ЧВК Херсонес - Андрей Олегович Белянин
– Упейте хоть э-тфа б-лтуна! Он нам фсё испортил… защем он фаапще к нам припёрся? Мишаит пить!. Щё жтём? Упить ефо, я ск-сал…
Три волкодлака набычились, вздыбили шерсть, поиграли мускулами, принимая эффектные позы, и неспешно вышли вперёд. Бросив пару взглядов по сторонам, я понял, что помогать мне никто особенно не собирается. То есть абсолютно.
С упорством, достойным лучшего применения, Денисыч продолжал накачивать переменчивого дьявола в красном плаще, Земнов одобрительно помахал рукой, всем видом показывая, как он в меня верит. И лишь Светлана, шагнув навстречу, обняла меня за шею и нежно поцеловала в щеку.
– Не волнуйтесь, это же всего лишь блохастые псы. Возьмите палку и покажите им, кто хозяин в доме. Обернувшись к волкодлакам, она громко свистнула и повторила: – Эй вы, Александр назвал вас блохастыми псами! Слышали?!
После чего она забрала у меня свою сумочку и преспокойно уселась на ящик из-под скифского золота, круче Шэрон Стоун закинув ногу на ногу. Не могу сказать, что это так уж обнадёживало или хотя бы чуточку вдохновляло, но всё равно чисто визуально – приятное глазу зрелище.
– Аря-ря-я! – на всякий случай выкрикнул я, но тем не менее мне пришлось отступать.
Волколдаки грозно зарычали, я же оглядывался по сторонам в поисках хоть какого-то мало-мальски подходящего оружия. Увы, всё, что находилось именно в этих запасниках, представляло собой перевязанные коробки, забитые деревянные ящики, укрытые брезентом скульптуры и длинные ряды картин. Противник приближался.
Один раз мне почти повезло встретить чугунную копию Давида с мечом работы итальянца Бенвенуто Челлини, но меч оторвать не удалось, да и он всё равно был тупой. Прекрасно осознавая мозгом, что всё это лишь наркотические галлюцинации, что никаких монстров в подвалах музея быть не может, что никто меня даже не укусит, а уж тем более не разорвёт, я тем не менее не мог полностью отрешиться от жути всего происходящего.
Меня загоняли в дальний угол трое против одного, и, будь они люди, я бы дрался. Но этот воплощённый ночной кошмар буквально холодил кровь, на корню давя инстинкт самосохранения. Я чувствовал себя забитым, запуганным ребёнком, к которому неумолимо приближается самый большой страх его жизни. Мне требовалось что-то реальное, настоящее, способное вернуть…
– Стоп, – сам себе скомандовал я, опускаясь на одно колено. Холщовая ткань, закрывающая ряды картин, как-то приподнялась на углу, открывая русские буквы. – «…нджи». Не может быть…
Герман и Светлана, до сих пор спокойно взиравшие на моё отступление, заинтересованно повернули головы.
– Ребята, это же Архип Иванович Куинджи! Русский художник греческого происхождения, преподавал в Академии, ученик Чистякова, приятель Репина, уникальный живописец начала двадцатого века. Светящиеся холсты! Неужели не помните?
– Не-ет, не пр-по-минаем, – ответил за всех дьявол в красном плаще, едва ворочая языком. – А пщему это фашно? Это не фашно. Еште ефо уше-е…
– «Лунная ночь над Днепром», – я потянул вверх край ткани. – Куинджи написал несколько версий этой картины. Она была жутко популярна, и ему заказывали копии. Я знаю одну в Третьяковке, одну в галерее Догадина в Астрахани, одну в Русском музее Питера, ещё одну в Киеве, но чтоб ещё и в Амстердаме… Это же находка века!
Волкодлаки меж тем решили, что счастливый человек всегда вкуснее, и, оскалив клыки, бросились ко мне одновременно, пока я, как последний дурак, снимал тряпки, разворачивая картину. Вполне возможно, что вот тут бы вся эта история и закончилась, но шерстяные монстры увидели нарисованную луну, и… все трое дружно сели на хвосты, задрали морды вверх, и к потолку взлетел тоскливый волчий вой!
– Мошно п-тише? И так колова раскалыфавется-я.
Ну, как оказалось, очень даже можно. В том смысле, что при виде луны, столь реалистично нарисованной великим русским художником, волкодлаки вдруг стали мутировать обратно. С них клочьями сыпалась шерсть, с хрустом укорачивались кости, втягивались хвосты, исчезали клыки и когти, а буквально через минуту передо мной на бетонном полу корчились трое тощих студента-очкарика самой субтильной внешности.
– Бу-у… – зачем-то сказал я, и вся троица голышом бросилась под защиту Фрейшютца.
Вот что делает великая мощь русского изобразительного искусства! Денисыч, по-прежнему сидящий напротив пошатывающегося рогоносца, победно отсалютовал мне уполовиненной амфорой, после чего вновь расхреначил её о голову собутыльника в красном плаще. Тот безропотно рухнул под стол копытами вверх.
Получается, что и в этот раз мы справились? Человек действительно может управлять своими страхами, фантазиями и глюками? Все наши бросились ко мне с распростёртыми объятиями. Гребнева добежала первой, здоровяк Земнов, подхватив нас двоих, закружил в воздухе. Вся банда Фрейшютца жалась в углу. Они, конечно, скалили зубы, строили жуткие рожи и показывали средний коготь, но нападать не решались.
– Свали-ва-ем отсюда, б-ртцы, – из последних сил попросил знаток всех языков. – Че сслово, я больше не в… в силах пить…
– Надо забрать золото, – вспомнил я.
– Оно уже тут, – золотоволосая блондинка покачала дамской сумочкой на плече. – И не волнуйтесь, когда они хватятся, то найдут в ящиках самые высококачественные копии. А уж если обман раскроют, то никак не в интересах амстердамского музея признавать правду.
– Нам действительно пора, – вмешался Герман, – Мила Эдуардовна долго ждать не будет.
Денисыч понятливо кивнул, подошёл к деревянному ящику, где лежало скифское золото, споткнулся на ровном месте и рухнул в него с головой. Мы вместе с Гребневой бросились ему на выручку, но кто-то одним жестом бульдозера подтолкнул нас в спину, и мы оба чуть ли не в обнимку полетели вниз, сквозь опилки, пенопласт, фальшивые золотые украшения, в бездонную тьму…
– Почему сразу я?
– А кто?!
– Да кто угодно – случайность, рок, судьба, предназначение, совпадение, боги…
– У тебя на всё есть отговорки!
– Потому что я не виноват!
– Но ты обещал! Ты нанял местных авторитетов, ты договорился с людишками, ты заплатил деньги и отправил им мои голые фото…
– Вообще-то наши.
– Не перебивай! Лучше объясни, почему они до сих пор живы?
– Кто, авторитеты?
– Не беси меня-я!
– Ну-у… возможно, мы недооценили силу…
– Чего? Этой жалкой истории искусств?!
– Александра Грина.
…Перелёт не был долгим. Фактически он длился меньше минуты, потому что, прежде чем я решился матом проорать: «Что тут вообще происходит?», мы все рухнули на свежую зелёную траву у фонтана в музейном саду.
Та же
