Ручей (СИ) - Пяткина Мари

Это в детстве на твой крик прибегают мама с бабушкой, мажут коленку, дуют на палец, прогоняют шмеля в окошко. А когда между тобой и Вечностью никого больше нет, можешь кричать до хрипоты, никто не придёт и проблем не решит. И мёртвые тела из комнаты тоже никуда не денутся. «Утихни и смотри», — велела себе Лана.

На полу валялось оружие: пистолет возле первого трупа, ружьё и огромный охотничий нож — у второго. Ничего утешительного в этом не было, учитывая весьма поверхностное знакомство Ланы с оружием, впрочем, в мыслях мелькнуло, что никакие это не сотрудники, как решила она сперва при виде обычных переходных скафандров, в каких совершали переход, в смысле, прибывали через нулевую точку, а самые настоящие злоумышленники, которые по непонятным причинам вдруг умерли у неё в спальне самым грязным образом.

Голова кружилась. Сев, Лана рукой отодвинула суетливого Серого и стала осматриваться дальше.

В паркете застряла пуля, в прекрасных экологических панелях прямо над её кроватью — целых две. Серый попытался опять на неё вскарабкаться, цокая и поворачиваясь боком, словно показывал раны. Бедный зверёк чуть не погиб! Он был весь в крови, от носа до кончика хвоста, и только янтарно-жёлтые глазёнки умильно и весело блестели. Всю постель покрывали следы его лап, передних, с пятью пальцами, и задних, с четырьмя, при этом он выглядел довольным, словно съел полкило форели. Наконец Лана увидала торчащий в собственном бедре дротик вроде тех, с какими приходила зоозащита, усыплять малыша-рогача, и шестерёнки в мозгу зашевелились быстрее. Капельки нигде не было.

— Капелька! — как сумасшедшая закричала она.

— Мамочка! — раздалось со двора.

И плач. У Ланы на мгновенье отлегло от сердца — дочь жива. Постанывая от ужаса, с брезгливой осторожностью обходя трупы и разлитые биологические жидкости, она выскочила на улицу и обняла продрогшую, но совершенно целую малышку, сидящую на крыльце босиком, в одной пижаме.

Через забор свисало резиновое полотно, пришпиленное с двух сторон стержнями, зияла распахнутая настежь калитка, а напряжение отключили, а может вообще сломали защитный забор. Это было чертовки странно, учитывая то, что красть на станции нечего, кроме самой простой аппаратуры или техники, которой везде в достатке, это же не банк и не склад янтаря? Брать рейдерским захватом энергостанцию Общества тоже попросту глупо и немыслимо, ОЗДЖ — не спорная частная фирма, которую делят компаньоны, а серьёзная волонтёрская организация. Лана ничего не понимала.

— Мамочка, — сказала Капелька, крепко обнимая её за шею, — плохой дядька схватил меня ночью и стал уносить. Я тебя звала, но ты спала так крепко! Я его била ногами и укусила, а он кричал, чтоб я заткнулась. А потом второй пришёл! А первый схватил вонючую тряпку и стал меня душить, и вдруг я тут проснулась. Холодно! И тошнит. Меня комар укусил в локоть, видишь какой волдырь? Почеши мне. Ещё почеши. Я испугалась дядек. Ты их прогнала?

Волосы зашевелились от ужаса у Ланы на голове, и она ещё раз обняла малышку. Лана плохая мать. Она не смогла её защитить. Подумав о защите, запоздало вспомнила о заборе. Лихорадочно оглядываясь, нет ли в её маленьком саду живых похитителей, и не прячется ли на клумбе нелицензированная фауна, она сорвала с забора резину и заперла. Попыталась подать напряжение, но это никак не получалось, горе-похитители что-то сломали. Лана трижды без толку перезапустила систему, забор Убийца так и остался обычной металлической сеткой, пусть и с толстыми, прочными прутьями, однако, недостаточно надёжный. Требовалось срочно вызывать ремонтников. Хорошо, хоть выравниватель плазмы был в порядке, потому что в командном пункте бродили тоже, по крайней мере, все четыре камеры наблюдения очистили.

Лана как обычно повернула рычаг, только показания в журнал записывать не стала. Что ей записывать? Температура воды — семнадцать градусов, температура воздуха — двадцать один по Цельсию, температура трупов аналогична? Как ей вызвать ремонтников, если у неё полная станция окровавленных тел?!

Нужно присмотреться к мертвецам, обыскать их, что ли… Зачем этим людям маленькая девочка и, самое главное — как они сдохли?! Мерзавцы усыпили Лану и хозяйничали на станции, что ещё они натворили? Что здесь, чёрт побери, творилось ночью, и как справиться со всем этим бардаком? Надо вызывать начальство и полицию. С другой стороны, Павор как клещами вцепится в это нападение и заведёт обычную пластинку, что ребёнку опасно с матерью. Только не это, судья и так колеблется…

— Хочу писать! — сказала дочь, вставая.

— Не-е-ет, дорогая, писать нельзя, — испугалась Лана, удерживая её за руку.

— А чего?

— Там опять беспорядок, — пояснила виновато.

Все пописали на газончике, под яблоней, включая притащившегося следом Серого.

Как для раненого, выглядел зверёк неплохо, даже хорошо, но Лана всё равно пожалела страдальца, неизменно попадавшего в неприятности: битый, кусаный, теперь ещё и резаный. «Помыть бы его», — не к месту подумала она и устыдилась — не хватало заняться такими глупостями, будто других хлопот не доставало!

Дочку Лана укутала в кофту с капюшоном, отнесла в лабораторию, усадила в кресло старичка-микробиолога, вручила бутылочку йогурта с печеньем и энциклопедию жуков с чудесными, очень объёмными картинками. Туда же заманила Серого и заперла с куском куриного филе.

— Посиди здесь, пожалуйста! — попросила дочку. — Маме надо поработать.

Агроном, конечно, не криминалист, но и не ученик средней школы для детей с особыми потребностями. Лана посмотрела на тот труп, что лежал на выходе и блеванула в кадку с пальмой. Стало немного легче и она посмотрела ещё раз, а потом и вовсе наклонилась, чтоб разглядеть всё как следует.

На бородатом лице мертвеца застыла досада, кажется, он пытался уползти в коридор. Странный это был человек, не обезображенный интеллектом, заросший неухоженной бородой, Лана даже боялась предположить его род занятий. Левой рукой мертвец пытался зажать ужасную рану у основания шеи, правую, видно, раненую раньше, выбросил вперёд, да так и скончался. Лана с отвращением потрогала запястье трупа — уже остыл. Этот человек отбивался и подставлял предплечье: рукав прорезиненного скафандра был многократно порван и окровавлен, как и обе штанины. Укусы под коленями не просто глубоки — кто-то вырвал куски плоти. Лану передёрнуло. Чуть поодаль лежал окровавленный нож. Второго ножа мертвец почему-то не достал. Неужели так Серого и ранили? Не он же их загрыз? Чушь, ерунда! Он ни разу не цапнул Лану, хотя мокрой тряпкой уже получал, если был навязчив. Или Капельку, а уж та его мучала по всему девчачьему алгоритму: заворачивала в одеяло, возила в коляске и кормила фруктовой пастилой, он терпел и даже ел порой. Морщась, с омерзением, но ел.

Обыскивать труп Лана побоялась. Брезгливо, на цыпочках обойдя кровавую лужу и широкий след ползущего тела, она подошла ко второму мертвецу. Её желудок был пуст, как банковская карточка в канун аванса, но даже пустой и чистый, он дважды попытался вывернуться, так плохо выглядело безглазое тело похитителя. Давясь пустыми спазмами и превозмогая дурноту, она принудила себя наклониться, чтоб как следует рассмотреть раны, совершенно аналогичные только что виденным. «Где-то должны валяться вырванные куски мяса, глаза эти, что ли», — подумала она, оглядывая кровавое побоище. Хорошо бы потом не наткнуться на глаз в неожиданном месте, через неделю, по запаху.

Она тупо рассматривала труп, но вдруг почему-то вспомнила, как играл с хвостом Серый. Больше ничего, одну эту юлу, в которой невозможно разобрать было ни лап, ни хвоста, и словно ошпарилась. Лану вырвало снова, теперь уже жёлчью.

Обмирая, она бросилась в лабораторию, наступила в кровавую лужу возле первого трупа, да так следы и потащила. Пальцы тряслись, пока тыкала ими в электронный замок. Распахнула дверь — лишь тогда вдох и сделала.

— Мама, смотри, Серый знает паучков! — сказала Капелька. — Он очень в книжку смотрит и радуется, хочет взять, да не может! Вот смеху-то! А курицу твою не ел, он не хочет кушать. Мама, давай его помоем и ранку заклеим, а то оттуда кровь, он книжку испачкал.