Последняя секунда Вселенной - Алиса Веспер

Иногда ему казалось, что язык сможет замереть, если больше разных народов, видов и рас выучат его. Из многих вероятностей его язык превратится в реальность. Зафиксируется в мире. Во всех мирах.

Семья не одобряла нынешнее его место жительства. Что уж говорить об учебнике языка, который он писал. Они не хотели, чтобы кто-то его узнавал. Они чахли над своим языком, как драконы чахнут над своим золотом.

А еще он скучал по Аннабель. Они знали друг друга с конца весны, а не виделись после того разговора на площади лишь пару недель, но он уже скучал. Он вспоминал все те пошлые затертые штампы: ее изящный профиль, тонкие белые запястья, не очень мелодичный, но очень милый смех, темные длинные волосы. А еще разговоры о науке и мире, об абстракциях и Вселенной, о свете и магии. И все вот это самое, что обычно вспоминают влюбленные.

Он мог бы дотянуться до нее, но не хотел. Она могла понять и подумать, что он вторгается в ее личное пространство. Поэтому он – как мог – сдерживал себя.

Она позовет, когда будет готова.

* * *

Эйрик листал рукопись. Он то сосредоточивался на написанном, то наоборот пытался расфокусировать взгляд.

Порыв ветра принес еле уловимый запах моря, и Айвин тут же вскочил на ноги.

– Я закрою окно, ты не против?

Эйрик отмахнулся – все равно.

С закрытым окном стало легче. Чуть-чуть. Пока Эйрик листал рукопись, Айвин смотрел, как медленно, но необратимо меняется архитектура города. Нынешний рисунок улиц больше никогда не повторится. По крайней мере, не в обозримом будущем.

– Этот язык – он искусственный, верно?

Айвин кивнул. Это был правильный вопрос.

– Периодически я вижу знакомые символы, но… – Эйрик развел руками. – Я бы предположил, что он создан народами из разных миров, чтобы… Для чего, Айвин?

– Да много для чего. Чтобы сохранять пороги, например. Без этого языка нам приходилось бы добираться из одного мира в другой через космос или кротовые норы. Долго, дорого, неэффективно, бессмысленно.

– А я бы хотел полететь на Луну, – сказал Эйрик.

– Зачем лететь, если туда можно просто шагнуть?

– Не знаю. Я читал про нашу древнюю космическую программу, слышал всякие легенды из других миров.

Айвин в какой-то степени понимал его. Романтика космических путешествий и ему была не чужда. Когда-то он писал истории про покорение других планет с помощью специального оборудования. Тогда ему казалось, что преодоление земной тверди с помощью собственных усилий имеет бо́льшую ценность. Спроектировать и построить космический корабль, годами готовиться к полету, учиться пилотировать, поддерживать работу сложных механизмов…

Потом он понял, что в жизни и так найдется что преодолеть.

– Я не могу проводить курсы, потому что прочтение этого языка для каждого свое. Символы не меняются. Просто ты видишь чужое прочтение. Тысячи чужих прочтений. Когда ты найдешь свое, все изменится. Ты все поймешь.

Эйрик удивленно поднял глаза. Он явно этого не ожидал.

– Есть вообще вероятность, что я однажды пойму все это?

– Да, вероятность есть. Может, тебе нужно больше пытаться. Может, наоборот, отвлечься. А может, тебе не хватает правильной мотивации.

– Да-да, – отозвался тот, снова зарывшись в рукопись. – Чего мне не хватает, так это вина. Возьмешь бутылочку зеленого?

– Конечно, – кивнул Айвин и отправился в хранилище. В этом мире он тоже успел полюбить вино.

ПРОКЛЯТЬЕ

Дракон не отвечал. Да и что он мог ответить?

Дракон не двигался. Он был слишком тяжел, чтобы двигаться.

Но что-то направило ее сюда. Что-то звало. И она пришла.

То, что обычные люди приняли бы за камень, было его кожей.

Она сидела, прислонившись к одному из гребней.

Наступала ночь, но вокруг не было ни одной сирены. Слишком жарко, вода почти кипит. Все морские создания давно уже уплыли. Или сварились.

– Ты так ничего и не скажешь? – спросила она, похлопав его – или ее? – по голове. – Я пришла к тебе со своим проклятьем. Я забываю свою жизнь. С каждым днем я помню все меньше. Я пыталась вести дневник, но потом стало слишком больно. Я не могу так больше. – Она легонько стукнулась затылком об его рог-скалу. Затем еще и еще. Спрятала лицо в колени. – Я готова принять проклятье полностью. Но только чтобы сразу. И чтобы не осталось ничего от меня. Ничего из того, что я помню. Я читала про убийство дракона. Если я убью тебя, то смогу стать тобой. Я читала про обмен. Если я смогу отдать тебе нечто ценное, проклятье спадет. Но все, что у меня было, давно потерялось, забылось. У меня было то, что я люблю. Я помню это. Были люди, были дела. Но теперь остается все меньше и меньше.

Она вздохнула, встряхнув бутылку. Вода почти кончилась.

– Мне нужно возвращаться. Без воды я точно скоро умру. А если… – Она задумалась. – Или это какое-то испытание. Я должна умереть, да?

Шелл сползла по гребню и легла на спину. На небе горели звезды, такие яркие, каких никогда не увидишь ни в одном городе. По крайней мере, в ее городе – иначе она бы так не удивилась.

– Хочешь, я расскажу тебе про звезды? Они далеко. Световые годы или десятки световых лет. Или даже сотни. Они разбросаны в пространстве. Некоторые считают, что звезды неподвижны – это не так. Звезды постоянно движутся, галактики постоянно движутся и даже иногда сталкиваются, а потом миллионами лет испускают звездное вещество в пустоты между ними. В вакуум. Хотя идеального вакуума тоже не существует – в нем есть атомы водорода. Некоторые думают, что звезды живут вечно, но звезды рождаются и гаснут, а потом, после их смерти, из их праха появляются новые.

Она замолчала, потому слабое воспоминание поднялось на поверхность усыхающего озера памяти. Кто-то важный. Кто-то очень и очень важный. Друг? Возлюбленный? Отец? Ребенок? Кто?

– У меня был… близкий человек, который знал про звезды все, что могут знать люди. Хотя, конечно, не все. Но многое. Он знал, что свет – это самое быстрое, что есть в мире. Он вообще много знал про свет. Ты ведь знаешь, что свет всегда находит самый оптимальный путь? Даже если свету нужно отражаться или преломляться, он всегда найдет самый быстрый путь. Только на самом деле свет ничего не выбирает. Он просто движется во всех направлениях. Я помню, он… она рассказывала мне об этом. Но я даже не помню ее лица. Я ничего не помню. Наверное, я пришла слишком поздно. Или слишком рано.

Дракон не