Год 1914-й. Пора отмщения - Александр Борисович Михайловский
Второе сообщение пришло из мира упокоенного мною Батыя. В Каракоруме съезд чингизидов (не приехал только самый дальний правитель Ирана Хулагу-Хан) постановил, что зимой 1240-41 годов (то есть через полтора года) должен состояться новый великий поход на Русь и далее до Последнего Моря, отряды для которого выделят все потомки Чингисхана. А тем, кто не даст воинов, скажут «фи» и исключат из списков чингизидов и из самой жизни, ибо известие о том, что хоть одно монгольское войско было разгромлено и уничтожено, может поколебать эфемерную Монгольскую империю подобно порыву урагана. Храбрости монголам придал слух, что великого мангуса с войском, разгромившим орду Бату-хана в стране урусов, не видели уже полтора года. Наивные дети природы решили, что если Серегина нигде не видно, то, значит, его уже и нет.
Если считать на пальцах, то Угэдей-хан планировал собрать под свою руку двести тысяч разноплеменного сброда. И лишь меньшая часть этой орды будет состоять из монгольских воинов, а большая - из мобилизованных представителей покоренных ими народов. Срок подготовки в полтора года как раз и был обусловлен трудностями перемещения огромных масс людей из Средней Азии и Дальнего Востока - сначала в низовья Волги, а потом и на Русь. Убивать такое количество насильно мобилизованных людей у меня не было никакого желания, так что сам собой напрашивался вариант быстрой и почти бескровной ликвидации головки Монгольской империи, после чего детище Чингисхана сразу распадется в пыль. И операцию следует провести немедленно, пока монгольская верхушка после курултая не разъехалась по своим уделам.
По предварительным подсчетам, непосредственно в ставке Великого кагана сейчас были сосредоточены тысяча его личной охраны и еще примерно столько же телохранителей прочих царевичей-чингизидов. Впрочем, воевать с этой бандой по-настоящему я не собирался: один Каракурт в полицейском обвесе положит парализаторами всех обитателей Ставки в два-три захода, а потом мои Верные вырежут всех, при ком найдут оружие, за исключением темников и чингизидов, коих затем следует при полном сознании посадить на кол. За те реки крови, что эти уроды пролили, устанавливая на половине Евразии свою бессмысленно жестокую власть, такое воздаяние совершенно недостаточно, но большее не в моей власти. Поручать это грязное дело солдатам милейшего Багратиона у меня не было никакого желания; есть у Велизария несколько боеготовых когорт - пусть они и работают.
Еще один вопрос - что делать с обитающими в ставке кагана женщинами, детьми и рабами-ремесленниками, число которых в несколько раз может превышать количество воинов. Монголы после Чингисхана приучили себя к роскошной жизни, следствием чего стало все увеличивающееся количество персонала, обслуживающего своих вонючих господ. Русских пленников там нет, ибо затею с разграблением своей Родины я Батыю жестоко обломил; в основном это ираноязычные среднеази-аты (а наше время именовавшиеся таджиками), китайцы и корейцы. Среди прочих покоренных народов, ведущих кочевой образ жизни, проще найти живого динозавра, чем нормального мастерового, ибо это занятие требует оседлого образа жизни. Правда, наложницы в ставке должны быть со всех концов Ойкумены, от Кореи до Кавказа, но этот факт для меня не важен. Скорее всего, родина этих женщин разорена, дома сожжены, а близкие убиты, поэтому пристраивать в хорошие руки их надо будет на общих основаниях.
Выбор у меня между тевтонами мира Содома, Великой Артанией и Аквилонией, где, как я уже знаю, приветствуется любой контингент, пригодный для ассимиляции. Последний вариант предпочтительней. Во-первых, тевтоны для меня не друзья и не союзники, а набрать любое количество остроухих всех видов я могу, разгромив любую из еще нетронутых долин или даже вполне густонаселенных областей на побережье. Войсковая операция с использованием армии Багратиона (истреблять извращенцев-содомитов и освобождать из полона прекрасных девиц - это для русского человека почти святое дело, не то что резать спящих монголов) способна поставить мне в строй от ста тысяч до миллиона воительниц, просто такого пополнения моей армии пока не требуется. Во-вторых, Великая Артания неплохо развивается и без вливания людей извне, к тому же народишко там после аварского нашествия с великим недружелюбием относится ко всяким узкоглазым и желтолицым, так что ассимилировать среди него переселенцев из Азии будет трудновато. В-третьих, Народная Республика Аквилония лишена этих недостатков. Она для меня по ощущениям насквозь своя, и в то же время устроена таким образом, чтобы принимать пришельцев из других миров без различия расы, нации, пола и возраста и в кратчайшие сроки перерабатывать их в своих сограждан. Это ее главная функция, а остальное служит лишь выполнению этой задачи. Дело только за желанием Ак-вилонских властей принять эту конкретную группу переселенцев в условиях, когда в Асгарде стоит начало зимы, и ни о какой разбивке полевого лагеря не может быть и речи. Итак, послав соответствующее мысленное сообщение Кобре, я лег спать под теплый бочок к Елизавете Дмитриевне, ибо день был многотрудный, а сам я тоже не железный. Она проснулась, обняла меня, поцеловала и мы занялись тем, ради чего создаются семьи.
На следующее утро, то есть сегодня, меня настигла еще одна новость. За час до рассвета германская армия начала свое эпическое наступление под Бельфором. Загрохотали тяжелые орудия, стянутые со всего фронта, заухали Толстушки-Берты, а с первыми лучами солнца, бочком-бочком, чтобы не попасть под снаряды собственной артиллерии, к Бельфору приблизились германские цеппелины, перед которыми больше не стояла задача атаковать Великобританию. Вместо большого количества осколочной мелочи, обычной для этих времен, эти аппараты несли штучные проникающие бомбы неприятно крупного для французов калибра от одной до пяти тонн1, что стало для гарнизона крепости жестокой неожиданностью. Бельфор - это такая компактная цель, промахнуться по которой с воздуха невозможно: будет поражено не одно сооружение, так другое. Осколочная мелочь казематам не сделает ничего, а вот бетонобойные крупняки с легкостью пробивали своды, выворачивая оборонительные сооружения наизнанку. Точно так же тридцать лет спустя немцы с пикировщиков обрабатывали бетонные укрепления Севастополя, а Красная Армия с бомбардировщиков Пе-8 вдребезги разносила форты Кенигсберга. И в десятом часу утра немцы доигрались. После сброса одной из бомб последовал взрыв такой силы, что дирижабль L-5, производивший бомбардировку, подбросило взрывной волной на сотню метров, и он только чудом сумел совершить
