Сады Рэддхема - Лана Фиселлис
Кое-как разлепляю тяжёлые веки. Темно. Ни костра, ни сфер, ни даже лунного света. Может, я одна из тех, кто остался под завалами камней? Может, я вообще умерла? Или всё это самый обычный сон? Просто плохой сон, который легко можно позабыть утром. От этой мысли в груди вдруг загорается слабый огонь надежды. К несчастью, он потухает слишком быстро. Достаточно пошевелить пальцами, как на меня обрушивается жуткое осознание – это не сон.
Я рвано выдыхаю, моргая от накатывающей тошноты. В голове пульсирует, тупая боль разливается по телу. Приподнимаю руку и тут же шиплю от неприятных ощущений. Тошнота вдруг становится острее – её горечь оседает даже на кончике языка. Темнота смазывается. Всё кружится, подобно карусели, монотонно вальсирующей в замедленном режиме. Издаю тихий стон. Как же, чёрт возьми, плохо…
Приходится упереться рукой в землю. В ладонь тут же впиваются веточки и сухие листья. Пытаюсь подняться, но снова заваливаюсь назад – боль в затылке немного приводит в чувство. Кажется, я разбила голову; пальцы нащупывают успевшую засохнуть корочку. Наверное, содрала кожу при падении. Или, может, кто-то намеренно огрел чем-то тяжёлым по затылку. Вот и причина тупой боли и тошноты.
Вторая попытка подняться оказывается успешной – у меня практически получается сесть. Голова кажется столь тяжёлой, что так и норовит завалиться в сторону. И пусть картинка перед глазами всё ещё не слишком чёткая, но и этого достаточно, чтобы понять, где я: не в неудобной кровати Подземного Города и даже не под завалами Площади Святых. Я в лесу.
Отнимаю ладонь от раны, упираясь ею в рядом стоящее дерево. Когда сильный приступ тошноты немного стихает, медленно поднимаюсь на ноги, практически обнимаясь со стволом. Выглядит это, несомненно, нелепо и не слишком… по-королевски, но мне как-то плевать. Чудится, что земля под ногами ходит волнами. Я словно нахожусь на круизном лайнере, который попал в шторм. Прикасаюсь щекой к шершавой коре.
– Боже, – шепчу, прикрывая глаза, и всё же решаюсь отпустить несчастное дерево – в голове кипит и бурлит каша из различных событий.
Я уже запуталась, где реальность, а где частичка моих снов. Меня ощутимо качает, стоит только отпустить «опору». Выставляю руки в стороны, чтобы сохранить равновесие. Кончики пальцев мягко прикасаются к вискам, массируя нежную кожу. Проходит несколько минут, прежде чем я могу отступить от дерева хотя бы на шаг – признаться, я всё ещё боюсь, что мне снова придётся с ним обниматься. Неспешно оглядываюсь, пока тошнота вновь не подступает к горлу. Я точно в лесу. Это не галлюцинация и не моя фантазия. Совершенно одна в тёмном лесу.
– Чёрт, – шепчу я, проводя ладонями по лицу.
Последние события всплывают отрывками, но их достаточно, чтобы сложить этот огромный пазл в целостную картину – всё куда серьезнее, чем я предполагала изначально. Я сочла слова Рашель и Агаты глупостью, не отнеслась к ним так, как должно. И вот мое наказание за это. Мне нужно было ещё в первую встречу с Раш прислушаться к каждому её наставлению. Может, тогда было бы возможно избежать всего этого. А сейчас…
Судорожно выдыхаю, запуская пальцы в волосы. Пряди выбились из косы и теперь спадают на лицо, лезут в глаза. На меня вдруг накатывают такой ужас, такой страх, что тошнота, которая, казалось бы, стихла, вновь поднимается к горлу. Зачёсываю локоны назад, а затем прижимаю руки ко рту. Заглушаю этим жестом крик, который так и рвётся из-под рёбер. Глаза предательски щиплет. От страха. От безысходности.
Всё это – не игра.
Я отнеслась к этому безответственно, как к глупой шутке. Но теперь, когда мне удалось узнать цену войны… стало больно. Смерти будут, и их не избежать. Их будет много. И поняла я это слишком поздно. Щёки жжёт от слёз, стоит только подумать о мальчике Магнусе, Агате и Элиоте; стоит только осознать, что, возможно, я не смогу вернуться домой живой. Я больше не пройдусь по переполненному проспекту, не почувствую аромат нелюбимого кофе. Я заперта здесь.
Хочется спрятаться, забиться в какой-нибудь тёмный, максимально безопасный угол и переждать там всё. Но вместе с тем вскипает жажда отомстить за жизни Агаты, Магнуса и других. Я желаю, чтобы одна из колонн придавила и Рураль. Чтобы камень раздавил её голову. Чтобы она исчезла навсегда.
Холод ночного леса начинает брать своё. По рукам бегут мурашки, заставляя вздрогнуть от озноба. Я совсем забыла, что сейчас всё ещё зима, а на мне лишь тонкий камзол. Обнимаю себя, растирая предплечья. Сейчас не помешала бы сила Агаты. Злость не греет тело, а страх только усугубляет ситуацию. Меня ощутимо трясёт. Нужно найти что-то тёплое, иначе я просто умру от холода, чьи щупальца уже раздирают кожу в надежде проникнуть глубже. К сожалению, всё, что я вижу, – голые деревья.
– Селена.
Взвизгиваю, слыша собственное имя в тишине леса. Оборачиваюсь на голос, встречаясь взглядом со слишком знакомым лицом. Все мои страхи и переживания вдруг резко исчезают, даже головная боль и тошнота отходят на второй план.
– Боже, Элиот, – только и могу выдохнуть я.
Не верится, что он прямо передо мной. Инстинкт самосохранения велит оставаться на месте, обуздать свою радость, но я резко подаюсь слабости, шагая вперёд. Элиот почти тут же подскакивает ко мне, обхватывая ладонями мои локти. Я покачиваюсь, но не отвожу взгляда от его обеспокоенного лица. Мелкие ссадины и царапины особенно чётко выделяются на смуглой коже щёк.
– Элиот, – из последних сил шепчу я, ощущая мелкую дрожь, проходящую волной по всему моему телу.
Руки обвивают холодную шею. Обессиленно утыкаюсь лбом куда-то ему в плечо. В карих глазах, помимо злости, страха и растерянности, сверкает ещё и радость. Он словно одним блеском радужек произносит: «Слава всем Святым». Элиот рад видеть меня живой – и это взаимно. Его пальцы скользят по моим локтям, а затем обхватывают плечи. Чувствую, как ладони сжимают кожу. Элиот осторожно прижимает моё подрагивающее тело к своему. Уже не знаю, из-за чего именно трясусь: от холода или от всего пережитого. Элиот тоже этого не знает, поэтому на всякий случай пытается растереть скованные мышцы.
– Нам надо идти, Сел, –
