ЧВК Херсонес - Андрей Олегович Белянин
А когда уже на берегу я лежал пузом вверх, отплёвываясь морской водой, три смутно слышимых голоса спорили в небесах, и, кажется, все они говорили именно обо мне.
– Диня, я тебя убью!
– Как, милочка? Задушишь своими сисяндрами?!
– Не надо ссориться, пожалуйста…
– Ты потащил его купаться, ты во всём виноват!
– Я тебя умоляю! Нефиг было манить его к себе. Он взрослый мальчик, и если бы ты не светила всем чем можно, так мы бы и сидели на бережку, кушали вафли с мороженкой, не глазея на голых тётенек…
– Убью! Чем я хуже Афины или Артемиды?! Если им можно было, почему мне нельзя?!
– Ну не надо так уж остро всё принимать, давайте помиримся…
– Дурак, он же Посейдону по башке булыжником заехал!
– Истеричка! Между прочим, Посейдону оно вдоль трусов – ниже Марианской впадины.
– Ну чего вы завелись, можно же просто обняться и…
– Заткнись уже, герой! – в два голоса раздалось в ответ, и мне показалось хорошей идеей открыть глаза. Почему нет?
Небо было таким же высоким и недостижимо фиолетовым, воздух пах ароматами крымских соцветий, звёзды сияли отмытым хрусталём, а надо мной одновременно склонились три встревоженные физиономии. Оказывается, обо мне ещё кто-то думает! Это было неожиданно и приятно.
– Очнулся? Спи!
Последнее, что я, кажется, запомнил, был кулак, огромный, словно Тауэрский мост, падающий прямо на мою голову. Дальше были тьма, тишина, безветрие и безвременье…
Проснулся я на своей постели от птичьего пения и яркого солнечного света в окно. Несмотря на всё количество выпитого вчера, голова не болела. Хотя я не уверен, что точно помню, пил ли вообще и какова была примерная хронология вчерашних событий. Там был мутный, но весёлый тип по имени Диня, бывший сотрудник, уволенный из музея.
Мы с ним вроде бы подружились, а потом в комнату зашла Светлана, за ней Герман, и все мы отправились купаться на море. Что потом? Белая корова или нет, большой белый бык, неизвестно откуда взявшийся, и тяжёлый удар в лоб, после которого…
– Вот тут провал, – уныло признался я сам себе. Полистал блокнот, новых рисунков не обнаружено. – Но ведь, наверное, можно просто спросить у кого-нибудь?
Кажется, в коридоре раздались лёгкие, почти танцующие шаги. Я вскочил с кровати, как спал – в джинсах, натянул футболку и бросился к двери:
– Светлана?
Девушка подчёркнуто медленно обернулась, на ней было лишь… уф-ф!.. То есть ничего на ней не было, кроме маленького полотенца на сгибе локтя и заколки-крабика в копне золотых волос. А в глазах сквозило искреннее недоумение типа: разве кое-кому не говорили, что с утра к ней не стоит приставать с глупостями?
Я поперхнулся, покраснел, пожелал хорошего дня и тут же отступил обратно в комнату, ровно за полминуты до того, как на подоконнике раздалась трель сотового. Американская певица Бейонсе сообщала, что меня непременно желают слышать прямо сейчас, в восемь часов утра.
– Феоктист Эдуардович?..
– Александр, дружочек, а не зайдёте ли ко мне в кабинет?
– Конечно. Что-то срочное?
– Да, право, и не знаю, с чего начать. Вы изрядно покуролесили вчера ночью, поэтому ноги в руки – и галопом марш-марш ко мне сюда-а!!!
Как я понимаю, меня уволят в первый же рабочий день?
Но, вспомнив вчерашний вечер, красное вино, синее море, белого быка, Светлану, новых друзей, я почему-то стал удивительно спокойным. Ведь даже если меня отсюда выпрут, то вряд ли это заставит меня с ними поссориться. Есть люди, которые за один вечер становятся ближе родственников, и я их не сдам.
– Нет, ты видел, что он сделал с быком?
– Ну врезал ему.
– Нет, он его чуть не убил! Ни в чём не повинное животное! Огромным камнем по голове! Почему ты молчишь?!
– Потому что говоришь ты.
– Не зли меня, дорогой!
– И в мыслях не было.
– А то я не знаю, что у тебя в мыслях! Ещё раз предупреждаю: лучше не выбешивай меня, потому что сегодня я… Оу? Что ты делаешь правой рукой? О-о-о…
– Успокаиваю тебя.
– Ты меня бесишь!
– Мне остановиться?
– Про-дол-жа-а-ай…
…За дверями меня ждали. Мрачный горбатый сторож с повадками цепного пса кивком головы предложил следовать за ним и на протяжении всего пути ни разу даже не обернулся. Видимо, он просто не понимал, как это можно не пойти, а мне не хотелось разочаровывать человека. Хотя минутное ощущение, что какой-то бывший энкавэдэшник ведёт меня длинными коридорами на расстрел, почему-то было, и от этого возникало жгучее желание наподдать Церберидзе с ноги под зад!
– Даже не думай, – всё так же не оборачиваясь, предупредил старик.
Мысли он читает, что ли? Или не я первый о таком подумал?
– И не последний. Заходи, бог ждёт.
Честно говоря, от такого неприкрытого пресмыкательства перед начальством меня немного передёрнуло. Я понимаю, субординация: этот – сторож, тот – директор… все дела, но чтоб называть «богом»… это уже неслабо чересчур…
– Вызывали?
Феоктист Эдуардович сидел за столом спиной к двери, так что теперь мне была особенно отчётливо видна ярко блестящая лысина на его затылке в окружении длинных рыжих волос. Словно солнце в сиянии лучей на закате. Я вдруг подумал о том, что впервые вижу человека, которому так идёт лысина. Но вовремя догадался не говорить этого вслух.
– Присядьте, милый друг, порадуйте вниманием седого старика, что в бездну лет глядит… – нараспев, в греческом стиле начал совсем-таки не седой директор «Херсонеса». – Вот белый лист, исписанный словами, что льются горечью, обидой и тоской. Я получил его сегодня утром. В нём же описаны события вчерашней ночи. Так что же, не юноша, но муж, готов мне рассказать о ваших приключениях?
– Ничего особенного, – я решил пока не садиться. – Знакомлюсь с коллективом, как раз хотел сегодня осмотреть экспозицию и определиться с фронтом работ.
– Всё это вы сделали вчера, – глава музея перешёл на нормальную речь. – Как я понимаю, и в коллектив влились, даже налились, если так можно выразиться, и в «основную экспозицию» без разрешения шастали, и купания на исторической территории устроили, и на безобидное животное напали. Кстати, «аря-ря-я» – это что?
– Боевой клич моих сестёр. Но вы бы видели этого бычару-осеменителя…
– Александр, вы маньяк или нудист? У вас какие-то личные счёты с крупным рогатым скотом? Любите убивать ударом камня по голове? Чего я ещё о вас не знаю?
Мне оставалось лишь пожать плечами: крыть было нечем,
