Кукла Баю-Бай - Джоди Ли Мотт

Ледяные тиски у меня в животе немного ослабли. Антония кинула рюкзак под ноги и принялась вертеть головой, разглядывая автобус.

– Он совсем не отличается от моего старого автобуса, – заявила она чуть ли не с обидой.

– Все автобусы одинаковые, – вполголоса ответила я.

– Чего? – пискнула Антония и снова завертела головой. На противоположном сиденье мальчишка с прилизанными белобрысыми волосами поднёс к носу палец и брезгливо сморщился. Я хлопнула Антонию по ноге и шепнула:

– Не ори!

Антония оскорблённо посмотрела на меня, скрестила руки на груди и понурилась:

– Я думала, он больше.

Я постаралась погрузиться в эти минуты, словно они были последними мгновениями покоя в земном мире. Если я когда-нибудь попаду на небеса и окажется, что там ничуть не лучше, чем в этом стареньком автобусе с тощим задавакой и сестрой, цыкающей зубом снова и снова, – мне вполне хватит.

Однако до вечного блаженства было ещё далеко. Я ехала получать среднее образование.

По мере того как автобус миновал стоянку трейлеров, дома становились больше, аккуратно подстриженные лужайки перед ними – зеленее, а число ржавых развалюх вроде нашей машины заметно сокращалось.

Вскоре автобус со скрежетом остановился, двери с шипением разошлись, и в них ворвалась шумная толпа детей. Все они проходили мимо нас с Антонией. Одни не обращали на нас внимания, другие корчили рожи. И ни один не поздоровался. Впрочем, я тоже.

Антония то ли не замечала происходящего, то ли ей было всё равно. Она увлеклась красной пандой, которую старалась прицепить на кофту. Но тут на подножку вскочил Гас Альберто, самый наглый задира, вечно колесивший по кварталу на своём грязном велике. За ним по пятам тащился его дружок Зуги с физиономией, напоминающей хорька. Он со всей силы пихнул Гаса в спину, и тот от неожиданности полетел вперёд, ударившись руками об угол нашего сиденья с такой силой, что я чуть не подскочила.

Я затаила дыхание и ждала. «Прошу, прошу, прошу, прошу, уходи!» – звенело у меня в голове. Я не шевельнулась. Как всегда.

Но только не Антония. Она отпихнула Гаса обеими руками.

– Смотри, куда лезешь, урод! – выдала она.

Гас так уставился на неё, будто увидел приземление корабля пришельцев. Наконец он фыркнул и сказал:

– Ну погоди, вонючка! – но руки всё-таки убрал.

Теперь настала моя очередь пялиться на Антонию. Я поверить не могла, как легко у неё это получилось. Почти всю жизнь я переживала, что Антония, как сказала бы мама, «сходит с катушек». Она могла выдать всё, что было у неё на уме, в любой и, как правило, самый неподходящий момент. Как в тот раз на парковке возле овощного магазина, когда Антония увидела здоровенную тётку в джинсах со спущенной талией, запихивавшую в багажник своего «Фольксвагена» двадцатикилограммовый мешок собачьего корма.

– Мам, – спросила она ясным и звонким голоском, разносившимся по всей стоянке, – видишь ту тётю, которая выставила напоказ свою толстую попу? Спорим, туда можно сунуть пару четвертаков, как в автомат с жевательной резинкой?

Я даже представить не могла, что мама может так покраснеть.

Но сейчас было по-другому. То, как Антония отшила Гаса, вызывало восхищение. Может, этот день в итоге станет не таким уж плохим. Может, Антония во время обеда окажется кстати? Если скажет всё то, чего я сказать никогда не решаюсь.

Ледяные пальцы в животе немного ослабили хватку. Кажется, я даже смогла улыбнуться.

Наконец автобус дёрнулся, остановившись на углу Главной и Обводной улиц, двери снова зашипели, отворяясь. Пара звонких каблучков процок-цок-цокала по ступенькам. В воздухе запахло вишней и корицей.

От моей улыбки, если она и была, не осталось и следа.

Мэдисон Андервуд ворвалась в проход между сиденьями, как шаровая молния. Теперь ледяные пальцы вонзали когти не только в живот, но и в горло, обхватывали мозг и тащили его вниз, куда-то в желудок.

Мэдисон – Мэдди для близких подруг – была вся гладкая и ухоженная, как новенький велосипед. Нежно-розовая кожа, прямые белые зубы и ногти с маникюром сверкали, а гладкие чёрные волосы волной рассыпались по плечам. На неё смотрели все, даже я, и она об этом знала. Она с удовольствием принимала обожание.

Но стоило карим с медным отливом глазам остановиться на мне, они тут же стали источать яд. Предназначенный исключительно для меня.

– Проходи, милочка, – поторопил водитель.

Мэдисон выпустила в меня последнюю порцию яда и обратила взор на него.

– Простите, мистер Хэмиш, – пропела она сладким, бархатистым голоском. Мистер Хэмиш ответил ей улыбкой, как всегда поступали взрослые. Мэдисон поплыла по проходу в сопровождении хихикающих неразлучных двойняшек Эшли и Гретты Осло.

Троица прошла мимо нас, и я осторожно перевела дыхание. Самый ужасный момент утренней поездки, пугавший меня больше всего остального, миновал. Конечно, в школе меня ждало немало других неприятностей, но хотя бы эту можно было вычеркнуть из списка.

Так я себя утешала. И как всегда ошибалась.

– Эта красотуля прям как леденец на палочке! – выдала Антония. Очень громко.

Я застыла, всей кожей чувствуя обжигающий взгляд Мэдисон, остановившийся на крикливой малявке со сверкающей заколкой-утёнком, в купленной на распродаже блузке с красной пандой. Той, что сидела рядом со мной.

– Привет, я Антония, – невозмутимо продолжала моя сестра, отвечая на невысказанный вопрос. – Сестра Люси.

У меня перехватило горло. Руки чесались стиснуть ей шею и трясти, повторяя: «Заткнись! Заткнись!» Однако ничего такого я сделать не могла. Самое важное правило из моего списка Правил выживания в средней школе – Правило номер один – гласило: «Никогда не разговаривай ни с кем, кроме взрослых, а с ними – только когда тебе задали прямой вопрос». И нарушать это правило нельзя было ни при каких обстоятельствах.

Я услышала фырканье и хриплый смешок, а потом каблучки Мэдисон снова зацокали по проходу. Прозвучавший следом ответ был достаточно громким, чтобы слышала не только я, но и с восторгом внимавшая публика на задних сиденьях.

– Видали эту лупоглазую Тухлоедину-младшую? – Задние сиденья разразились тем особенным издевательским хохотом учеников средней школы, от которого облезает краска на стенах.

Антония пихнула меня в бок:

– Чего это они смеются? И кто такая Тухлоедина-младшая?

Я не ответила, даже когда она принялась щипать меня за руку. Мои глаза оставались закрытыми: если я не могу видеть окружающий мир, он тоже не может увидеть меня.

Я понимала, что веду себя по-детски глупо. Но хотя бы на короткое время могла представить, что осталась одна во всём мире. В