ЧВК Херсонес. Том 2 - Андрей Олегович Белянин
– Да.
– А чо, очень похоже на правду. И отлично объясняет, почему Милка (миль пардон, Мила Эдуардовна, конечно!) закинула нас всех сюда.
– Светлану я видел, этот негодяй куда-то повёл её.
– Куда, куда? А ты типа не понял? Бро, прости, мне опять надо… короче, я в кашу…
Бывший трезвым целых две минуты, Диня глупо хихикнул, вытащил амфору из сумки и, даже не предложив присоединиться, вылил себе в глотку не меньше трети. Я же вдруг почувствовал прилив плохо контролируемой ярости. Хотя в целом, как вы заметили, всегда был довольно мирным и неконфликтным человеком.
Я злился на всё и всех: на Милу и директора – за то, что своими интригами сунули нашу команду в логово маньяка; на Денисыча – потому что пьянь и не вовремя; на Светлану – поскольку она вырядилась как шлюха; на Германа – потому что шляется неизвестно где, когда нужен тут и сейчас; на себя – за то, что ровно ничего не могу сделать! Или могу?
Помнится, на уроках нам рассказывали забавную историю. Давным-давно в Германских землях некий мастер меча вызвал на дуэль незнакомого ему художника. Тот не мог отказаться от драки, в минуту распахал противнику грудь и, проведя бросок через бедро, в придачу сломал ему руку в трёх местах. Дуэлянт выжил, но махать мечом уже не мог. А того художника звали Альбрехт Дюрер, тот самый, кто рисовал пособия по фехтованию и рукопашному бою.
– Поэтому никому не следует портить настроение специалисту по истории искусств широкого профиля, – сквозь зубы прорычал я, снял со стены тяжёлую алебарду (лезвие – оригинал, древко – новодел) и в три минуты раздолбал на разноцветные пиксели Кандинского все видеокамеры наблюдения!
Очень надеюсь, что тот, кто сидит за мониторами, постарается как можно быстрее предупредить домовладельца. Тем более что у нас тут планируется пожар…
Я аккуратно сложил несколько самых дурацких и не имеющих ровно никакой ценности картин впритык к решётке и попытался поджечь их, выбивая искру из старенького кремневого турецкого пистолета XVIII века.
– Зема, пл-пл-сни, помогаи-е-ит, – мой приятель что-то быстро сунул в сумку, взамен протягивая мне пластиковый стаканчик чистого спирта.
Да, признаю: так оно загорелось гораздо веселее!
А дальше всё по плану. Противопожарные системы всего мира в целом одинаковы: в течение минуты включились разбрызгиватели воды под потолком и автоматически открылись все двери. Мы с Денисычем ломанулись на выход, причём алебарду я прихватил с собой.
Чисто на всякий случай. И да, случай не преминул представиться.
Двое бритоголовых охранников, как я понимаю, те самые «котики», попытались встать у нас на пути. Да, у них были травматические пистолеты, но, прежде чем я замахнулся алебардой, наш знаток всех древних языков раздолбал амфору о свою же голову и, сжимая в руке глиняную «розочку», весь в красном вине и терракотовых осколках, заорал как ненормальный:
– Всех попишу, век воли не видать! Козлы-ы, петушары-ы, вертухаи беспонтовы-я!
Почему-то его сразу поняли правильно, и нам безропотно уступили дорогу. Мы рванули вперёд, а охрана, широко перекрестившись, дружно пошла писать заявление на увольнение с этой нервной работы. Видимо, такие условия, как гарантийная остановка двух истерических психов, не входили в трудовой договор. Очень правильно, переквалифицируйтесь в коллекторы, всё безопаснее, чем стоять на пути у скромных музейных сотрудников…
– Куда нам?
– В спальню!
– Диня, чтоб тебя, нашёл время! Я спрашиваю, где искать Гребневу?!
– Я и говорю: в спальне!
– Ясно.
– А ты о чём подумал?
– Ой, всё…
Я не знал, куда бежать и где расположена спальня. А учитывая, что владелец скупил весь этаж, за ним можно было гоняться долго. Но Денисыч, всё ещё пребывающий в образе пьяного вора в законе, кажется, совершенно точно знал, где тут что находится, и уверенно вёл меня вперёд. Охрану мы встретили ещё дважды.
Первую тройку молодых, а потому слишком ретивых ребят я сбил с ног одним широким взмахом алебарды на манер размашистого удара клюшкой, как это делают канадские хоккеисты. Получилось шикарно: все трое дружно подпрыгнули, спасая ноги, и столь же успешно столкнулись головами в высшей точке прыжка. Звук трёх пустых тыкв наверняка был слышен и на Массандровском пляже!
Мне начинало всё это нравиться. Грозный Диня хохотал фальцетом, словно пьяная маркитантка времён Гуситских войн. Распахивая все двери, заглядывая во все комнаты, мы, с одной стороны, поражались всему золотому: лепнине, украшениям, росписи потолка, отделке мебели и прочее, а с другой – вздрагивали от этой лютой цыганщины! По-моему, у хозяина явно был пунктик на золото, человеку лечиться надо, а мы тут под ногами мешаемся…
– Бей в песи, круши в хузары! – на манер летучих героев Отечественной войны двенадцатого года орал горячий полиглот с греческим профилем, размахивая во все стороны горлышком от винной амфоры, разгоняя сивушные и валерьянковые пары…
И да, никто не рисковал к нему приближаться. Ещё трое охранников даже за пистолеты не хватались, сразу рассосались вдоль стен. Если кто всерьёз считает, что, наняв за деньги крутую охрану, вы таким образом преспокойно доверяете жизнь людям, которые, если что, готовы положить за вас свою, то… увы! Разочаруйтесь. Добровольно калечиться, становиться инвалидом, а уж тем более героически умирать за невнятную зарплату никто не намерен. Хороших телохранителей всегда меньше, чем желающих их нанять, и культовые фильмы Голливуда в этом плане никак не показатель. Хотя красивая сказка тоже чего-то да стоит, правда? Особенно под…
– Мазафака! – не сдержавшись, выдал я, когда мы таки нашли ту самую спальню.
Светлана Гребнева стояла к нам спиной у полураскрытого окна, любуясь морским пейзажем. Из всей одежды на ней была тончайшая газовая комбинация.
Сам домовладелец лежал распятый на двуспальной кровати, поперёк алых шёлковых простыней, прикованный розовыми наручниками, почти голый, с красным шариком во рту. Почти – потому что на нём оставались советские семейные трусы произвольного покроя серо-синего цвета. Да, и полосатые носки. Длинные, до середины икр, но это всё.
– Вы в порядке?
– Ах, Александр! Мой спаситель! Вы, как всегда, вовремя… – девушка бросилась мне на грудь, прижимаясь всем телом. На секундочку я пожалел, что здесь слишком
