает меня. Обнимает. Оберегает. Я свой, и Лео теперь тоже своя.
Нечто где-то рядом. Оно… нет, не помогает. Оно изучает. Оно колеблется, мы чужие для него, но используем те же инструменты. Идем через разрывы. И нечто не понимает, касается нас и не понимает. Я шепчу, что мы не враги, я шепчу, что у всего есть смысл. Наш смысл не причинит ему вреда. Я знаю, что меня не поймут, но все равно шепчу и шепчу одно и то же.
