Семицветье - Марина Кравцова
— Вот то-то и оно, что только и может полы в трактире драить, ни на что лучшее негодная, — ворчание матери скоро смолкло, но Майри все равно поднялась с крыльца.
— Пойду я, Ли, скоро темнеть начнет. Приходи завтра, сварю я снадобье для твоей матушки.
— Можешь подмешать туда какую-нибудь травку, чтобы она чуток подобрела⁈ — я молитвенно сложила руки, со слезами глядя на Майри.
Она усмехнулась и потрепала меня по волосам.
— Нельзя волшебством сделать человека добрее или злее, Лиэн.
Мне не везет. Во всей нашей деревне — а она не маленькая! — нет девушки несчастнее меня. Во-первых, меня считают чучелом каким-то. И ладно б я была просто некрасивая (хотя не такая уж и неказистая, маленькая да немножко рыжая, нос вздернут, зато волосы в две косы заплетаю!). Но я подать себя не умею, как другие девчонки. А еще у меня из рук все валится. Говорят, потому, что много мечтаю. Но о самом большом своем невезении я только сейчас сообразила… похоже, что счастье тех, кого я люблю, делает меня несчастной.
Началось с сестры. Она вышла замуж и уехала к мужу в город. Счастье? Еще какое! В городе такая интересная жизнь… Да вот только я-то осталась с матушкой одна. И некому теперь за меня заступиться, только и слышу, какая я недотепа по сравнению с сестрой — умной, красивой, складной, хозяйственной… Меня-то не то что городской, даже последний деревенский за себя не возьмет.
Да, но у меня оставалась Майри. И Арно… Иногда мне казалось, что Арно я в трактире не так-то и нужна. Не найдет он, что ли, другую девчонку, побойчее да половчее, чтобы подметать полы, мыть посуду и помогать подавать еду, когда рук не хватает? Но он пожалел меня, наверное. Я ведь и правда ни на что больше не гожусь. Арно… разве я могла на что-то надеяться? Но мне хорошо было с ним рядом… а может, я все же чуточку да надеялась. А он вдруг взял и женился. И никто даже не знает, откуда взялась невеста, все только восхитились ее нежностью и неземной красотой. Прямо как принцесса… Работа в трактире уж точно не для нее. Сидит наверху, вяжет кружева — и пусть я морозные узоры на окне, может, раз в жизни видела, но именно они почему-то встают перед глазами, когда смотрю на ее работу…
Но и это бы полбеды. Майри. Моя Майри ушла. Не сказав мне ни слова. Моя единственная подруга. Которая меня читать научила. Которая столько историй рассказывала! Арно говорил всем с улыбкой, что его сестра давно мечтала отправиться посмотреть другие края, и теперь, мол, оставив брата в хороших руках, так и сделала. Мне показалось, он что-то не договаривает… впрочем, какая разница. Ушла, даже не простилась со мной. Я для нее ничего и не значила. Как и для всех остальных. Уже и забыла, небось, о том, что я есть на свете. Что же тогда такое дружба?..
Этим утром на душе было как-то слишком уж муторно.
'А самая главная в Семицветье — семиликая птица. Огромная, крыльями полнеба заслоняет. Как она повелит — так все и будет.
— Она, что, богиня?
— Кажется, да. Ее истинного облика никто не видел. На праздник она является в цветастом ярком оперении, вроде павлина — помнишь, на картинке, да? — только намного красивее. К печальным приходит, озаряя их крыльями из солнечного света. Влюбленные видели ее изумрудно-сверкающей. А когда великая птица гневается — становится черной с пурпуром, а из крыльев ее бьют молнии! Отец давно рассказывал мне об этом, Ли, я уже не помню, что там еще было.
— Но про ее истинный облик и твой папа не знал?
— Нет, Лиэн, об этом никто не знает. Так ему говорили.
— Вот бы узнать!'
Майри тогда улыбнулась мне. Майри… от мысли о том, что никогда больше со мной вот так не поговорят, мне стало совсем нехорошо. А потом я подумала, что не умею радоваться за людей… И это тоже доброго расположения духа не прибавило. А еще и матушка… конечно, тяжело быть вдовой, но вот мать Майри и Арно тоже вдова — но она совсем другая…
Короче, в это утро я выбежала из дома с намерением больше никогда не возвращаться. Я бежала в лес. К «тому самому» ручью. Его у нас только так и называют — тот самый. Говорят, что войдя в него, можно просто исчезнуть. Может быть, переместиться в другой мир? Такие слухи тоже ходили. Желающих попробовать было немного, но со смельчаками вроде бы ничего такого не случалось. И все равно я верила, что в ручье — волшебная сила, которая заберет меня… да куда угодно, только подальше отсюда! Я же так этого хотела! Всей душой хотела. Пробралась на поляну и прыгнула в ручей с разбега. Ничего не случилось. Только промокла насквозь. Некоторое время я стояла в воде, зажмурившись, и молила волшебные силы, чтобы забрали меня из этого мира — но так ничего и не произошло.
Понуро я выбралась из воды. Это ж надо быть до такой степени невезучей! Да и жалкий же, надо думать, у меня вид… Кое-как отжав одежду, не снимая, я легла на траву возле ручья. Вот так и буду тут лежать! Я закрыла глаза… но слезы просачивались и сквозь сомкнутые веки — слезы обиды и одиночества. Не уйду отсюда… пусть ищут, если кому еще нужна.
«…А пятый облик семиликой птицы схож с вишней цветущей, бело-розовые цветы вплетаются в оперенье — такой видят ее те, кто творит красоту. Светло-синей, небесной, почти прозрачной благословляет она детей. И звенят серебром ее крылья, когда поет она тем, кто боится…»
«А восьмой облик, истинный? Правда ли, что никто его не видел?»
«Нет, неправда».
Кто говорит со мной? Словно летний ветер коснулся щеки. Я открыла глаза. И удивилась — откуда здесь вдруг цветок? Чашечка — шесть круглых лепестков, теплых, персиковых, а запах… плакать хотелось, каким он был нежным. Я робко погладила сочный стебель — а он вдруг сам собой надломился и лег мне в ладонь. И понесла я цветок домой — и была я как зачарованная.
Долго мать пилила меня за то, в каком виде я вернулась, и впервые я не плакала — улыбалась. Бранные слова словно не касались меня, персиковый цветок окутывал ароматом, как
