Пауза - Кристина Андреевна Белозерцева
Не знаю, как темный избавился от трупа, но когда он присел рядом со мной, заставив повернуться к нему лицо, остались только темные влажные пятна возле шкафа, да запах.
– Есть один способ заставить этого парня, Роя, забыть про осторожность, – снизошел до объяснения темный, – и в этом ты мне поможешь. Я сделаю тебе еще один подарок. Гламоур. Повернись спиной.
– Если ты хочешь, чтоб тебя понимали, говори яснее! – фыркнула я, не двигаясь с места. Так и лежала на боку, подперев щеку ладонью.
– Я подарю тебе эту способность. Так же как и эмпатию и тень. И все, о чем будет думать господин Марстен – это ты. Это отвлечет его внимание, и он сделает все, что мне нужно.
– У меня есть выбор? – на всякий полюбопытствовала я.
– Нет. Если ты откажешься, просто свяжу тебя лозами, чтобы ты полежала смирно.
Я потерла лицо рукой, чувствуя, как начинает пульсировать висок: первый признак подбирающейся головной боли.
– Просто чтобы внести ясность, Скримджой. Я не буду спать с каким-то мужиком, чтоб он сделал тебе скидку на рабов, которых ты будешь калечить на этой своей… мясорубке, – кивок в сторону шкафа, снова загороженного ширмой.
– Да нет, – темный эльф усмехнулся, – и, если ты не расслышала, сейчас мне нужна твоя спина. Ложись на живот.
– Да? А голова моя тебе не нужна? В виде чучела на стену?
Дроу надоело уговаривать. Две светящиеся лозы спеленали меня по рукам и ногам и растянули на кровати безо всякой осторожности. Шипы пребольно впились в кожу, и я чуть не взвыла от неожиданности. Он снова расстегнул застежку на платье, стянул его вниз, снова сделал порез на своем предплечье и принялся что-то рисовать кровью на моей коже.
– Твое предположение – вульгарно, ненаглядная, должен тебе сказать, – заметил он между делом, – предложить тебя… какому-то человеку… из-за каких-то рабов… Ты серьезно, полагаешь, что я так бы поступил?
Вырываться было бессмысленно, кровать была мягкой, а хлопок прохладным: так что как только лозы исчезли, тело само невольно расслабилось. Веки стали тяжелыми, а глаза закрывались сами собой. Бездна с этим эльфом, надо все-таки попробовать поспать.
– Тогда я не понимаю, чего ты хочешь вообще, – зевнула я, от узоров на спине по коже снова поползла приятная щекотка, и меня тут же начали опутывать сети сна.
– А что ты сама думаешь?
– Да я даже думать не собираюсь на эту тему.
– Не двигайся, это очень сложные символы. Полагаешь, я все-таки хочу убить тебя?
– Еще немного, и этого захочу я.
На бок капнула его кровь из пореза и тонкой горячей струйкой потекла по коже.
– Думаю, я не прикоснусь к тебе до боев и пальцем. А потом мы поиграем кое во что весьма увлекательное.
Я чуть не взвыла, пытаясь засунуть голову внутрь подушки.
– О нет… Нет-нет. Спасибо. С меня хватило твоих игр.
– Боюсь, у тебя нет выбора.
– Знаешь, я хочу сделать одну вещь, призывая в свидетели божество воздаяния Да Ки Нэ, хочу попросить прощения у всех мух, которым я в детстве оборвала крылышки, и всех жуков, которых я держала в батиной табакерке. Бедные насекомые! Теперь я точно знаю, каково это, быть на вашем месте. Клянусь своим хвостом никогда больше так не делать.
– Мы будем делать ставки на бойцов, – продолжил Скримджой, отсмеявшись после моей патетической речи и изображая на моей спине ровные строчки неведомых символов, – если ты выиграешь у меня, я не трогаю тебя больше. А если проиграешь, то станешь моим… десертом после вечеринки.
– Как вон тот, на шкафу? – мрачно проворчала я, мечтая только, чтобы он уже договорил и заткнулся.
– Еще не знаю. Как пойдет.
– Ага, охотно верю, что больного садиста может заинтересовать что-то еще…
Скримджой помолчал немного.
– Ну что ж, давай поговорим о боли, если тебе интересна эта тема.
– Мне?!
– Есть среди людей такие, – он просто не заметил восклицания, – которым нравится причинять другим боль, потому что они считают это чем-то запретным, а запретное возбуждает их. Еще вариант – таким людям не хватает власти над другими, но разница с дроу в том, что сами они не чувствуют того же, что жертва, и тем более не получают от процесса никакой силы. Более того, им необходимо это, только чтобы ощутить возбуждение, чего в ином случае просто не могут. Они задавлены социумом и вынуждены скрывать свои так называемые «темные стороны» в глубине убогих душ, воспаляющихся изнутри, как нарыв. Гниющих, от загнанных внутрь нерешенных проблем. Я считаю таких – жалкими и ущербными. Я – честен с миром, я могу убить ради того, чтобы восстановить силы или ради отдыха, ну примерно, как ты ешь мясо убитых животных, но у меня нет необходимости в лицезрении чужой боли, чтобы самому испытать возбуждение. Мой кайф – чужие сильные эмоции. Сегодня на лестнице ты пришла в такую ярость от моей шутки, что доставила мне куда большее наслаждение, чем все убитые за этот день вместе взятые. Если ты продолжишь так терять голову, зачем мне калечить твое тело пытками? Ну вот, готово.
Спину снова защекотало, а по коже побежали мурашки.
– И все?
– Разочарована.
– Нет, я просто очень хочу спать.
– Собираешься уснуть в окровавленной одежде?
– Да.
– Нет, раз уж ты в моей кровати.
– Так верни меня в камеру, – привычно отмахнулась я.
Лозы вернулись, дернулись, раздирая тонкий шелк в клочья, и выбрасывая на пол. Я поудобнее примяла подушку, и потянула на себя покрывало.
Дроу все равно не ушел: улегся рядом, закинув руки за голову.
– Хочу рассказать тебе сказку на ночь.
– Боги, эльф! Я смогу от тебя сегодня избавиться?
– Если не захочешь слушать, скажешь, и я уйду.
Я снова демонстративно зевнула, укладываясь поудобнее.
– Это сказка о моем родном городе. Мар-Эр-Ораззог.
Сон сняло как рукой: я уставилась на него во все глаза, повернувшись на бок и подтягивая повыше темно-синее покрывало. Никогда не видела городов
