Стать героем - Александр Николаевич Романчиков
Компания вновь разразилась хохотом и одобрительными выкриками. Паша юмора не понял, к тому же речь про стариков и бездарных учеников уколола его в самое сердце. Пребывая где-то на границе ярости и подавленности, он оглядел зал. Волхв Белобрад, казалось, вообще не заметил появления новых гостей, а вот Любава с нескрываемым интересом разглядывала Хотислава, который в свою очередь, отвечал ей взглядом, преисполненным презрения с примесью животной похоти. Девушку, судя по всему, это не смущало, скорее наоборот. Такое положение вещей Пашу возмутило до глубины души, но он, стиснув зубы, промолчал и уткнулся в миску.
Подкрепившись, компания немощных стариков и нерадивых учеников двинулась обратно к палатке. Паша, теперь уже внимательнее, осмотрел лагерь. Палаток было не так много, как показалось сразу. Один из отрядов занимал целых четыре палатки, там и расположился отряд головорезов Держигора, про которого недавно упоминал Хотислав.
Воины в клепаных кожаных доспехах, с разбойничьего вида лицами и поведением, шумно проклинали все, что можно было проклинать. Они пили вонючее кислое вино, которому, пожалуй, доставалось больше всего проклятий. К тому же, судя по характерным звукам, в одной из палаток наемники резвились с доступными женщинами, которых, должно быть, они привезли с собой. Иначе Паша не понимал, откуда распутницам было взяться при дворе княжьего терема.
Над одной из четырех палаток развевалось знамя – корабль, идущий по морским волнам. Паша заметил, что почти над каждой из палаток, либо рядом с ней, имеется отличительный знак отряда, в основном это были знамена различных размеров, форм и расцветок. А вот у Еремея знамени не было, отчего-то Паша захотелось, чтобы и их отряд имел собственный флаг.
– А у нас будет знамя? – спросил он у Белогора.
Тот лишь усмехнулся, ничего не ответив. Однако как только они вернулись в палатку, Белогор извлек из недр своей сумки сверток. В него было завернуто белоснежное полотно с изображением солнца, пылающего волнистыми лучами. Прямо под солнцем была изображена наковальня с бьющим по ней молотом и яркие искры, разлетающиеся от удара. Ловко насадив флаг на имеющийся в палатке специальный шест, Белогор вышел на улицу, чтобы установить там знамя.
Паша испытал некую странную гордость, глядя как флаг колыхается на ветру, будто он свершил сотни подвигов под этим знаменем. Во что бы то ни стало, захотелось утереть нос гордому Хотиславу, который казался не столько сильным, сколь безмерно самонадеянным. Впрочем, Иван не разделял Пашиного мнения о Хотиславе.
– Их слава гремит по всему Княжеству, ведь они не только управляются с нечистью, но и в войнах участвуют, к тому же вершат на этих войнах подвиги. Хотислав руководил тремя тысячами воев и смог одолеть десятитысячное войско диких племен, что пришли к нашим границам три года назад. Это большой ратный подвиг, немалое искусство полководца надобно иметь, чтобы одержать такую победу. К тому же сам он в тех боях, как говорят, поверг не менее сотни врагов. Так что его слова не пустое бахвальство. – Иван замолк, теребя в руках какой-то свиток, – Но мы еще померимся с ним удалью, рано он нас в забытье решил отправить.
В палатку вернулся волхв:
– Вы уже обустроились? Это хорошо, – волхв устало сел на лавку, – через пять дней мы выйдем, общей колонной, в помощь нам дадут шестьсот воев. Молва несет нам вести, будто в замке основался посланец Ромейского бога, чтобы сеять смерть родному для наших земель. Есть у него и войско, небольшое, из простых людей. А вот что за стенами замка, не видел никто. Награду Яросвет, Князь наш, обещает немалую за голову хозяина замка.
– А кто командовать нами всеми будет? – спросил Ян.
– Князь решит, завтра все желающие занять этот пост будут представлены ему, там он и выберет.
– А ты? Ты пойдешь? – задал вопрос Паша, отчего-то не сомневаясь, что Еремей станет командующим.
– Я? – волхв обернулся к Паше, – Мне и вас хватает, зачем мне войско. Мы в этом походе свою цель имеем. Вам опыта набраться, нам разузнать кое-чего. В бой особо не полезем, то удел горячих голов и рук, наша же задача другая. Нам всем надо вернуться живыми. Тебя, Паша, отправим на обратном пути, звезды задержаться в нужном положении еще достаточное время, чтобы мы успели это сделать. А вот по пути туда мы просто не успеем.
Паша вопросительно посмотрел на волхва, его планы начинали рушиться, сердце кольнуло страхом, но раньше, чем он успел что-либо возразить, волхв крикнул.
– А теперь марш на тренировку! Вы самые слабые воины из всех здесь собравшихся!
– Вот-вот, – поддержал Белогор и указал на маленький тюк с тренировочным оружием, – берите все с собой, за стенами есть площадка дружинная, там и будете тренироваться. Но без меня, мне в городе нужно остаться.
Когда Паша и Ян собрались и вышли из палатки, снаружи стоял нанятый Белогором работник, который должен был помочь ему в торговых делах и погрузке товаров.
Тренировочная площадка делилась на различные части по предназначению: для конных тренировок, лучников или же обычных пеших. Имелись тут и набитые сеном чучела и мишени для стрел. Все это охраняло несколько престарелых сторожей, впрочем, никто и не стремился что-то украсть.
На площадке было пусто, этому Паша был рад, так как стеснялся своих умений, вернее их отсутствия. Однако шум тренировки вскоре привлек своих зрителей, в основном местную детвору и молодых девушек. Все они с нескрываемым интересом наблюдали за неуклюжими движениями Павла, но, видимо, им казалось, что это едва ли не верх ратного мастерства. Тогда Паша стал двигаться увереннее, иногда даже бравируя и картинно размахивая своим деревянным мечом. Однако его выступление длилось недолго, на площадку заявились и другие обитатели лагеря при дворе. Сколь бы ни был искусен воин, а поддерживать мастерство нужно каждому, тем более в преддверии битвы.
В отличие от Паши и Яна наемники Держигора использовали боевое оружие. Далеко разносящийся лязг мечей и щитов привлекал все новых зрителей, а Пашу с Яном уже никто не замечал. Что особенно порадовало последних, не замечали их и наемники, а ведь Паша очень боялся возможных насмешек и издевок. Теперь Паша спокойнее бил свое чучело палкой, чего нельзя было сказать о Яне,
