Некоторые любопытные приключения и сны - Коллектив авторов

Но вдруг сей же самый голос возвестил мне, что милосердие грядет меня судить и простить. Я, восхищенный радостью, начал вслух читать молитву к Богу, которую влияли в уста мои восторг и благодарность. Предстоящие, слыша сию молитву, пришли в изумление, и шептали между собою, что я еще не сошел с ума: это показалось мне смешно. Я, однако, скоро опять уверил их, что я безумен; ибо, услышав сладчайший глас прощения, восчувствовал себя вне себя. Утешительный голос говорил мне, имею ли я столько усердия и веры, чтобы не стыдясь принести пред всеми покаяние в своих грехах. Я, не стыдясь нимало, велегласно пред всеми исповедался во всем. В сии-то минуты все уже точно уверились, что я безумен, и смеялись между собою. Я, напротив того, столько был весел и доволен, что нимало не чувствовал жестокости болезни, которая была чрезмерна. Тогда утешительный голос повелел мне, как восчувствовавшему всю истину Християнския веры, изъясниться пред всеми, как безумен Вольтер и все его последователи; что я и исполнил, ругая притом одного сотоварища своего, который вольнодумствовал и обожал Вольтера. Но вот что удивительно: сотоварищ сей и доныне еще жив; однако душа его отвечала мне тогда, что она мучится в аде, и что каждое мое слово жжет ее новым пламенем. После сего утешительный голос повелел мне воздать благодарность моим благодетелям. Я читал благодарственную и похвальную речь……… Слова мои столько были порядочны и разумны, что слушатели опять перестали было почитать меня безумным. Но я тотчас переменил их мысли. Жар во мне опять начал возобновляться; я каждого, приходящего ко мне, поздравлял стихами и разговаривал стихами же; наконец, от сильного жара, начал я на постели биться, не теряя, впрочем, памяти. Пять человек не могли меня удержать. Приехал Доктор Г и начал щупать у меня пульс; но я, желая умереть, вступил с ним в спор и доказывал ему, что один Тот знает все движения и действия человеческого тела, Кто его составил. Он прописал мне лекарство и уехал. После него прибыл другой Доктор, Господин З…., и я сделал ему приветствие стихами. День сей прошел; наступила ночь. Я немного успокоился. Мне опять пустили кровь, приложили шпанские мухи и к пятам привязали горчицу. Это я помню, как во сне, потому что чрезвычайно был утомлен. Еще заснул часа на два и пробудился. Страшные голоса слышимы были издалека; но голоса утешительные разговаривали со мною. Я сделался отважнее и предлагал разные вопросы. Ничего не может быть приятнее сих разговоров! Меня они называли братом, а себя велели называть сестрами; но почему — причины мне не изъяснили и даже назвали меня не кстати любопытным. Они показывали мне Ангельские свои одеяния, которые были блистательнее лучей солнечных. Я целовал оные, а сотоварищи мои старались удерживать меня от того. Души усопших тут же со мною разговаривали. Иные сказывали, что они в блаженном месте; а другие, напротив, что они в месте злополучном. Последние прибавляли еще к тому, что ад повсюду и что они странствуют с места на место, будучи терзаемы мучительною совестью и друг друга укоряя.

Утешительные голоса спросили у меня, приятна ли мне жизнь в семействе. Я отвечал, что желаю умереть. Вдруг некоторый сладчайший голос произнес ко мне сии слова: окропляется! потом: освящается! наконец: обручается! Каждое из сих слов повторено было многократно. Нельзя не быть в восторге при таких словах! И подлинно, утешительные голоса сказали мне, что я хотя на земле, но в самом деле нахожусь близь Эмпирея. Сколь удивительно воображение человеческое! Я слышал обращение всех небесных светил, составляющих Сладостную музыку. Иные воспевали: Свят, Свят Господь Саваоф! Иные же: Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Мне сказано, что Сын Божий чрез мановение Своего перста управляет бегом всех планет. Я вышел на улицу, и видел больше семи солнцев; указывал своим товарищам, но они одно только видели. Наконец все стало мало-помалу уничтожаться. Утешительные голоса требовали от меня клятвы, что я буду впредь жить добродетельнее. Я им клялся пред образом и поцеловал его. Они воспели торжественную песнь, поздравляли меня и поцеловали. Прикосновение сего лобзания описать я не могу. Радостные слезы потекли у меня рекою; сердце мое согрелось неизвестным пламенем; я весь был тогда одно только чувствование.

Получено от о д н о й достоверной особы.

XXVI

Три достопамятных случая из жизни Г-на Сведенборга

Первое приключение произошло в Стокгольме. От Г-жи Мартевиль, вдовы Голландского Посланника при Шведском дворе, родственники одного золотых дед мастера потребовали по смерти мужа ее недоплаченных денег за сделанный для него серебряный сервиз. Г-жа Мартевиль, знаяа что муж ее всегда наблюдал большой порядок в своих делах, была уверена, что этот долг, без сомнения, еще при жизни его был вполне заплачен; но она не находила никакого письменного тому доказательства между оставшимися после него бумагами. Посему она прибегла к Г-ну Сведенборгу, открыла ему свое беспокойство и просила его узнать от духа покойного ее мужа, справедливо ли помянутое требование или нет. Г-н Сведенборг обещал это исполнить, и чрез несколько дней принес Г-же Мартевиль ответ, что в одном шкафе, который он описал ей и из которого, как она думала, все уже было выбрано, находится еще один потаенной ящик, где лежит расписка золотых дел мастера в получении денег. По его описанию тотчас стали искать и нашли, вместе с тайною Голландскою перепиской, нужную расписку, по которой уничтожены были все вышесказанные требования.

Другое приключение состоит в том, что он увидел пожар, бывший на великом от него расстоянии. Когда Г-н Сведенборг, в конце 1759 года возвращаясь из Англии, около полудня вышел на берег при Готенбурге, то вскоре потом, с большим смущением, сказал бывшим с ним, что в эту самую минуту в Стокгольме в Зюдермальме свирепствует ужасный пожар. По прошествии же нескольких часов стал он уверять, что пожар значительно утих, и даже сказал именно, как далеко он простирался. Чрез три дня слова его были совершенно оправданы известиями, полученными с прибывшею из Стокгольма почтою.

Третье приключение, случившееся в 1763 году, есть наиважнейшее. Г-н Сведенборг был призван к Ее Величеству, ныне вдовствующей Королеве Шведской; к чему поводом послужила всеобщая молва, что он имеет самое короткое обхождение с духами или с душами покойников, — молва, которая Королеве казалась неимоверною. После нескольких вопросов, поручила она ему спросить покойного ее брата, Королевско-Прусского Принца Вильгельма, об одном разговоре, который она некогда имела с ним в Шарлоттенбурге, близ Берлина, и о котором никто не знал, кроме нее и покойного Принца. При этом Королева сказала ему, что если он принесет ей из мира духов настоящий ответ, то она тогда поверит ему, что он может разговаривать с духами. Чрез несколько дней Г-н Сведенборг явился к Ее Величеству и рассказал, от слова до слова, оный тайный разговор, так что она пришла в величайшее изумление и принуждена была признаться, что он от покойного брата ее узнал все, даже малейшие подробности сего разговора, которых никто из живых людей не мог ему пересказать. — Сие приключение взято из уведомления, присланного от одного Посланника при Шведском дворе, бывшего тому свидетелем, к другому чужестранному Посланнику в Копенгагене, и совершенно согласно с сведениями, которые нарочно старались о том собрать.

См. Предисл. к книге: О Неб. и Ад., 1784.

XVII

Странное приключение с одним французским Дворянином

Г. Флоренвилль, дворянин Французский, однажды привез к себе в замок Михаила Нострадамуса, чтобы он помог жене его, которая была больна. А как Нострадамус известен был не только за врача, но и за Астролога, то Г. Флоренвилль, прогуливаясь с ним по заднему двору своего замка, разговаривал о разных предсказаниях и, встретив двух поросят, из которых один был белой, а другой черной шерсти, захотел испытать Нострадамуса. Он спросил у него, какая участь ожидает сих двух бедных животных. Нострадамус отвечал, что черного приготовят для его стола, а белого съест волк. Г. Флоренвилль, который умышленно предложил сей вопрос и полагал наверное, что от него зависеть будет исполнение или неисполнение сего предсказания, возвратившись домой, призвал к себе повара и тайно приказал ему зажарить к ужину белого поросенка. Повар, получив приказание сие, тотчас убил того поросенка, заправил его, как следовало, и вздел на вертел, чтобы зажарить, когда придет время. Между тем, по надобности вышел из кухни; а волчонок, которого дома выкармливали и хотели приучить, вошел после него в кухню и, увидев приготовленного поросенка, удобно для себя лежащего, принялся его есть. Он съел уже обе задние части, когда повар возвратился в кухню. Встревожен будучи сим случаем и опасаясь выговора от своего господина, он, чтобы поправить это, тотчас схватил черного поросенка, убил его и, зажарив, отправил к ужину на стол. Когда гости сели по местам своим, то Г. Флоренвилль, не знавший ничего из происходившего в кухне и нимало не сомневавшийся в победе над Нострадамусом, сказал ему с видом полной уверенности, что сейчас будут подавать белого поросенка и что волку не видать его. Нострадамус отвечал ему, что он не так думает; а напротив, уверен, что они будут есть черного. Тогда Г. Флоренвилль, все еще ничего не подозревая, немедленно посылает слугу и приказывает своему повару принести черного поросенка, дабы тем торжественнее пристыдить предсказателя. Но как удивился он, когда услышал от своего повара об участи, которую имели оба поросенка и которая послужила только к большей чести предсказателю. Приключение сие разнеслось потом по всему Государству.