Новый мир. Трансформация - Анна Урусова
– Для начала мы должны войти в Совет. Власть дожа велика, но и он нечасто может изменить решение Совета.
Лучианна безмятежно улыбалась, и я никак не могла понять, чьи интересы она сейчас преследует. Мои? Свои? Наши? Я быстро обвела взглядом собравшихся: Женевьева – подруга и единомышленница, но кому она будет верна в случае чего: мне или собственным принципам? Хлодвиге – мужчина, добровольно вызвавшийся стать моим рабом, спорящий со мной наедине, но подчёркнуто уважительный на людях. Лучианна – очень красивая серая мышка, не осмеливавшаяся лишний раз открыть рот на собраниях у Доменике. Антонио, которому скоро придётся выбирать между сестрой и любовницей. Кому из них я могу безоговорочно доверять?
– Я подниму этот вопрос на сегодняшнем собрании. Я надеюсь, у каждого из вас есть законные перспективы войти в Совет?
– Я и Лучианна есть в Солнечной книге. Семью Нуово, кажется, должны были включить пару лет назад, как оказавших важную услугу Сеньории.
– Включили. Так что всё законно. – Женевьева широко улыбнулась, явно довольная тем, что имеет не меньшее право войти в Совет, чем Лучианна. Интересно, почему они друг другу так не нравятся? Или все сёстры ревнуют братьев к их девушкам?
– Отлично. Теперь насчёт покушения. Убить пытались меня, так что и решать мне. Я буду требовать, чтобы зачинщики и исполнители были найдены и заточены в Башню правды.
Кажется, никто их соратников не ожидал такого ответа. Первым нашёлся Хлодвиге.
– Твоё право, догаресса. Ты хочешь справедливого суда для них и Амэранты?
– Да. Заодно и решим проблему с кораблём.
Ни к чему им знать, какой именно справедливый суд будет ждать заговорщиков.
За час до сбора Совета мы разошлись по своим комнатам. Хлодвиге аккуратно поинтересовался возможностью составить мне компанию, но я отказалась.
Оказавшись у себя, я устроилась перед зеркалом и придирчиво принялась изучать собственное отражение. Почти два месяца, проведённые в Новой Венеции, изменили меня: на лбу и на висках прорезались первые морщины, в волосах цвета молочного шоколада появилась первая – и очень заметная – седина, в глазах – какое-то затравленное, недоверчивое выражение. И без того острое лицо заострилось ещё сильнее, приобрело какое-то хищное выражение. Разве может так выглядеть Богиня?
Не может. А я окажусь в безопасности только в том случае, если стану Богиней для каждого жителя Светлейшей Сеньории. Поэтому у меня есть только час, чтобы магией привести в порядок кожу и волосы, убрать морщины и седину, вернуть глазам живость и блеск. И да помогут мне боги пластической хирургии.
К тому моменту, когда в дверь постучал слуга, чьей обязанностью было повсюду сопровождать дожа, я была донельзя вымотана и настолько же довольна собой. Мой образ «сотворить идеал из измотанной женщины» вполне мог бы войти в учебники Университас. Не войдёт, конечно, ибо раскрытие этого маленького секрета никак не сочетается с моими планами, но местные женщины и сами неплохо справляются. И вообще, если я не Богиня на самом деле, то уж точно гений! Толком не зная биологию, создать образ, непрерывно поддерживающий эталонный внешний вид и тратящий при этом минимум энергии, это внушительное достижение.
В этот раз зал оказался заполнен на две трети. Интересно, что же пробудило в аристократах уважение к воле покойного? Зрелищное сожжение или не менее зрелищное сражение с неведомым злоумышленником?
– Приветствую Большой Совет! – Я прошла сразу к своему месту, но садиться не стала. Требовать следовало сразу, не давая им времени опомниться. – Я вижу, многие смогли переступить предрассудки и принять верное решение. Но те аристократы, которые сочли возможным поставить свои личные убеждения превыше блага Новой Венеции должны быть выведены из состава Большого Совета. Желает ли кто-то возразить?
Пауза. Не более, чем дань вежливости, призрачная возможность возразить. Почему же они молчат? И тут я едва не рассмеялась. Они видят в моих словах прекрасную возможность пропихнуть в Совет своих союзников и усилить собственное влияние! Ну и отлично. Так они скорее согласятся на требование ввести в Совет моих соратников.
– И первыми кандидатами на освободившиеся места я хотела бы назвать Женевьеву и Антонио из семьи Нуово, Хлодвиге из семьи Либерте, Лучианну из семьи Порталуче.
Облегчение, которое аристократы испытали после того, как я замолчала, было почти ощутимым. Ещё бы: из двухсот освободившихся мест мои ставленники претендуют только на четыре. Есть, чему радоваться.
– Предлагаю сразу же проголосовать, многоуважаемые. – Этого дородного мужчину, словно сошедшего со старинных портретов, я в прошлый раз не видела. Интересно, я его не заметила или он только сегодня проникся уважением к последней воле Фредерике? – Кто за?
Как я и ожидала, несогласных не оказалось.
– Следующий вопрос, который я хотела бы вынести на ваш суд, касается сегодняшнего покушения… – Я прервалась, увидев, как худая почти до измождённости женщина в строгом фиолетовом платье испанского типа медленно поднимается со своего места.
– Я слушаю вас, многоуважаемая… – я сделала паузу, давая женщине возможность представиться.
– Виттория Градениге, догаресса. Я позволила себе прервать вас лишь ради того, чтобы сообщить: нападавшие на вас преступники найдены, изловлены и содержатся сейчас в моём доме. Естественно, я готова передать их в руки правосудия в любой удобный момент.
– Прекрасно. Я желаю, чтобы их судили по законам Светлейшей Сеньории. Что, как я понимаю, будет возможно только лишь после того, как я обручусь с Терриной. До того момента их следует поместить в Башню правды и содержать там, следуя заведённому порядку. Есть ли возражения?
Возражений, как я и рассчитывала, не было.
С рассветом я подошла ко Дворцу дожа, простоволосая, одетая в одну белую длинную рубаху. На приличном расстоянии от меня двигались Антонио, Шива и Женевьева. Это было наглым нарушением традиций: первое Обручение дожа должно было происходить наедине со стихиями, если не считать, конечно, вопящую от радости толпу, заполнившую площадь Марка и Доменика.
Но друзья наотрез отказались оставлять меня одну против толпы. Да и от радости мало кто вопил: некоторые хмурые венецианцы явно желали мне чего угодно, кроме долгих лет жизни и лёгкого правления. Их настроения не улучшали даже выставленные на площадь бочки с алкоголем.
Ничего. Они обязательно всё поймут.
Первым делом следовало обручиться с Воздухом. Раскинув руки и запрокинув голову, я выкрикивала слова клятвы в равнодушное голубое небо. И как им вообще пришёл в голову этот ритуал? Закончив клятву, я свела руки над головой, и в небо ударила яркая голубоватая молния.
Не зря я старалась, творила самую
