1 - Александр Борисович Михайловский
И ведь насквозь проткнутую колом тушку Батыя я полтора года назад подкинул в Каракорум не просто так, покуражиться, а с неприкрытым намеком этому бабуину, что, мол, сиди, дурак, на попе ровно и не лезь на Русь, целее будешь, ибо заниматься тобой мне сейчас недосуг. Но не помогло, не понял дуболом намека.
- Ну что, придурок, допрыгался? - сказал я бывшему кагану, а энергооболочка перевела мои слова на чистейший монгольский. - Предупреждал я тебя, что на Руси живет монгольская смерть. Но ты меня не понял, а потому, чтобы избежать тяжких последствий, я сам пришел свершить суд и вынести тебе и всему твоему разбойничьему государству.
- Кто ты такой, надменный чужеземец, что смеешь угрожать сыну Великого Потрясателя Вселенной, неужели ты сам Бог Войны Сульдэ? - спросил меня бывший каган, еще не поверивший в то, что сначала его ждет ужасный конец, а потом и бесконечный ужас вечных мук.
Выпустив на свободу изрядно разозленного архангела и вытащив из ножен свой сияющий ярче солнца меч, я ответил:
- Самим Всемогущим Небесным Отцом мне даровано право судить и казнить тех, кто пытается причинить вред Русской Земле, потому что она находится под Его защитой. Когда ты решил совершить повторный поход на Русь, то сам навлек на себя мой гнев, ибо я человек занятой, и мне недосуг отрываться от важных дел, чтобы отражать еще одно вторжение на земли, что подлежат моей защите. Готовься к смерти, бывший каган Угэдэй, ибо песок в часах твоей жизни уже почти весь вытек, а вместе с тобой умрет и твоя держава. За слезы всех униженных и оскорбленных, за бесцельно пролитую кровь и погубленные в расцвете лет жизни я приговариваю тебя к смерти на колу, а твое монгольское царство - к досрочному распаду и исчезновению, ибо вместе с тобой умрут все претенденты на наследство твоего отца.
И вот тут, при виде меча бога войны и демонстрируемых архангельских атрибутов, глаза Угэдэя расширились, и он заорал нечто нечленораздельное, наконец осознав неизбежность того, что я ему пообещал. А я щелкнул пальцами, насылая на приговоренного заклинание немоты - вопль оборвался как отрезанный. Пусть страдает молча. Потом я повернулся к стоящим рядом аквилонским командирам и спокойным тоном сказал:
- Добрейший Гай Юний, прикажите своим людям исполнить этого деятеля. Я ему уже все сказал. И всех остальных приговоренных тоже сажайте на колья без пауз и сожалений, ибо никто из них не умеет строить и создавать, зато все они горазды только жечь и разрушать. И пусть их бывшие рабы, жители вытоптанных и разоренных стран, смотрят на это и знают, что никто и никогда не уйдет от Божьего возмездия.
И в тот момент, когда Угэдей и вся его родня, разевая рты в беззвучном вопле, корчилась на кольях, я понял, что с этого момента повзрослевший (до Невской битвы остался всего год) Верховный князь Всея Руси Александр Ярославич отныне имеет только один фронт на западе, против Папы и его миньонов, а опасность с востока полностью устранена. Украсно украшенная Русь после мрачных, но коротких сумерек княжеских междоусобиц пойдет к новому рассвету, ибо время для него уже пришло. И ни шведские феодалы, ни Ливонский и Тевтонский орден, ни литва, ляхи, угры и прочие народы ничего не смогут ей сделать. А это главное. Осталось лишь дождаться завершения эвакуации некомбатантов в мир Аквилонии, закрыть порталы - и можно возвращаться к текущим проблемам. А это дело сделано полностью и до конца.
Семьсот шестьдесят седьмой день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
В мире Первой мировой войны идет двадцать восьмое октября четырнадцатого года, или третий день эпического германского наступления на восточном фасе фронта. Обойдя с двух сторон руины разрушенного Бельфора, где еще огрызаются остатки гарнизона, немецкие войска продвинулись почти до Везуля. На западном фасе первая германская армия начала маневр по обходу Парижа с юга. Ее передовые отряды уже под Шартром. И наперегонки с ними из захлопывающейся ловушки спешат на выход французы. Скорее, скорее, скорее, а то станет еще хуже. Пылит по дорогам пехота и кавалерия, лошади тянут артиллерийские упряжки и зарядные ящики, но все это пустые хлопоты, управление войсками в спешном драпе уже потеряно, и до рубежа Луары добежит сильно уменьшившаяся в числе неуправляемая масса людей. В Париже паника, поезда уходят на юг переполненными, но ни о какой организованной эвакуации не может быть и речи, ибо в эти роковые часы каждый француз сам за себя.
В удравшем в Бордо французском правительстве паника, оттуда на фронт летят гневные телеграммы, требующие от армии остановиться и сражаться, но все это не более чем пустой звук, ибо генерал Жоффр кидает их в мусорную корзину, не читая. Положение и так близко к катастрофе, а если начать исполнять указания «храбрых портняжек» из Бордо, все может стать еще хуже. Сами же хотели этой войны, приближали ее как могли, а потом сами же все испортили своей дурацкой попыткой переворота в Санкт-Петербурге, после которого Антанта стала рассыпаться как карточный домик. Вот только дайте выскочить из этой ловушки с более или менее целой шкурой, и тогда можно будет поговорить с политиканами совсем другим языком.
А в ставке у Вильгельма настроение царит победное, конец войны так близок, что его, кажется, уже можно потрогать руками. И только сам германский кайзер понимает, что никакой заслуги ни его самого, ни его генералов в этом успехе нет. Это один Артанский фюрст разгневался на распутницу Марианну за то, что та решила разжечь мировой пожар, а
