Ельник - Ульяна Ма
19. Возлюбленный
Мара думала, что она в порядке. Она не замечала, как день сменялся ночью, не знала, когда наступает утро, не чувствовала голода и насыщения. За минуту она могла начать требовать еды и воды, а затем вылить все это в цветочный горшок с опавшей домашней розой. Мара не замечала, как часто к ней приходил Хьяль, но всегда, когда у нее на это находились силы, стремилась выгнать мать, навещающую дочь, из комнаты. Она молча вставала с постели, упиралась руками в ее тело и выталкивала княгиню к двери.
К ней приходила и послушница Всеживы. Произносила молитву, окуривала комнату сухими вениками, ощупывала сопротивляющееся тело. Днем Мара более спокойно, а иногда даже смиренно реагировала на посетителей, но ночью ее беспокойный сон нарушал каждый шорох. Если в комнате присутствовал кто-то еще, кроме Дауда, то она вовсе не могла спать. Но всего этого Мара не замечала. Ее глаза пустые, рот – нем, а руки и ноги непослушны. Княгиня пыталась ее мыть и расчесывать, но Мара всегда стремилась высвободиться из материнских рук, как скользкая рыба. Поэтому за девочкой старалась ухаживать Аглая; но и этот уход девушка с трудом принимала, а однажды, когда служанка пыталась помыть княжну, сильно укусила ее за плечо.
Рагнеда приняла непростое решение: пусть страж помогает мыть девушку. К его прикосновениям она отнеслась на редкость спокойно, равнодушно, приняла это как должное. Под присмотром сначала матери, а потом Аглаи, Дауд снимал с Мары платье, погружал ее в воду и придерживал руки и голову, пока Мара силилась укусить умывающую ее служанку. Но даже несмотря на немоту Аглаи, слухи об их «близости» все же расползлись по дворцу, о чем ему сообщил Марк.
– Даже учитель Арай в курсе, – подытожил юноша, – все говорят о развращенности. Народу не нравится, что нефилим касается княжны. И вообще, вся эта связь… я уже говорил, что с отношением к Маре среди прислуги все непросто.
– Пусть, – сухо парировал Дауд.
В глазах Дауда она стала стеклянной девочкой, хрупкой фигуркой, которую так сложно уберечь. Даже он, созданный для ее спасения, часто думал, что этого не должно повториться. И как ему удалось пронести ее через коридоры, кишащие убийцами в обертке стражи, мимо рыщущего всюду нефилима, как ему удалось сражаться и даже успокаивать ее, хотя последнее вовсе не входило в его обязанности? После первой смерти Дауд чаще задумывался о человечности, пронизывающей его существо, и о том, как сильно Мара привязалась к Дауду-человеку, но не к Дауду-стражу.
Порой его подопечная отказывалась есть несколько дней подряд. Княгиня нашла странный выход из этой ситуации: она подала Дауду миску бульона и ложку (он нелепо выглядел с посудой в руках).
– Садись рядом и покорми ее, – сказала княгиня, уступив место на кровати.
Дауд прекрасно помнил, как он тогда замешкался, пытаясь взять ложку в руки так, чтобы из нее не проливался суп. Кажется, княгиня даже обронила снисходительную улыбку, но страж быстро обучился. Мара послушно разевала рот и проглатывала суп, кажется, делала это даже осознанно, а не смиренно. Она рассматривала его черные пальцы, неловко держащие столовые приборы, большую ладонь, в которой находилась миска, порой виновато заглядывала в глаза, словно извиняясь за свое детское поведение.
Она еще более хрупкая. Сильно похудела и побледнела, появились темные круги под глазами (Хьяль говорил, что это из-за недостатка света и свежего воздуха), черные густые волосы, все время спутанные и распущенные. Дауд не позволил даже трещине появиться на стеклянной девочке, но все-таки стекло помутилось, и едва ли он мог что-то сделать, если этого не могли ни ворожеи, ни лекари, ни жрицы, ни, тем более, ее мать.
В очередную тяжелую ночь Мара вновь проснулась с громким всхлипом – так она неосознанно давила в себе крик. Глубоко вздохнув, она развернулась в постели к двери, где по обыкновению стоял Дауд. В комнате Лады дверь стояла гораздо дальше от кровати, чем в предыдущих покоях, поэтому Дауд находился не у самого входа, а чуть ближе, чтобы в темноте Мара могла без труда отыскать его силуэт.
– Галая пришла.
Дауд обернулся. Округленные от кошмара глаза Мары бегали из стороны в сторону, а дыхание ее учащалось. В конце концов, Мара вздрогнула, все ее тело охватила судорога. Дауд метнулся к двери, но его остановил ее крик:
– Не зови!
Галая приходила редко. Обычно наваждение быстро отпускало Мару, она делала несколько глубоких вдохов и шла в уборную комнату, где опорожняла желудок. Ей и правда могло стать хуже, если в комнату входил кто-то из посторонних, особенно если это была княгиня, но Дауд плохо понимал, чем он может ей помочь в этой ситуации. Он ведь не умеет сражаться со страшными снами.
Извернувшись в постели, Мара снова издала приглушенный писк. Ее руки словно отвердели, пальцы скрючились, и ими она попыталась заткнуть уши, а затем руки поползли ко рту. Она то крепко зажмуривалась, то распахивала глаза настежь, но никак не могла спастись от настигшего ее наяву кошмара. Она хотела закрыть все: уши, рот, лицо, глаза, нос, – закрыть голову, воображение, чтобы мельчайшие звуки, запахи, образы исчезли, чтобы она осталась в глухой пустоте, где никто и ничто не может ее достать.
Дауд, сев на кровати, обхватил голову Мары ладонями, прочно закрыв уши. Она зажмурила глаза и закрыла обеими руками рот. Княжна дышала тяжело и прерывисто, истерично-шумно, а все тело пробивала мелкая дрожь. Периодически ее начинало сильно трясти, а по телу разливалась волна такого жара, что Дауд чувствовал его не только руками, но и лицом. В очередной раз он прислонился лбом к ее лбу: ее кожа потная и горячая, а его – сухая и холодная. Жар постепенно отступал, а дыхание выравнивалось. Мара раскрыла глаза и тут же столкнулась со взглядом своего стража. Ее лицо наконец-то выражало покой и расслабление, даже умиротворение.
Дауд отпустил ее голову. Взъерошенная девочка потянулась к нему, тонкими руками обхватив шею. Она часто плакала, но в этот раз на ее лице появилась мягкая полуулыбка. Не зная, куда деть руки, страж приобнял ее в ответ, будто боясь случайно надломить ее маленькое пульсирующее тело. Когда Мара оказывалась совсем рядом с ним, она напоминала ему мышь или лягушку, которую легко случайно раздавить.
– В моей голове не складываются буквы в слова, – пробормотала она, уткнувшись носом в его шею. – А когда я сплю, они становятся жаркими и кричат.
– Вам сейчас лучше?
– Да, но ты не
