Рубежи Всеземья: Муромский пост - Юлия Клыкова
На подъезде к Мурому все стали собираться. Майя, большую часть пути читавшая сказки, спрятала книгу в заплечный рюкзачок, надела его на спину и сидела с самым примерным видом, устроив ладошки на коленках. Старший Журавлёв убрал ноутбук в портфель, повесил его на плечо и снял с полок их багаж. Дождавшись, пока столпившийся в коридоре народ пройдёт к выходу, двинулись из вагона — отец с сумками первым, Федя с сестрой за ним. В этот раз прибывших пассажиров оказалось больше. Хотя они шли позади всех, на платформе Федю всё равно затолкали. Ему пришлось хорошенько постараться, чтобы никто не вклинился между ним с Майей и вышагивающим впереди отцом.
Когда они переходили железнодорожные пути по мосту, к первой платформе подъехала та самая опоздавшая электричка из Вековки, и из вагона, прямо под ними, вывалился виденный уже золотоволосый пацан, а следом и женщина, с маленькой, младше Майки, девчонкой. Спрыгнув на землю, крикун сунул руки в карманы и, игнорируя спутниц, направился к вокзалу. Его мать с помощью других пассажиров принялась вытаскивать из вагона тяжёлые сумки, а следом и дочь. Тут-то Федя их всех и вспомнил. Женщину звали Ольгой, и вместе с детьми, имён которых он не знал, та жила недалеко от их бабушки. Поэтому-то, заметив, что она тащит две огромные клетчатые сумки в одной руке и капризничающую девчонку в другой, Федя остановился на спуске у моста и вежливо поздоровался:
— Здрасте, тёть Оль. Хотите, я вам помогу?
Соседка запнулась, близоруко сощурилась, рассматривая лицо, опустила взгляд на Майю, державшую Федю за руку и просияла, узнавая:
— О, Феденька! Майечка! Конечно, помоги. А почему вы одни? Где ваши родители?
— Мы не одни. Мы с папой, — ответила, выдернув ладошку, Майка и бросилась за отцом, удалившемся уже на пару десятков шагов. Догнала, остановила, схватившись за ручку самокатной сумки, и они оба повернулись, поджидая Федю.
Он же взял протянутый багаж, поморщился, ощутив его тяжесть, смущённо бормотнул «да ладно» в ответ на дифирамбы разливающейся соловьём женщины и заторопился к отцу. Тот стоял в отдалении, терпеливо поджидая сына, тощий и взъерошенный, с поблескивающими стёклами очков, до ужаса похожий на ехидного мультяшного ворона, изображённого на его футболке. Когда они подошли ближе, та ускорилась, выпустила дочь, поставила сумку на землю и затараторила, всплёскивая руками:
— Артур Владимирович! Здравствуйте! Если бы вы знали, как я рада вас видеть! Какого чудесного сына вы воспитали!
— Да, мне он тоже нравится, — согласился отец, склоняя голову набок.
Судя по недоумевающему виду, он не узнавал её и, кажется, собирался отпустить очередную остроту. Что-нибудь в духе: «Сын, а представь-ка меня своей знакомой». Но этого не случилось. Запнувшаяся было соседка, зачастила в удвоенном темпе, не позволяя вставить хотя бы слово:
— Вы ведь к бабушке? Дарье Ивановне? Она дома? Наверное, на такси поедете? Может быть… скооперируемся? Наш автобус только ушёл, не хотелось бы ждать. Другие останавливаются далековато, тяжело с сумками идти.
— Скооперируемся. Без проблем. — дождавшись паузы, согласился отец. И уже на ходу добавил: — Э-э… Простите, забыл, как вас зовут.
— Ольга Алексеевна я, — представилась собеседница, едва поспевая за ним. — Хорошего вы сына воспитали, Артур Владимирович. А мой обормот сразу на остановку побежал, даже не помог матери. У вас педагогический талант.
— Да нет, у меня всего-навсего пример, — с тяжёлым вздохом ответил отец, торопливо вышагивая к припаркованным у привокзальной площади такси. Кажется, новая знакомая его раздражала, и Федя прекрасно понимал почему. Столько слов, сколько она выдавала за минуту, в их семье один человек наговаривал примерно за полчаса. Хорошо ещё, что последняя реплика отца вогнала её в раздумья и заставила досадливо поджать губы. Пока они шли к таксистам, а потом и договаривались о поездке, та молчала. Но стоило водителю выйти из машины, чтобы проследить за погрузкой багажа, она всполошилась и начала суетливо озираться по сторонам:
— Ой, что же это я. Стою, ушами хлопаю. Подождите, наберу сына. Не оставлять же его одного.
Вытащила из кармана телефон и принялась звонить, разговаривая на повышенных тонах и таким неприятным визгливым голосом, что Журавлёв, укладывающий сумки в машину, искоса поглядывал на сына, словно спрашивая: «Ну и? Ты уверен, что оно того стоило?»
Федя вздохнул. По правде говоря, жалость, которую он испытал, увидев, как тяжело женщине нести сумки и тащить за руку выкаблучивающуюся девчонку, исчезла почти сразу. Из-за манеры разговаривать. Но не послать же теперь её куда подальше?
Когда явился Рыжий, они уже сложили вещи в багажник и разместились в машине. Отец уселся впереди, а Федя, с Майей на руках, сзади. Рядом с ними устроилась мелкая блондинистая Лиза, похожая на мышку из-за пепельных волос, круглых, оловянного цвета глаз и крохотных сереньких веснушек на носу. Ольга Алексеевна ожидала сына снаружи, нетерпеливо хлопая себя по бёдрам и заискивающе поглядывая на безразличного отца.
Наконец они его увидели. Рыжий шёл от железнодорожного вокзала, переставляя ноги с нарочитой ленцой и то и дело сплёвывая на землю. Заметив неторопливо выступающего сына, их попутчица замахала руками и гаркнула через всю площадь:
— Глеб! Чё тянешься? А ну, пошевеливайся! Тебя люди ждут!
Пацан ускорился, но не настолько, чтобы сказать, будто он куда-то спешит. Шаг сделался чётче, поза собраннее, но и всё. Остановившись возле матери, он очередной раз демонстративно плюнул на землю, угодив ей прямо под ноги, и поинтересовался неприязненным тоном:
— Ну и чё?
— Ни чё! — рявкнула та в ответ. — Расчёкался! В машину забирайся. Сестру на руки возьмёшь!
Пацан хмыкнул и дёрнул плечом — так, словно его ладонь сложилась в кармане в нецензурный жест. Но подчинился. Забрался в машину, сграбастал на руки сестру и, сощурившись, враждебно покосился на Федю. Здороваться не стал, лишь буркнул что-то нечленораздельное, неясно к кому обращаясь: то ли к мелкой Лизе, то ли ко всем присутствующим, то ли сам к себе.
Такси тронулось с места, и соседка с ходу начала отчитывать сына, отчего-то решив заняться воспитанием прямо в машине. Говорила она вполголоса и больше не обзывалась, но её монотонный бубнёж ужасно раздражал Федю. Сидевшая на коленях Майя, похоже, была с ним согласна. Во всяком случае, она очень выразительно смотрела ему в глаза и смешно наморщила нос, когда Ольга Алексеевна принялась расхваливать его на разные лады. Какой он, в отличие от Глеба, воспитанный мальчик, как любит
