Сады Рэддхема - Лана Фиселлис
Захлопывая блокнот, кидаю его за спину. Слышу глухой стук – по всей видимости, моя книжечка врезалась в стену. Откидываюсь на спинку стула, прижимая ледяные ладони к лицу. Мне необходимо подремать хотя бы час, чтобы вечером не свалиться с ног.
Поднимаюсь со стула и потягиваюсь. А потом заваливаюсь поперёк постели так резко, что деревянные перекладины и ножки жалобно скрипят. Поворачиваюсь на бок, поджимая колени к животу. Я не боюсь этих снов, нет. Но меня пугает тот факт, что я не всегда понимаю, что всё мне лишь снится.
* * *
Холод покалывает в пальцах ног. Слышу собственный стон и медленно открываю глаза. Встаю, упираясь ладонями в пол и кряхтя, как наша соседская старушка. Сесть получается не сразу: что-то сдавливает горло, из-за чего невозможно сделать лишний вдох. Меня словно чем-то придавило к полу. Левая лопатка пульсирует. Это место болит достаточно часто, но сегодня эта боль кажется невыносимой. Всё-таки сажусь, не чувствуя под собой мягкости постели. Наверное, так сильно ворочалась, что упала на пол и ушиблась спиной. Но тогда пришла бы тётя… значит, это сон.
Оборачиваюсь, щуря глаза. Всё тот же тёмный длинный стол. С каждым появлением здесь моё желание пустить этот чёртов стол на дрова возрастает всё больше. И плевать на резные ножки, на красивый цвет и на идеальный блеск лака. На гладкой поверхности ни книг, ни свёрнутых в трубочку пергаментов. Да и стул, обычно занятый, пустует. Я вся внутренне напрягаюсь – слишком непривычная картина для этого места.
Неспешно подхожу к столу, касаясь пальцами поверхности. Ещё один факт, который поражает меня в этих снах: я всегда чувствую холод, шероховатости и тепло от огня свечи, которая обычно стоит на столе. Сейчас эта свеча не горит, но темнота не такая уж непроглядная. Наверное, это какая-то неправильная темнота. Правильная должна пожирать всё вокруг, не давать глазам уловить очертания предметов. Правильная тьма любит шутить. Ей приятно, если вы врежетесь в стену или случайным взмахом заденете вазу, которую точно так же, как стену, просто не увидите. Но здесь тьма, пускай и кусающая холодом за пальцы и пятки, другая. Она манит, как бы страшно ни было это признавать. К ней хочется протянуть руки, потрогать – будь она осязаема, я бы так и сделала.
Подхожу к своему месту, опускаясь на стул. Обычно здесь лежат карандаш и парочка листов бумаги. Я рисую. Не всегда сидящий напротив фантом – иногда беру что-то из головы. Было дело, что рисовала Мишу, тётю или посетителей кофейни, которые забежали на пару минут, но их образы отложились в памяти. Но бывают дни, когда мне точно не до каракуль; тогда я просто хожу по комнате и разговариваю. Конечно, «друг» не слышит моих слов и никогда не отвечает. И, возможно, со стороны я выгляжу как сумасшедшая. Мне как-то всё равно.
Я даже не могу сказать, сколько точно времени здесь провожу. Часы отсутствуют, а полагаться на собственные ощущения – глупо.
Подскакиваю, подходя к стоящему напротив стулу. Уже не раз и не два я просыпалась, стоило мне оказаться тут. Чем ближе ко мне фантом, тем жарче желание протянуть к нему руки, так что подолгу я не задерживаюсь. Стоять тут дольше минуты как-то непривычно. Кладу руку на спинку. Удивительно, но даже стул отличается от того, на котором сижу я. Спинка у него высокая, с вырезанными на дереве рисунками. У этого стула даже есть подлокотники, а ножки представляют собой лапы льва или кого-то из семейства кошачьих. Провожу пальцами по резным узорам, как заворожённая. Смотря на подобные стулья в музеях или на иллюстрациях, я думала, что на них неудобно сидеть. Весь этот рельеф упирается тебе в спину, и ты даже не можешь толком расслабиться. Сесть и опробовать на себе я так и не решаюсь.
– Селена.
При звуке голоса, эхом прокатывающегося по комнате, я взвизгиваю и отскакиваю. Сердце стучит так быстро, что этот стук в ушах ненадолго оглушает меня. Даже не сразу соображаю, что мне стоило бы обернуться. Прижимаю холодные пальцы к груди, пытаясь успокоиться.
– Извини, если испугал тебя.
Застываю на месте. Дыхание уже не учащённое, потому что я просто не дышу. Я впервые слышу его голос – я почти уверена, что это именно ЕГО голос. Приятный, чуть низкий, но при этом не грубый, не пугающий, не режущий слух. И говорит он медленно, немного растягивая последние гласные. Так разговаривают с загнанным в угол зверем. Возможно, я сейчас так и выгляжу: зажатая в углу мышь. А кто тогда он? Хищный кот?
Он чувствует мой страх, потому что я чувствую его недобрую усмешку спиной. Он читает меня как открытую книгу, и ему даже не приходится переворачивать страницы.
Я могла бы обернуться. Может, он снял капюшон? Может, он раскроет свою личность? Прикусываю щеку, но, несмотря на кипящий внутри интерес, не оборачиваюсь. Сжимаю в пальцах ткань футболки – просто чтобы унять тремор.
– Не подходи ко мне. – Сама поражаюсь тому, как низко зазвучал мой голос.
Почти шипящий, хриплый. Наверное, я дрожу, поскольку слышу подрагивающие нотки в этих четырех словах. Фантом испускает короткий смешок, и все мышцы на спине напрягаются. Возможно, он сейчас смотрит на меня пронзительным взглядом серых-голубых-зелёных-карих глаз? Или насмехается?
Слышу шуршание одежд и тихие шаги. В тот момент я пытаюсь не закричать, хотя крик встаёт поперёк горла. Становится страшно. Я уже прошерстила весь интернет на тему случаев смерти во время сна. А что, если так и умирали эти люди? К ним приходил незнакомец в тёмном плаще, а затем решал устроить самосуд?
– Я не причиню тебе вреда. – Его уверенный голос внезапно ломается. – Конечно, ты напугана. Согласен, обстановка не располагает к разговору.
И я тут же перестаю ощущать холод. Сначала моё лицо обдувает приятной прохладой. Нервно втягиваю воздух ноздрями и улавливаю аромат цветов и только что скошенной травы. А затем, как бы странно и абсурдно
