Явь, Навь и Правь на службе колдуна - И. Барс
Подошли три красавицы к Яромиру и закружили вокруг него. Оглядывали с ног до головы царя, оценивали.
— Я — Правь, сын человечий, — громко произнесла златовласая дева, остановившись напротив гостя Леса.
— А я — Явь, — встала рядом с сестрой зеленоглазая богиня.
Третья же продолжала кружить вокруг Яромира, завораживая пристальным взглядом черных омутов колдовских очей.
— Я — Навь, смертный, — шепнула она на ухо царю, хитро засмеявшись. — Думаешь, что с чистым сердцем ты к нам пришел? А сам обман в нем принес. Говоришь, что объединить мир желаешь, а сам войско к порогу нашему привел. Так ли мира достигают? Войной и смертью?
— Нет, воевать я не желаю. Говорить лишь с Висиром хочу. Протянуть руку дружбы ему и союз заключить добрый. Чтобы дорожка между нашими царствами пролегла, и народы чтоб в мире соседствовали, в гости ходили, домами менялись.
Вновь рассмеялась черноокая дева.
— Слышали ли вы это, сестры? — отвернулась она от Яромира. — Царь хочет с нашими народами дружбу вести, в гости ходить да домами меняться. И с моим народом тоже?
— Со всеми народами. Чем же твой хуже? — уверенно ответил Яромир, а у самого в душе сомнение поселилось, смятение стылое.
Странно говорила темная дева, будто плохое что замыслила.
— Не пугай гостя нашего, Навь. Гости в нашем царстве редки, — вдруг с мягкой улыбкой заговорила Явь. — Не зло мы, путник, как в мысли тебе закралось. Жизнь мы, остов ее. Нас бояться, значит, жизнь не любить. Приветит тебя Висир, выслушает. Но прежде должен ты доказать свои добрые помыслы. Испей из трех чаш воды. Дабы мы доверяли тебе, ты должен довериться нам, царь Яромир.
Не нравилось это Яромиру. Не следовало государю пить в чужом царстве. Опасно это. Но иногда надобно на жертвы идти, чтобы светлые семена посеять, да мир взрастить.
— Что ж, коль таково условие Висира, ради дружбы, пусть будет так. Испью воды я вашей.
Как по волшебству возникли три кубка в руках сестер. Навь держала обсидиановую чашу; Правь — стеклянную, наполненную прозрачной чистой водой; в руках же Яви возник обыкновенный деревянный кубок. Медлил Яромир, опасаясь яда или отравы иной, скрывающихся в сосудах. Но делать нечего. Назад дороги нет.
Собравшись с духом, шагнул царь к «огненной сестре», забрав из рук ее теплую деревянную чашу. Припал губами к гладкому краю и отпил воды прохладной. Замер Яромир, прислушался к себе. Ничего. Вода, как вода.
Ободрился он и уже увереннее подошел к златовласой Прави. В стеклянном кубке вода оказалась горячей. Обожгла она нёбо больно, но тоже показалась Яромиру обычной. Вот только зрение четче стало, да цвета ярче. Локоны Прави, словно факел, рассеивали лесной сумрак солнечным светом, а кожа всех трех дев мягко сияла, будто посыпанная волшебной пылью. Замерло сердце царя земель людских, поразившись красотой такой.
— Остался мой кубок. Испьешь и попадешь во дворец Висира.
Лукавство слышалось в елейном голосе Нави, но отступать уже было поздно. Смело шагнул Яромир к третьей сестре и взялся за обсидиановый кубок. В нем плескалась вода темная, а коснувшись губ его, обожгла льдом. И тут же мир преобразился. Шелестящая трава на поляне вросла в землю, будто нити ткацкие затянули на огромном полотне. Приподнялись дубы вековые на своих корнях, отряхнули тяжелые комья и разошлись в стороны. Дерево великое, что маяком высилось в центре поляны, вдруг треснуло на две половины и с ломким громом развалилось.
Три сестры даже не обернулись посмотреть на творившиеся вокруг чудеса. А Яромир так и застыл с обсидиановым кубком в руках, глазами не моргая и губ не смыкая. С ужасом и восхищением смотрел он, как две половины сломанного древа рассыпаются прахом, и из пыли этой начинает расти дворец хрустальный. Столбами прозрачными заворачивается. Оконца арочные пробивает да двери, увитые тонкими розами, отращивает. Высокие шпили проткнули звездное небо. Да, не день властвовал в этом лесу, а ночь ясная с луной яркой.
На голой земле пробились такие же хрустальные деревья, кусты и цветы. Прекрасные, но холодные и мертвые…
— Следуй за нами, царь, — заговорила высоким голосом Правь.
Сестры направились к самим по себе открывшимся вратам. Яромир следом пошел, вертя головой и рассматривая дивные чудеса. На ветвях сидели и звонко кричали птицы странные, как и выросшие цветы — прозрачные.
Долго шли по дворцу хрустальному, сверкающему лунным светом, пока не добрались до тронного зала — огромного, высокого, широкого. В тронном зале том, на высоком пьедестале, трон стоял. Не хрустальный, нет. Золотой. Каменьями драгоценными украшенный. Дико это выглядело. Тяжело и неправильно. А на троне том восседал худой, сгорбленный старик. Шкура медвежья на плечах сухих лежала, а на лысой голове с пятнами старческими корона чугунная с зубцами острыми надета была.
«И это великий колдун?», — не поверил глазам своим Яромир. — «Может ли он страху нагнать на столько земель? В ужас повергнуть народ? Откуда чудеса в Лесу этом? Разве способен сей дряхлый дед их сотворить?».
Казалось, спал старик на жестком троне, но вдруг встрепенулся, и тяжело открылись набухшие веки. Мутный взгляд прозрачных глаз устремился на Яромира. Словно сам прах времен взирал на царя.
— Ветер принес мне весть, что забрать ты земли мои желаешь, да только обманным миром и дружбой прикрываешь умысел свой, — наполнился зал старческим скрипучим голосом, при этом уста колдуна остались недвижимы.
«Разве этого я желал?», — задумался Яромир. С сердца его вдруг спала пелена самообмана. Он, правда, мира желал. Да вот только не так это. Не мира на самом деле хотелось ему, а славы и сказаний в народе о Яромире Благословенном жаждал он. Чтоб в веках имя гремело его…
— Прав, прав ты, Яромир. Быстро понял, — заскрипел голос Висира. — Не злая душа у тебя, но тщеславная. Хочешь в летописях остаться да в жизнях народов. Останешься, будь уверен. Да только догадался ты уже, что мои земли не так просты. И царство мое необычное. Не нужно оно тебе, поверь. Беду только накликаешь на головы людей своих. Но мне по нраву твоя смелость, храбрость и напористость. Никто раньше не отваживался просить встречи со мной. Награжу я тебя за это. В саду моем растут яблони с яблоками волшебными — молодильными. Съешь одно и вновь вернешься в двадцать лет свои. Пять яблок подарю я тебе таких, чтоб больше добрых дел сделать ты успел за жизнь свою.
