Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков
Это была ошибка. Телами толпы стражу сковало так, что они даже вздохнуть не могли, не то что махать чем бы то ни было; по железным доспехам стучали кулаки, палки, летели крики проклятий, визг свободы угнетаемого народа, нашедшего выход в исполнителях королевской воли. От ударов стражники не сильно то и пострадали, но сминались их доспехи под напором народной мести, плющились, раздавливали им ребра –медленно, мучительно, хрипели они и захлебывались кровью, пытаясь дышать. Тех, кто их сдавливал, тоже сдавили в ужасной давке, прижимая к железным телам задними рядами, но они умирали быстро, поскольку на них не было доспехов.
Винное озеро расползалось по площади, хлебали его люди, как собаки, вставая на четвереньки, дрались за каждую кружку, каждый глоток, размешивая упавших и мертвых ногами в мясной фарш.
– Мы не трусы!– орали пьяными голосами вскоре, – долой тиранию!! Хватит им жиреть за наш горб, нелюдям!! К лошадям их привязать да по полю пустить!!
Альфонсо смотрел на все это со смешанным чувством ужаса и восхищения, причем ужас стал преобладать в тот момент, когда раздались крики, касающиеся конкретно его самого:
– Веди нас вперед, Альфонсо, свергнем царя, долой Минитэку и его жирных прихвостней, к черту Бурлидо, у нас новый святой!!
Злобные, краснолицые, разгоряченные люди обступили графа, который уже пожалел, что вовремя не убежал. Огромная, неуправляемая толпа требовала вымещения злости, хотела громить, убивать всех, кто по их представлению, был виноват в их бедах, а точнее всех, кто жил лучше, чем они.
– Вот чего советник не учел, – подумал Альфонсо, – что его народ тоже захочет уничтожить.
– Люди! Долой угнетение, поборы, долой рабский труд! За мной, в бой за свободу!!
Альфонсо взмахнул кинжалом, и выглядело это со стороны, наверное, жалко, поскольку ему тут же сунули в руки меч, конфискованный у одного из стражников.
– Что вы делаете, нехристи. – закричал, вдруг, глашатый на другой стороне площади, и зря он это сделал: через миг он уже висел на копье с вытаращенными глазами.
Большая река серой массы народа хлынула по улицам города, снося все на своем пути: кабаки, рынки, оставленные кареты. Поскольку четких указаний, куда направить свое войско Альфонсо не получил, то решил направить свой успех себе на пользу – и ведомая им толпа, топорщась факелами (днем), вилами, топорами, палками, заполнила двор тюремной башни – самого ненавистного места бедного населения страны. Альфонсо приготовился к драке, но охрана тюрьмы даже драться не стала, поспешно бросив свои посты. Загрохотали двери тюрем, высвобождая всех подряд с радостными криками, все четыре этажа заполнились топотом, проклятьями, связанными с возмущением условиями содержания. Добрались и до оружейной, и в босой армии появились луки, мечи, копья, щиты, даже были алебарды .
Альфонсо подошел к решетке узницы, где раньше сидел; Лилия вернула себе прежний, ведьмачий вид, навесив крысиных голов на волосы и одежду, только глаза ее померкли, лишившись того задорного, неугасаемого пламени жизни, волосы спутались, топорщась как пакля, платье было грязным и рваным.
Даже самые пьяные остановились в немом молчании.
– Быстрее, дайте ключ от камеры, – крикнул Альфонсо, – ведьма, именем революции, мы освобождаем тебя.
– Ты что, граф, она же ведьма! Не трожь ее, она бесноватая. – выкрикнул кто то не очень пьяный.
– Она не бесноватая, я изгнал из нее демона, когда… На досуге в общем. Эй, ведьма!
Лилия скользнула по разбойникам бессмысленным взглядом, который уперся в Альфонсо, и застыл на нем. Вспыхнувшее пламя в ее глазах он увидел чуть раньше, чем она прыгнула к нему, как кошка, вцепилась в решетку, заорала, брызгая слюной, словно змея ядом:
– Будь проклят!! Будьте вы все прокляты!! Ненавижу вас, всех, горите в аду!!
И все в таком смысле. Излияния ее были долгими, страшными для бунтовщиков, которые резко отшатнулись в суеверном страхе, перекрестили ее крестами, бросились бежать из тюрьмы. Альфонсо хотел остаться, образумить ведьму, но толпа утащила его почти насильно, угрожая прикончить, если он хоть притронется к одержимой. В какой то момент руководитель бунта стал его заложником, управляя толпой, делал так, как она захочет, под угрозой впасть в немилость к этой вздорной, капризной и скорой на расправу стерве.
– Где эти долбанные стражники, – думал Альфонсо. Подавлять бунт никто не торопился, отчего можно было сделать вывод, что замок решили захватить без отвлекающего бунта, и теперь там идет бойня, в которой занята вся королевская стража
– Вперед, на приступ замка! – крикнул Альфонсо, взмахнув мечом, – искореним это зло!
Вообще то, штурмуя замок, он надеялся скинуть с себя это злобное, неуправляемое, переменчивое в настроении ярмо, которое медленно, но верно выходило из под контроля; Альфонсо надеялся, что всех их (кроме него, конечно же) перебьют при штурме замка, но люди все прибывали и прибывали, делая армию бунтовщиков все больше, а солдат короля все не было, так что теперь он уже сомневался в успехе своего поражения.
Разъяренные и пьяные вояки пожирали город, как саранча, оставляя после себя обломки, пустые бочки из под вина и водки, разоренные дома и, иногда, трупы. Толпа, не видя выхода злости, бурлила, как герметично кипящий котел, который грозил разорваться в любой момент- и он разорвался. До замка не дошли и половины пути, как где то в середине марша вспыхнула драка внутри толпы, переходящая в бойню. Над бунтовщиками, словно архангел, взлетел человек, с проткнутым вилами подбородком, посмотрел на все сверху выпученными глазами, рухнул на головы дерущимся. Что там происходило точно, Альфонсо не видел – но крики, грохот, летящие осколки и щепки чего попало, разлетающиеся в стороны отчетливо дали понять: нужно бежать отсюда, пока не поздно.
– Свое дело я сделал, – подумал он, – теперь заберу Иссилаиду, и деру отсюда подальше.
Он побежал к замку первого советника, но после нескольких метров бега, скрипя сердцем смирился с мыслью: без лошади не обойтись. Благо, по городу их шаталось много, даже оседланных, правда в большинстве своем напуганных, брыкающихся и кусающих, почем зря, но была и одна, которая проявляла полное безразличие к происходящему. Правда, когда Альфонсо на нее воодрузился, она упала, захрапела и сдохла, потому что оказалась раненной, едва не придавив ему ногу своей тушей. От злости Альфонсо пнул ее по мертвой голове, и тут же увидел нормального коня, привязанного около ворот дома – оседланного и спокойного, несмотря на то, что он только что видел.
Город бился в агонии битвы, город кричал, разрывался на куски, умирал, под разрушительным действием бунта, никем не контролируемого, по этому страшного вообще для всех. Город горел, и со стороны шлейф дыма выглядел особенно впечатляющим,
